- Ты проехал бы мимо. Ты, Петр Иванович, уже проехал мимо и не увидел под песком кучу лохмотьев. Это я заметил его на свою голову. Это я сказал тебе, Петр Иванович, - едва слышно ворчал Алаярбек Даниарбек.
- А у вас, Алаярбек Даниарбек, доброе сердце, мягкая душа.
- Вот увидишь, Петр Иванович, ты помог степному скорпиону, а скорпион жалит помогающему руку. Он вор. У него оружие, у него полна мошна денег. Зачем он шлялся по соляному озеру, лез в трясину, хлебал соляной суп? Конечно, он опасный человек, он не иначе спасался от властей, он убийца... Бросил бы ты его, Петр Иванович, не связывался бы с ним...
- Он болен. Ему надо помочь.
Свой протест Алаярбек Даниарбек выразил тем, что хлестнул хезарейского конька побольнее и бросил своего доктора посреди пустыни возиться со странником. Алаярбек Даниарбек надулся. Он и к вечеру не счел нужным сменить гнев на милость. Он делал вид, что ему наплевать, что доктор с полудня тащится пешком, измучен жаждой и усталостью. И все из-за глупого великодушия. Уже не раз в своих странствованиях с Петром Ивановичем по пустыням и горам Азии Алаярбек Даниарбек удивлялся и возмущался, что доктор лечит больных врагов.
"Прежде всего мне важно лечить человека, - утверждал Петр Иванович. А кто он - неважно! Он - больной, я - доктор и обязан его лечить".
Так и сейчас. Петр Иванович и понятия не имел, кого он посадил на свою лошадь...
Странник, придя в себя, все порывался что-то сказать. В глазах его читалось удивление и даже испуг. Но доктор решительно пресек всякие разговоры и принялся насвистывать, когда незнакомец забормотал, пытаясь привлечь его внимание.
Позже, вечером, на привале Петру Ивановичу все же пришлось выслушать странника.
Слабым еще, но решительным голосом, пытливо вглядываясь в глаза Петру Ивановичу, странник заговорил:
- О святой пророк, о Абулфаиз! Да вознаградит рука Али твою руку, чужеземец, которая зажгла снова потухший светильник моей жизни!
И так как доктор молчал и даже не повернул головы, странник продолжал:
- Ты меня спас от смерти. Спас, не ожидая награды и не желая слушать благодарности. Я не нищий, я хочу отблагодарить тебя за великодушие.
- Нет, - сказал холодно доктор, - спрячь свое золото. Советская власть послала меня в Иран лечить людей, а не наживаться на несчастьях бедняков.
Нет, определенно странник вызывал какие-то, смутные воспоминания. Поразительно страстные, удивительно знакомые влажные, горящие внутренним огнем его глаза, какие встречаешь раз в жизни, будили смутные, ни с чем не сообразные воспоминания, тревогу. Возникло настойчивое, неотвязное желание вырвать что-то из самых глубин прошлого. Петр Иванович хотел вспомнить и не мог...
- У вас все такие... в стране русских? - тихо спросил странник.
- Не все, но многие.
Горячий ветер крутил соляную пыль и тихо позвякивал уздечкой коня. Оранжевым апельсином безжалостное солнце иранского нагорья скатывалось к гребням красных, лишенных жизни холмов. Треща ломкой солью, плелся в их сторону, мелко перебирая точеными ножками, осел. Из-за мешков с солью высунулась черная физиономия теймурийца-солекопателя. Сверкнув белками глаз, он скороговоркой тихо сказал страннику:
- Мир вам... Сулеймана проводил обратно... Прощайте. Только помните: я вас не видел, вас не знаю. Вчера, позавчера тут шлялись жандармы... Сегодня тоже ищут. В Сиях Кеду мне сказали, враг шахиншаха пошел через Немексор. Только птица сейчас летит через Немексор. Пучина... Гибель. Я вас не видел. Вы меня не видели... А ну, длинноухий, базар далеко, солнце низко... Пошел!
Теймуриец ушел. Осел проворно перебирал ногами...
От апельсина в тумане на горизонте осталась маленькая долька, а они все сидели и молчали. Кони, закрыв глаза, покачивались на усталых ногах. Странник молчал и смотрел на теймурийца, уходившего со своим ослом в бесконечную даль.
- Что ж, надо двигаться, - проговорил Петр Иванович.
Тщательно стряхнув соляную пыль с сапог, точно он собирался ступить на персидский ковер, он встал. То же сделал и странник, но тут же опустился на соль. Лицо его исказилось от боли.
- Я пойду сам. Иди, добрый человек!
- Без глупостей, - мрачно сказал доктор. - Ты и двадцати шагов не сделаешь.
- Ты слышал... Они ищут. Они рыщут кругом. Тебе плохо будет, добрый человек.
Он лежал на спине, и из горла у него вырывались клокочущие звуки. Он побледнел. Нос его заострился.
"Где я его видел?" - назойливо стучала в голове доктора мысль.
- Послушайте, - сказал он Алаярбеку Даниарбеку.
- Что?
- Устройте больного... Посадите его к себе...
- Ого, - пробормотал маленький самаркандец. - Мы сердимся!
Пока Алаярбек Даниарбек, кряхтя и ругаясь, втягивал, словно мешок, странника на круп хезарейского конька, доктор не спеша забрался в седло и неторопливым шагом поехал в ту сторону, куда направился добытчик соли.
- Вам будет плохо, - бормотал странник. - Я падаль, мне пришел конец.
- Молчи! - проворчал Алаярбек Даниарбек.
- Из-за меня пропадет хороший человек.
- Помалкивай! Мой Петр Иванович всегда возится со всякой падалью, какой вообще место в яме.
- А ты не изменился, Алаярбек Даниарбек!
Алаябрек Даниарбек так резко повернулся к страннику, что оба чуть не свалились с коня наземь.
- Эй, что ты сказал?
- Сказал то, что сказал. Не вертись.
- Эй, откуда ты меня знаешь, дьявол?
- Дай мне слезть. Все равно я пропал.
Отъехавший шагов на двадцать Петр Иванович остановился и крикнул:
- Сидите спокойно.
Петр Иванович тоже слышал слова странника. И вдруг его словно озарило. Прошлое всплыло в сознании. И он вспомнил...
Да, время подобно мечу. Оно разрубает тьму воспоминаний.
Старинный город Бальджуан, где-то у самого подножия Памира. На жалком ложе - человек. Мучительная операция без наркоза при свете глиняного светильника. Две пули, вынутые из тела раненого. Стоны. Далекая стрельба за рекой. Ночь.
Да, девять, нет, десять лет прошло. Тогда, в 1921 году, в Восточной Бухаре еще шла воина. Война с преемником авантюриста Энвера-паши турецким генералом Селимом, или Сами-пашой, с басмаческими курбаши. Петр Иванович, молодой военный врач, не слезал с лошади. Как-то после стычки в камышах к нему на перевязку привезли командира таджикского добровольческого отряда. Потрясенный, Петр Иванович в могучем почти бездыханном бородаче узнал легендарного дервиша Горной страны ишана кабадианского Музаффара, который сыграл чуть ли не решающую роль в разгроме и гибели Энвера-паши. Случай и обстоятельства сталкивали доктора с дервишем на караванных тропах и горных перевалах до того уже не раз.