71402.fb2
Народничество славянофильского, религиозного типа видело главную вину культурных, высших классов в отрыве от религиозных верований народа и от народного быта. Гораздо большее значение имело народничество социалистического типа, которое видело вину культурных классов в том, что вся их жизнь и их культура основана на эксплуатации народного труда.
Интеллектуальный, культурный слой в России слабо сознавал свое достоинство и свое культурное призвание. На вершинах своего творческого пути русский гений остро чувствовал свое одиночество, оторванность от почвы, свою вину и бросался вниз, хотел приникнуть к земле и к народу. Таковы Толстой, Достоевский. Какая разница в этом отношении между Толстым и Ницше!
Народническое миросозерцание носит теллургический характер, оно зависит от земли. Народ живет под властью земли, говорит замечательный народник-беллетрист Гл. Успенский. Народник-интеллигент, напротив, оторван от земли и хочет к ней вернуться. Народническая идеология возможна была лишь в крестьянской, сельскохозяйственной стране.
Народническое миросозерцание есть миросозерцание коллективистское, а не индивидуалистическое. Народ есть коллектив, к которому интеллигенция хочет приобщиться, войти в него»95.
Для удобства восприятия в примере отделены содержательные части, а вступительная и заключительная характеристики помечены курсивом.
Описание строится параллельными ходами от общего к частному и включает: (1) указание на народничество как свойство русского мировоззрения, (2) разделение, (3) развернутое определение, (4) указание на чувство оторванности от народа как главный признак самосознания народничества, (5) описание понимания народа направлениями народничества, (6) указание чувства
____________
95Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.,1990. С.48-49.
вины как второй черты самосознания народничества, (7) описание особенностей самосознания религиозного и безрелигиозного народничества, (7) характеристику народничества по сравнению с самосознанием образованных слоев общества на Западе, (8) объяснение этой характеристики тем, что Россия — крестьянская страна и (9) что народничество — коллективистское мировоззрение.
Таким образом, описание народничества является характеристикой, поскольку вступление и заключение описания представляют собой положение аргумента и используются автором в дальнейших рассуждениях об отношении народничества к коммунизму.
Это описание-характеристика представляет собой формулировки общих мест и изображение умонастроения людей, общие места принимающих: «народ/истинная жизнь»; «в основе народничества лежало чувство оторванности от народа». Эта техника позволяет автору смело изображать достаточно запутанное мировоззрение, не вдаваясь при этом в подробности многочисленных его разновидностей и оттенков, и свободно оперировать оценочными суждениями, сводящимися к эпитетам типа «теллургический», «коллективистский». Последние, повторяясь и комбинируясь в новых определениях и характеристиках, образуют историко-философскую конструкцию.
Глава 15. Изложение: повествование
Повествование есть рассказ о событиях в последовательном порядке.
Поскольку повествование предполагает рассказчика, предметом оценки оказываются не только факты, но и достоверность изложения. Как способ изложения повествование субъективно, так как включает разделенные образы рассказчика и аудитории и основано на использовании глагола.
Разделение рассказчика и аудитории образует отношения между участниками общения (дейксис): местоимения «я», «вы», «мы», «он» или «они» и связанные
с ними по смыслу слова обозначают отношения между ритором, аудиторией и не-аудиторией, содержание которых может оказаться спорным. Использование глагола в качестве основы изложения активизирует такие категории, как время, наклонение, вид, залог, что в не меньшей мере, чем дейксис, дает основание для критической оценки речи.
Повествование оказывается наиболее эффективной формой изложения, поскольку дейксис и модальность лежат в основе выделения и объединения аудитории словом и одновременно служат инструментом смысловой организации всего высказывания, границы которого определяются выраженным в слове единством действия.
Если смысловым центром высказывания является предложение, это значит, что определенному кругу лиц ритор предлагает принять решение в определенных границах времени и пространства, которые выражаются дейктическими средствами и категориями глагола. Вот почему, в развернутом высказывании так или иначе будут представлены повествовательные формы речи или заменяющие их фигуры диалогизма.
В совещательной речи повествование нужно для принятия конкретного или общего решения в различных условиях аргументации. Если отправитель и получатель речи согласны в исходных оценках ситуации и предмета повествования и решение принимает в основном получатель, а ритор предоставляет ему нужные для решения данные, то само изложение в повествовательной части должно быть максимально точным и не содержать избыточных слов или оценок со стороны ритора. Такое повествование можно назвать отчетом или информацией в зависимости от того, являются ли действия самого ритора предметом изложения или он излагает факты на основании внешних источников, например, документов, сообщений или иных данных. В зависимости от характера исходных данных ритор строит систему модальностей и других речевых средств, с помощью которых он стремится указать степень достоверности информации и своей ответственности, а также точность вос-
произведения информации. В отчете и информации могут содержаться и авторские оценки, но при правильном построении этого рода изложения такие оценки или комментарии тщательно отделены от основного содержания, чтобы не навязать адресату высказывания решения, которое может оказаться односторонним.
Пример точного построения отчета содержится в переписке Императора Александра II и Великого Князя Константина Николаевича, путешествовавшего по странам Европы и выполнявшего ответственные поручения своего царственного брата. В этой переписке замечательны три обстоятельства — легкий и непринужденный эпистолярный стиль, взаимопонимание, благодаря которому сохранялась конфиденциальность оценок, надежность и значимость информации.
«...Нас встретил на станции принц Кариньян. На улице были выстроены 2 батальона Савойской бригады. Во дворце Король с дочерьми нас дожидались внизу лестницы. Он меня встретил и обнял как старого приятеля. На жену он смотрел во все глаза и прямо пожирал ее глазами. Жинка же во все время нашего пребывания в Турине вела себя с таким тактом, что меня душевно радовала, и была так digne vis-a-vis du Roi, что он во все время вел себя прилично и не говорил не только что ни одного неприличного замечания, но даже ни одного двусмысленного слова.
После того, что король проводил нас в наши комнаты, я отправился с визитом к нему и имел тут с ним длинный разговор. Он благодарил, во-первых, за Твое письмо и просил сказать Тебе слова, что он готов на все услуги, и что Ты всегда найдешь в нем самого верного и искреннего союзника. Потом спросил меня, знаю ли я про предмет посылки Принца Наполеона в Варшаву. Я ему отвечал, что ни слова про то не знаю, как Ты мне это приказывал. Представь себе, что тогда он сам мне все это рассказал в самых больших подробностях, все то, что Ты мне говорил, любезнейший Саша, по возвращении Твоем из Варшавы. Я все его слушал с удивленным лицом, как будто бы совершенную новость для меня. Потом он сказал, что это такая
тайна, что, кроме него и Кавура, никто, даже из министров, про это ни слова не знают, и что все переговоры ведутся личной его перепиской с Наполеоном. Что он очень рад слышать, что мы за Австрию не вступимся. Тут я ему отвечал, что Ты приказал ему сказать, что Австрия ни в каком случае не может рассчитывать на нашу помощь или поддержку, — но он ни слова не говорил про собрание войск наших на их границе, как они с нами сделали в 1854 и 1855 годах, хотя из разных намеков и замечаний его ясно было видно, что ему очень хотелось иметь от меня подобное удостоверение, но я нарочно от этого уклонялся. Потом он долго говорил про растущее неудовольствие в Ломбардии, про организацию Сардинской Армии, которая может выставить до 150 000 войска в самое короткое время, про личный состав генералов, между которыми есть несколько весьма дельных голов, про то, что он сам хочет принять команду. Потом он много говорил про кампанию 1848 года, рассказывал, как часто победа была у них в руках, и они ее теряли от слабости начальников и нераспорядительности, как то было при Santa Lucia и после Goito, и даже утром под Наваррой. Тут пришлось ему говорить про Отца своего короля Карла-Альберта, и я удивлялся, с каким тактом и приличием он касался этого щекотливого предмета. Как сохраняя сыновнюю обязанность любви и уважения к своему Отцу и Государю, он умел указывать на его ошибки и недостатки. Это делает ему самую большую честь. Он справедливо находит, что одной из самых больших ошибок короля было: что его point de depart была революция, и что оттого он всегда был против нее слаб и в борьбе с ней терял всю свою силу и был слаб, как ребенок, несмотря на всю свою железную волю и энергию. Он не хочет впасть в эту ошибку, не хочет упираться на революцию, напротив того, видит в ней гибель и несчастие всей Италии и хочет, напротив, чтобы борьба против Австрии за независимость Италии была борьба чисто политическая. Что для начала войны у него всегда найдется достаточно политических споров и распрей с Австрией, дабы не прибегать к революции, а дабы вести войну освобождения честным и
прямым путем. Я ему отвечал, что мне остается только желать, чтобы он всегда оставался в этом направлении, чтобы он избегал ошибок его Отца и пользовался его несчастными уроками, и что Тебе наверное приятно будет про это слышать. Наконец, он мне сказал, что он полагает, что в апреле или в мае вся эта каша заварится. Отпуская меня, он еще раз повторил, какая это тайна, и действительно даже наш посланник Штакельберг ни слова про это не знает и не подозревает...»96
В отрывке замечательны отбор и точность сообщаемых данных, показывающие высочайший уровень дипломатического профессионализма автора письма. Так, учитывая исключительные лицемерие Наполеона III, было важно определить степень доверительности между ним и его союзником.
Повествование тщательно подготовлено. Подготовка состояла в согласовании позиций и суждений Великого Князя Константина Николаевича с государем и в общем направлении темы беседы, но, что также видно по изложению, автор письма предварительно продумал построение беседы, рассчитывая ее именно как источник информации. Не говоря уже о том, что полученные данные проверены последующим разговором с Кавуром, изложение которого следует (опущен в примере), последовательность отраженных в письме реплик указывает на это.
Сообщая о своей неосведомленности, автор сразу побуждает короля высказаться и получает нужную информацию о степени осведомленности и позиции собеседника, источник которой тут же выясняет наводящим вопросом. При этом конфиденциальность и значимость для короля сообщения Наполеона о переговорах в Варшаве проверяется Вел. Кн. Константином, по крайней мере, дважды. Далее автор устанавливает степень желательности для Наполеона, чтобы Россия ввязалась в конфликт, и даже определяет направление и интенсивность дипломатических усилий. Впоследствии автор выскажет оправданное подозрение, что
____________
96Император Александр II, Вел. Кн. Константин Николаевич. Переписка. Российский Архив. II-III, М., 1992. С. 176-177.
Наполеон попытается втянуть Россию в конфликт, чтобы самому выйти из него в нужный момент, предав союзников. Автор побуждает собеседника оценить перспективы кампании и выявляет вопросами о войне 1848 года неуверенность собеседника в исходе конфликта. Наконец, автор выясняет политическую позицию короля, и ему удается, не сказав лишнего, создать у собеседника впечатление, что эта политическая позиция может даже изменить действия России.
Все эти данные сдержанно, а часто намеками, понятными адресату, но точно передаются в письме. В цитированной части письма Вел. Кн. Константин Николаевич тщательно избегает лишних слов, но в нужных местах точно воспроизводит важные формулировки собеседника, даже повторяя слово дважды в одной фразе (об этой точности он заботится и в других письмах, особенно передавая сложный и долгий разговор с Наполеоном, большим мастером диалога).
Существенно, что на основе этих бесед с Виктором-Эммануилом, Кавуром и впоследствии с Наполеоном автор предоставляет своему корреспонденту точную информацию о картине позиций и оценок и о ходе внутренних переговоров внутри франко-итальянской коалиции, которая может быть дополнена из иных источников.
Другой тип повествования в совещательной аргументации можно назвать включенным повествованием. Если ритор использует повествование как посылки умозаключения, то цель его состоит в том, чтобы представить и сгруппировать факты таким образом, чтобы из повествования следовал определенный вывод. В таком случае ритор учитывает степень осведомленности аудитории в предмете повествования и не будет особенно стремиться к точности представления данных, но обратит внимание на уместность, сопоставимость и представительность материала, изложение которого в зависимости от целей речи и аудитории будет более или менее образным и патетичным, в выбор пафоса определится содержанием предложения.
«Что касается нашего раскола, всем известно, что число последователей его сначала, несмотря на возник-
шие от них самые дерзкие смуты, было весьма малозначительно, за исключением тех, которые отпадали в раскол вследствие введенных Императором Петром I европейских обычаев, но только со времен Императора Петра III стали особенным образом возрастать успехи раскола, по мере как возрастало снисхождение правительства, и, наконец, достигли неожиданных размеров к концу царствования Александра I. После сего раскол усиливался только в тех губерниях, где со стороны местных властей оказывалась ему потачка, ослабевал же там, где обращаемо было строгое внимание на его оказательства, на совращения и другие злоупотребления. Итак, снисхождение к расколу содействовало и содействует его усилению гораздо больше, чем стеснение»)97.
В этом примере отбор и представление данных определены выводом, который автор делает из изложения, и хронологическое расположение материала используется в целях ясности и краткости.
Включенное повествование характеризуется теми же свойствами, что и техническая аргументация, — оно может быть критиковано и оспорено как довод, а не с точки зрения построения факта, т. е. может рассматриваться в статусах определения и оценки, а не в статусе установления. Против приведенного суждения можно выставить контраргументы, но его не имеет смысла опровергать с точки зрения истинности или значимости изложенных данных.
Повествование в эпидейктической аргументации часто является включенным, так как смысл его состоит в представлении модели или антимодели, либо представляет собой иллюстрацию. Поэтому, например, для проповеди характерна композиционная расчлененность повествования — его включение в контекст технической аргументации, когда части последовательного рассказа толкуются и сопоставляются с положениями, рассуждениями или наставлениями.
«...Так сделай и ты; поревнуй тому евангельскому самарянину, который показал столько заботливости о
____________
97Филарет, митрополит Московский и Коломенский. Творения. М., 1994. С. 319.
раненом. Так шел мимо и левит, шел и фарисей; и ни тот, ни другой не наклонился к лежащему, но оба без жалости и сострадания оставили его и ушли. Некий же самарянин, нисколько не близкий к нему, не прошел мимо, но, остановившись над ним, сжалился и возлил на него масло и вино; посадил его на осла, привез в гостиницу, и одну часть денег отдал, а другую обещал за излечение совершенно чужого ему человека (Лук. X, 30 — 35). И не сказал сам себе: «Какая мне нужда заботиться об нем? Я самарянин, у меня нет ничего общего с ним; мы вдали от города, а он не может идти. Что если он не в состоянии будет вынести дальнего пути? Мне прийдется привести его мертвым, могут заподозрить меня в убийстве, обвинять в смерти его?» Ведь многие, когда, идя по дороге, увидят раненых и едва дышащих людей, проходят мимо не потому, чтобы им тяжело было поднять лежащих, или жалко было денег, но по страху, чтобы самих их не повлекли в суд как виновных в убийстве. Но тот добрый и человеколюбивый самарянин ничего не побоялся, но, пренебрегши всем, посадил раненого на осла и привез в гостиницу; не страшился он ничего: ни опасности, ни траты денег, ни другого чего. Если же самарянин был так сострадателен и добр к незнакомому человеку, то мы чем извиним свое небрежение о наших братьях, подвергшихся гораздо большему бедствию? — Ведь и эти христиане, постившиеся ныне, впали в руки разбойников-иудеев, которые даже свирепее разбойников, и делают больше зла тем, кто им попался. Не одежду они разодрали у них, как те разбойники, но изъязвили душу, и, нанесши ей тысячу ран, ушли, а их оставили лежать во рве нечестия.
Не оставим же без внимания такое бедствие, не пройдем без жалости мимо столь жалкого зрелища, но, хотя бы другие так сделали, ты не делай так; не скажи сам себе: «Я человек мирской, имею жену и детей, это дело священников, дело монахов». — Ведь самарянин тот не сказал: «Где теперь священники? Где теперь фарисеи? Где учители иудейские?» — Нет, он, как будто нашедши самую великую ловитву, так и схватился за добычу. И ты, когда увидишь что кто-либо нуж-
дается во врачевстве для тела или для души, не говори себе: «Почему не помог ему такой-то и такой-то?» — Нет, избавь страждущего от болезни и не обвиняй других в беспечности. Если бы ты, скажи мне, нашел лежащее золото, то неужели сказал бы себе: «Почему такой-то и такой-то не подняли его?» — Напротив, не поспешишь ли унести его прежде других? Так рассуждай и насчет падших братьев, и попечение о них почитай находкою сокровища. Ибо если ты на падшего возлиешь, как бы масло, слово учительное, если обвяжешь его кротостию, если исцелишь терпением, он обогатит тебя более всякого сокровища. «Аще изведеши, — говорит Господь, — честное от недостойного, яко уста Мои будеши». (Иерем., XU, 19). Что может сравниться с этим? Чего не может сделать ни пост, ни лежание на земле, ни всенощные бдения, ни другое что-либо, то делает спасение брата»98.
Повествование представляет собой аргумент к модели. В отношении к праобразу (Лук. 10, 26 — 37) оно сильно амплифицировано эпитетами, сравнениями, метафорами, истолкованиями, перифразами, параллелизмами, фигурами диалогизма, среди которых заимословия, обращения, вопрошения, ответствования, риторические вопросы. Эти фигуры, однако, не простые украшения — все они строго функциональны и уместны. С помощью сравнений и фигур диалогизма Златоуст сводит значения местоимений и глагольных форм в повествовательных конструкциях и в эпидейктических высказываниях. Смещенное использование одних форм вместо других рассматривается в главе об элокуции как одна из фигур, организующих текст высказывания, — эналлага.
В судительной аргументации изложение гораздо более значимо и самостоятельно, чем в совещательной или эпидейктической, а приемы повествования, соответственно, более разнообразны. И если тезис строится в судительном плане, то и повествование занимает в системе аргументов ведущее место.
____________
98 Полное собр. Творений Св.Иоанна Златоуста. Т.1. Кн.2. СПб., 1898. (М., 1991). С. 747-748.