71229.fb2
- Что от меня нужно Ольгу? - холодновато осведомился Дмитрий Иванович. - И зачем ты ездил к Мамаю?
- К Мамаю я ездил для того, чтобы просить его не топтать Рязанскую землю, о том же просьба моего государя и к тебе, великому князю Московскому и Владимирскому: не топтать, коль придется идти против Мамая, нашу землю.
Тон, каким были сказаны последние слова, не оставлял сомнений в том, что если просьба Олега Ивановича не будет уважена, то он оставит за собой право поступить и распорядиться своими силами так, как ему выгоднее.
Пристукнув обоими кулаками по подлокотникам, Дмитрий Иванович заключил:
- За вести - спасибо, а просьбу князя Ольга Ивановича постараюсь уважить.
В этом его "постараюсь уважить" тоже была недосказанность: просьба соседа будет уважена лишь в том случае, если действия его не будут вражебными Москве.
На том прием и закончился. Откланиваясь, Епифан смотрел в глаза московскому князю, видел в них некий холодок, но и чувствовал: этот умный правитель не сделает вреда Рязани хотя бы из простого благоразумия.
Глава девятая
Сторожа в Диком поле
Сторожевой отряд московитов, посланный князем Дмитрием Ивановичем на разведку в Дикое поле, возглавляли воеводы Андрей Попов, Родион Жидовинов и Федор Милюк. Андрей Попов, коему суждено было вырваться из лап ордынцев и вернуться в Москву, роста был среднего, сухощав, жилист и необыкновенно вынослив. Никто не мог с ним сравниться в цепкости и прыгучести: например, он ловко, по-обезьяньи, прыгал с дерева на дерево или с коня на коня на скаку. Эти-то качества и помогли ему в разведке. Отряд был вооружен саблями, пиками, ножами и луками со стрелами. У каждого воина по два коня, один из них навьючен мешками с толченым просом, соленой свининой, овсом, сухарями, мукой, заступами и топорами. Когда вошли в Дикое поле, послали вперед, а также по правую и по левую руки легкие отряды по пять-семь всадников. Зорко осматривались окрест, смечали сакмы - следы коней, колес... По сакме только и узнать - сколько и куда проехало татар; по помету определить - давно ль тут были.
Томил зной, лошадей одолевали оводы. В горячем синем небе лениво плавали коршуны. Степь дышала, переливалась, зыбилась маревом. От Дона, вдоль коего ехали некоторое время, тянуло прохладой. С коней не сседали. Огни клали лишь на коротких привалах: кашу сварят, поедят - и дальше. Где полдневали - там не ночуют. Ордынцы ведь тоже не дремлют, отыскивают следы и по ним настигают пришельцев.
За несколько верст до Червленого Яра заметили вдалеке с десяток конных татар на маленьких лошадях. Московиты спрыгнули с коней, понудили их прилечь и сами пригнулись. Волнуясь, смотрели на конный разъезд. Когда татары скрылись, московиты решили разбиться на два отряда - попытаться объехать Орду с обеих сторон и обсчитать войско. Шли по оврагам, лощинам, кустарникам. Днями отсыпались и отдыхали, ночами растекались по кочевьям. Дивились обширности ордынского становища, его многолюдью, бесчисленности лошадей, верблюдов, овец. Особенно впечатляло становище вечерами, когда горели тысячи костров и в изжелта-зеленоватом небе проступали крупные звезды.
Андрей Попов со своими товарищами раз днем увидел, как с полуденной стороны шел к становищу полк пешей рати. Воины были в железных доспехах; на плечах они несли длинные копья. Стальные шлемы сверкали на солнце рыбьей чешуей. То был генуэзский полк, нанятый Мамаем в Кафе. Это панцирный полк, наученный наступать глубокой фалангой, а не россыпью, как легковооруженные конные ордынцы, должен был восполнить основной недостаток ордынцев - боязнь и неумение сражаться в рукопашном бою.
Весь путь от Крыма полк шел налегке, без доспехов, без оружия в руках - все это было погружено на повозки, и лишь перед вступлением в становище воины облачились в доспехи, чтобы произвести впечатление на Мамая и его темников. Они выкрикивали боевые призывы. Они являли собой действительно грозную силу.
Как ни осторожничали московиты, но они не сумели стать невидимками. Однажды к месту их укрытия в овраге внезапно подскакал большой отряд ордынцев. Московитов окружили. Многих перебили, иных повязали. Андрей Попов в схватке с ордынцами дерзким броском вышиб из короткого седла с высокой лукой татарина, вскочил на его лохматого коня и поскакал. За ним мчалось несколько всадников. Он, оборачиваясь, пускал в них стрелы. Лишь одному из преследователей удалось настигнуть Андрея. Андрей слышал позади храп чужого коня, посапывание самого всадника. Вот-вот на него обрушится сабельный удар. Надо было уловить этот миг и увернуться. Когда сабля свистнула возле его уха, он круто повернулся и, бешено скосоротясь, кончиком сабли достал-таки плеча ворога.
Через несколько дней, проезжая через Рязанскую землю, Андрей был задержан на одной из застав и сопровожден в Переяславль Рязанский. Его захотел увидеть и выслушать сам князь, после чего, получив от Олега в подарок запасного коня, он отправился на Москву. Весть о Мамаевом приближении, доставленная в Москву накануне Епифаном, теперь была подтверждена ещё и своим воеводой.
Глава десятая
Манит Москва
Мастер монетных дел Федот, приставленный к монетному двору самим князем, обзавелся своим домом, хозяйством и жил со своим семейством - женой Варей и четырьмя детьми - безбедно. Однако до него давно доходили слухи, что люди, знающие какое-нибудь ремесло, особенно монетное дело, куда богаче живут в Москве, нежели в Переяславле Рязанском. Не то чтобы Федот помышлял о переселении в Москву - нет, этого до поры до времени в его мыслях не было, но разговоры о зажиточности московских ремесленников, о богатых тамошних торгах, где легко распродаются изделия мастеров, его интересовали.
Особенно запал в его память рассказ о Москве купца Колдомая. Приехал тот как-то на монетный двор в крытой повозке, сопровождаемой четырьмя вооруженными всадниками, деловито бросил легкий поклонец чревастому дьяку, собиравшему с заказчиков плату за чекан монет и княжеский налог, и своим слугам велел извлечь из повозки ларец. В ларце том было серебро. Дьяк сам взвесил на безмене серебро, но смошенничал - сместил ремешок на черном рычаге с желтой медной отметины. Колдомай, возмутясь, даже и спорить не стал - велел слугам отнести ларец обратно в возок. Дьяк затрусил за слугами, ухватился за ларь, как за свой собственный, и решительно заявил, что он перевесит серебро: вышла ошибка. "Ишь, чего надумал - в Москву! ворчал дьяк. - Пошлины платить московской казне!"
Федот стоял в дверях мастерской и наблюдал. Когда слуги понесли ларь в мастерскую, он подошел к усмехающемуся купцу Колдомаю, поклонился ему и спросил:
- А что - в Москве добрый монетный двор? Не приходилось там бывать?
Купец охотно ответил, что бывал на тамошнем монетном дворе. По его словам выходило, что московский монетный двор куда больше рязанского и что от заказчиков там нет отбоя. А те, кто переселяется в Москву из других земель и заводит свое дело, не облагаются налогами в течение пяти лет. И потому там ремесла в расцвете.
После того разговора минул месяц. По Переяславлю Рязанскому пошли тревожные слухи - Мамай идет! Еще свеж был в памяти набег мамаевой рати после поражения на Воже. Едва пришли в себя от того напрыска - жди новой беды. При этом на сей раз, по слухам, сила Мамая была несметная. Кто победнее - рыли ямы, прятали хлеб, сундуки с одевой. Кто побогаче отправляли добро в мещерские леса. Бояре увозили свои семьи со слугами в дальние вотчины. Кое-кто уезжал в другие земли.
В разгар этих слухов и появился на короткое время в граде московский воевода Андрей Попов, оборванный и усталый. В ожидании, когда его позовут к князю, хлебал щи на лужке, против поварни. Его окружила дворовая челядь: бабы, мужики, дети. Всем хотелось послушать человека, спасшегося бегством от татарских воев. Пришел посмотреть на него и Федот.
Один из дворовых, водовоз, высокий, грудь впалая, шея вытянута, спрашивал:
- Поганых видел вблизи?
- Не токмо видел, а одного секанул саблей. Ей-ей, братцы! Головастенькой, зубы оскалил - того гляди, слопает.
- Бают, и Мамай головастый, а ростом невелик.
- Мамая не видел, не знаю. А из ратных попадаются и великанистые. Видел и таких. Злые в бою!
Бабы заойкали:
- Ой-ой, бусурманы!
- Оне что - на Рязань идут? - снова спросил высокий водовоз.
- На Русь идут, - ответил Андрей. - Первой на их пути будет Рязанская земля. Батый начал с Рязани, и Мамай начнет с неё же.
Бабы опять заойкали, запричитали: "За что нам такое наказание?"
- А вот за то и наказание, - внушительно сказал один дворовый, - что грехов на нас много... Вот ты, Аксюта, много ль подаешь милостыни нищим да тюремным сидельцам? То-то!
Федот подошел к Андрею поближе, поинтересовался:
- А что, велика ль у татар сила?
- Несметная.
- Плохи дела.
- Но и мы не лыком шиты! - ответил бодро Андрей. - Не знаю, как у вас на Рязани, а у нас на Москве рать боевита! Мамаю Москвы не видать! Ольгерд три раза приходил - не взял. Крепка Москва!
Подошел стольник Глеб Логвинов и велел идти за ним в повалушу к князю. Андрей облизал ложку, сунул её за голенище сапога и последовал за стольником, чтобы поведать рязанскому князю о том, что видел в Диком поле.
Вечером того же дня Федот сидел на пороге своего дома - колени враздвижку, ладонь в подбородок. На лужке, в котелке, варилась пшенная каша с мясом. У костра хлопотала Варя. Слышался стукоток стрел о стену бревенчатого сарая: то стреляли из малых луков дети. Федот размышлял о рассказе Андрея Попова. Позвал к себе жену - та присела рядом.
- Московит рассказал: скоро быть новой брани. Как бы не гореть нашему Переяславлю. Люди куда-то едут, бегут заранее от беды. Вот и я думаю: покамест не поздно - не податься ли нам?...
- Да нам-то куда? Где кто нас ждет? (закрыла лицо руками).
- В Москве не пропадем... Мои руки там найдут себе дело...
- Так и туда Мамай придет.
- Не допустят московиты.
Варя заплакала.