- Как уехать?!
- Их превосходительство отбыли из Баге Багу.
Новость ошеломила Гуляма. Настя-ханум никуда не собиралась.
Шушаник понятия не имела, куда уехала ханум. Спросить не у кого. Какие-то сарыки подняли бунт, и все уехали усмирять их. Почему же ханум не поставила в известность своего супруга, куда она направилась? Женщины в наш век слишком самонадеянны. Нет, ханум отбыла одна. Главную жену господина Али Алескера княжну Орбелиани видеть нельзя. Княжна и младшие жены господина Али сегодня услаждают душу и тело в домашней бане. Да, турецкая баня в Баге Багу не уступает первоклассным тегеранским баням. Так захотела любимая супруга Али Алескера, княжна Орбелиани. В бане Баге Багу мраморный пол, изящнейшая роспись на стенах. Приглашенный из Мешхеда художник живо изобразил кистью сцены из поэмы "Шахнаме" Фирдоуси. В бане есть все, что душе угодно: фонтан с холодной и горячей водой, бассейны, розы, курильницы благовоний и кальяны с ароматным табаком. Да и что говорить! Баге Багу в такой глуши. Бедным дамам зевота от скуки скулы посворачивала. Поэтому они в бане уже с самого утра. Купаются, едят сладости, курят, красят волосы и брови, раскрашивают свое обольстительное тело. О, все женщины в доме господина Али Алескера прелестны! Рисуют различные фантастические эмблемы - птиц, солнце, луну, звезды... О, если бы господин Гулям мог бы взглянуть одним глазком на розовотелых очаровательниц. Он умер бы от зависти...
Усталое лицо домоправительницы дрожало, точно студень в миске продавца бараньих голов. Старуха хихикала. Глаза ее бегали.
Гулям не успевал вставить даже словечко. Он не хотел сердить госпожу Шушаник-бану. Он знал, что старуха самолюбива до истерики. Ее боялся сам Али Алескер, но очень и очень в ней нуждался. Поговаривали, что именно она помогает ему находить в нищих селениях полураспустившиеся бутоны роз для его гаремного букета и улаживать все расчеты с родными без шума и неприятностей.
Все это вдруг вспомнил Гулям. Смутная тревога заскреблась где-то внутри. Он почти не слушал и с омерзением разглядывал бородавку, украшавшую длинный нос Шушаник-бану.
- Выпейте чашечку кофе, ваше превосходительство. Вам не приходилось хоть одним глазком заглянуть в женские бани? О-о! Невинное развлечение. Тегеранские господа предпочитают его всякому кинематографу. Впрочем, у вас в Кабуле и настоящей-то бани нет. Когда я состояла наложницей главного муфтия кабульского, я побывала во всех кабульских банях. Ничего похожего на Тегеран. О! А посмотрели бы вы на дам из высшего общества. Кожа лепестки роз, груди - крепкие лимоны, бедра... А разрисовка? От шеи она распространяется на грудь и ниже. Вокруг пупка, в который вмещается десять унций розового масла, прислужницы рисуют лицо, украшенное лучами... Вся их одежда - легкая газовая рубашка. Она открыта от лебяжьей шейки до талии. Вы, горбан, не знаете, что такое персидская баня...
Гуляма совсем не интересовали тегеранские бани. Наконец ему удалось прервать госпожу Шушаник-бану. Он потребовал:
- Вы знаете все, что делается на женской половине Баге Багу. Куда уехала моя жена?
- О добродетель! О образец для всех мужчин! Он интересуется только своей супругой! Поверьте, совсем не модно. Вельможи Тегерана уже давно не обращают внимания на законных супруг. С ними скучно, пресно...
- Куда уехала Настя-ханум?
- О господи, я подстилка вашим ногам. Я удивлена: вижу я соловья хмельного и неистового; сидит он колена к коленам с гусыней. Что вы нашли в вашей большевичке, белесой, с соломой на голове, с красными глазами курицы; с грудью барабаном, с веснушчатым носом? Не понимаю. Такой красивый, такой богатый! Спросили бы Шушаник-бану! У меня есть цветочек Шираза! Румяные щечки заставляют бледнеть розы. Глазки - алмазы. Бровки своды, покрывающие звезды. Каждый локон-волосок - аркан, в котором запутывается сердце. Родинка на щечке погружает сердце в блаженство. Два кинжала острых она имеет на груди.
Описывая прелести своей ширазки, Шушаник-бану расползлась тестом на матрасике.
Гулям понял: старуха с ним играла. Ясно, что она знала. Все знала. И еще он понял, что болтала старуха не потому, что любила болтать. Просто она тянула время. Гуляма бросило в жар. Крадучись, выползла беда. Только что ее не было. А тут она заглянула ему прямо в глаза.
Смуглое лицо его почернело от прилившей крови, широкие брови сошлись стрелами к переносице, подбородок заострился. Домоправительница заерзала на месте. Она попыталась спрятать глаза.
- Я пуштун, - заговорил, с трудом выговаривая слова, Гулям, - твои персидские хитрости пуштун не понимает. Персидским хитрецам он прибивает кишку гвоздем к дереву и бичом гоняет хитреца вокруг...
Старуха побледнела:
- Я-я... не понимаю... Я... Вы... Что я такого сказала? Не хотите ширазку, тогда...
- Говори, что знаешь! Вот тебе! - он швырнул домоправительнице на колени несколько золотых монет.
Малиновый сиропный румянец сменил бледность на лице старухи. Одним взглядом она пересчитала поблескивающие на темной материи платья монеты нагло сказала:
- Вельможа, чуть ли не принц... Разве достойна вас такая подачка? Ваша милость, пожалейте старуху, снизойдите к ее бедности. Когда-то за один взгляд на мою грудь вы отдали бы все богатства мира. Увы, сейчас я дряхла и уродлива. Мой удел - нищенская милостыня.
- Заговоришь ты наконец?!
Он снова выхватил из кармана кошелек, но шнурок запутался. Затрещал шелк, желтые кружочки червонцев покатились на палас.
- Скажешь ты?!
Шушаник-бану не была бы сама собой, если бы она развязала свой язык сразу же. Она тщательно подобрала и пересчитала золотые, завернула в платок и спрятала за пазуху. Подняв руки, словно защищаясь от удара, она начала скороговоркой:
- Пусть меня оттащат на доску для обмывания трупов, если я виновата.
Гулям воскликнул:
- Что случилось? Где жена?
- Клянусь, вины моей нет, - запричитала старуха. - О Абулфаиз, я пальцем не притронулась к этому делу. Мне пригрозили... Меня напугали... О, я вся дрожу...
- Свинья! - не выдержал Гулям. - Тебя наконец вырвет твоей проклятой тайной!
- Сейчас, сейчас, ваше высочество. Я все скажу. Поклянитесь, что вы не назовете моего имени ни сегодня, ни завтра, никогда.
- Твое поганое имя?.. Не назову!!!
- Поклянитесь чревом своей матери.
- Да, да.
- Ф-фу! Теперь скажу. Твоя жена, министр, уехала в Мешхед.
- Куда? В Мешхед?
- Она уехала в Мешхед на автомобиле, на вашем прекрасном автомобиле. Утром уехала... Час назад уехала...
- С кем она уехала?
- Сегодня утром, когда вы с приезжим инглизом стреляли куропаток на холмах, ваша жена гуляла в саду. Она дошла до ограды. И вдруг явились два жандарма. Они разговаривали с вашей женой. О чем, я не знаю. Я видела, но не слышала. Я стояла далеко.
Гулям бросился к двери, но тотчас же вернулся:
- Ты говоришь, они схватили Настю?
- Нет, они поговорили с ней, и она сама побежала во двор и села в автомобиль. Жандармы тоже сели, и... ду-ду... они уехали.
- Жандармы встретили жену в аллее?
- Да, в конце аллеи, за деревьями.
- Откуда они узнали, что жена туда пойдет, в ту аллею?
- Ты что же думаешь, что я аджина*? Что я все знаю? Нет, я не знаю.
_______________
* А д ж и н а - волшебница.