За прошедшие десятилетия эти «призраки» никогда не оставляли меня в покое — во всяком случае, надолго. Они странствовали по обширным территориям, забираясь в такие отдаленные края, как Малая Азия, северная Британия, Исландия, Гренландия, Канадская Арктика, полуостров Лабрадор и, наконец, остров Ньюфаундленд.
Вполне возможно, мы никогда не узнаем само название этого забытого народа, но, поскольку он сформировался и получил известность среди современников под именем альбанов, в дальнейшем я буду называть его тем же этнонимом.
Однако, учитывая тот факт, что этот народ можно отнести к бесписьменным народам и что о нем сохранились лишь скромные разрозненные упоминания в памятниках письменности других народов, вас не должны удивлять колоссальные лакуны, присутствующие в знаниях об этих людях.
Чтобы не позволить всем этим пробелам и пустотам оставаться столь же зияющими, я заполнил некоторые из них собственными вставками. Я убежден, что мои домыслы и догадки соответствуют реальности и смогут оправдать ожидания любого разумного читателя. Страницы, содержащие подобную информацию, выделены курсивом.
Мне поневоле пришлось широко использовать всевозможные догадки и предположения, которые не подтверждаются археологическими и документальными свидетельствами, — в данном случае такой подход неизбежен. Если я и позволил себе сделать некоторые выпады против историков-профессионалов, я старался при этом строго следовать тем манерам и правилам изложения информации, которые помогли бы мне с максимальной корректностью изложить суть дела и никого не ввести в заблуждение.
Замечание, высказанное знаменитым английским философом XVIII века Эдуардом Гиббоном в своем обширном труде «Закат и падение Римской империи», оказало мне столь же неоценимую услугу, как и ему самому. Вот эти слова: «Ради того, чтобы удовлетворить принципам моей собственной совести и принципам исторической правды, я вынужден сделать заявление относительно некоторых фактов и деталей (из числа описанных ниже), которые основаны только на предположении и аналогии. Лишь упрямство нашего языка иногда понуждало меня уклоняться от условного наклонения и использовать изъявительное».
Разумеется, моя книга не претендует на роль исторического исследования в академическом смысле этого понятия. Перед вами рассказ об исчезнувшем народе: его удачах и поражениях и тех итогах, которые были подведены судьбами истории на закате его существования. Хотелось бы надеяться, что это правдивая история.
Поскольку, с моей точки зрения, сноски обычно негативно сказываются на восприятии текста в целом, я решил поместить все примечания, пояснения и комментарии в конце книги, где их легко может найти всякий, кто проявляет интерес к подобного рода сведениям.
Большую часть лета 1966 года я провел среди обитателей небольших селений Канадской Арктики, избороздив при этом земли от северной оконечности полуострова Лабрадор до самой границы Аляски. Цель у меня была двоякая: мне нужно было собрать материал для написания книги, а также взять интервью для Канадской радиовещательной корпорации «Нортерн Сервис»[3].
Я путешествовал на «Выдре» — небольшом одномоторном гидросамолете, который был похож на объевшееся и обремененное всякой снедью существо; он, как лошадь, влачащая плуг, с трудом врезался в пространство и скрежетал, словно оскорбленный дракон. На наше транспортное средство вполне можно было положиться. Оно таскало на себе с места на место пилота, инженера и меня, и за окном уже много раз один унылый пейзаж сменялся другим, столь же непривлекательным. Когда погода не оставляла никаких шансов на продолжение полета, мы довольствовались уже тем, что пол кабины оставался всегда сухим, на нем мы могли раскатать свои спальные мешки и устроиться, чтобы пообедать — прошу понимать меня буквально, — при свечах, то есть вкусить такие деликатесы, как вареные языки канадского оленя карибу и вяленый арктический голец.
Первоначально я планировал посетить лишь поселения инуитов и индейцев, но 11 августа решил внести изменения в график наших путешествий и предложил отклониться от заданного маршрута.
Несколькими годами раньше, когда я ушел было с головой в научные изыскания, мне стало известно, что Вильям Тейлор, археолог, приглашенный к сотрудничеству Национальным музеем Канады, сделал замечательное открытие на острове Памиок в том месте, где река Пейн впадает в западную часть залива Унгава Бэй. Один из местных инуитов взялся проводить Тейлора к некоему артефакту, который ученый описал так: «Колоссальное прямоугольное сооружение, насчитывающее 85 футов в длину и 20 в ширину… Стены, которые теперь обрушились и лежат в развалинах, были некогда воздвигнуты из камня».
Времени у Тейлора хватило лишь на то, чтобы бросить самый беглый взгляд на это внушительное сооружение, которое не походило ни на одну из известных древних построек Арктики.
Вполне разумно, что ни он, ни иной специалист не рискнет выдвинуть экстравагантного предположения относительно происхождения этих развалин до тех пор, пока на этом месте не будут проведены надлежащие раскопки.
Вот если бы… и тогда… Но уже более десяти лет потеряно безвозвратно, а Национальный музей вплоть до 1965 года так и не проявил должного интереса к загадке острова Памиок, разрешение которой — в чем я совершенно уверен — прольет свет на отважные вылазки скандинавов в Канадскую Арктику. Когда я спросил приятеля, работающего в этом музее, в чем причина отсутствия среди сотрудников интереса к этой проблеме, он ответил, что в определенных кругах боятся, как бы исследование данного объекта не поставило археологов в тупик, поэтому было решено оставить эту проблему на потом.
Незадолго до отправления в Арктику я услышал, что Томас Ли, археолог из Квебекского университета имени Лаваля, планирует этим летом провести раскопки на острове Памиок. Хотя моя книга «Викинг на Запад» уже вышла в свет, я решил, что у нас достаточно времени, чтобы посетить этот остров, да и погода тому благоприятствовала.
10 августа мы добрались до деревни Повунгнитук — поселения инуитов на побережье Гудзонова залива, расположенного столь близко от острова Памиок, что идея посетить его выглядела весьма соблазнительной. На следующий день я решил предпринять попытку достигнуть его берегов.
Одиннадцатого числа ненастье и грозы прекратились, и сквозь тучи проглянуло солнце; вопреки всем трудностям уже через час после рассвета наша «Выдра» была в воздухе и с усердием двигалась на восток, пересекая полуостров Унгава в самом узком месте, где его ширина составляет 250 миль.
Нам очень мешал сильный встречный ветер, из-за которого мы продвигались вперед со скоростью, немногим превышающей лошадиный галоп. Под крыльями нашей «Выдры» медленно, словно старинный свиток, разворачивалась почти монохромная панорама воды, камней и безлесной тундры. Пытаясь хоть немного свести на нет эффект встречного ветра, пилот летел на такой малой высоте, что мы несколько раз распугивали стада канадских оленей карибу, разбегавшихся от нас врассыпную, словно мы были неким гигантским ястребом, а они — стайкой мышей.
Долетев примерно до середины острова Пейн, мы свернули в долину Пейн Ривер, пролетая над ней буквально на высоте крыш, пока наконец не оказались над широкой полосой, протянувшейся примерно на десять миль от ее устья. И поскольку моросящий дождь и густой туман практически полностью закрывали видимость, нам пришлось спешно совершить посадку или, лучше сказать, приводнение как раз напротив небольшой торговой фактории Гудзон Бэй Компани.
Поскольку в такую отвратительную погоду у нас не было ни малейшей надежды долететь до острова Памиок, я договорился с одним из местных инуитов по имени Захаризи, чтобы тот отвез меня к месту назначения на своей лодке с навесным мотором.
Перепад уровня воды между приливом и отливом на западном побережье полуострова Унгава достигает 30 футов, и, пока мы пробирались по лабиринту проливов и островков, вода при отливе быстро отступала, почти обнажая дно. Менеджер этой фактории, молодой парень из Оркни (островного графства Шотландии), предупредил меня, что надо поторапливаться и поскорее покинуть дельту, прежде чем мы окажемся запертыми в трясине из ила и каменных глыб, выбраться из которой до следующего прилива будет уже невозможно.
Сумерки сгустились; Захаризи тем временем правил нашим каноэ, и оно, как угорь, скользило и юлило, прокладывая путь сквозь ненасытные жерла бурлящих водоворотов, которые образовывали на своем пути воды могущественного потока, обегающего стороной и перекатывающегося через уже не различимые глазом каменные выступы. Мой проводник «носом чуял дорогу» — на север, в направлении мыса и дельты реки.
Вдруг он отчаянно закричал и указал влево. В сумраке были едва различимы гребни волн. Туман рассеялся и не мог более утаить от наших взоров каменную башню высотой примерно в два человеческих роста. Широко улыбаясь, Захаризи объявил, что мы добрались до мыса Тувалик Пойнт, где река впадает в залив, и пытка водами, несущимися в дельту, нам более не грозит.
Мы вышли покурить на берег. С большим интересом я рассматривал это поразительное сооружение, оказавшее нам неоценимую услугу. Оно имело форму цилиндра диаметром примерно пять футов и было сложено из плоских камней, тщательно подогнанных друг к другу и закрепленных без использования известкового раствора. Некогда оно достигало 12 футов (ок. 3,66 м) в высоту, а может быть, и более того, теперь же по большей части лишилось камней верхнего яруса, и они беспорядочно лежали у основания башни. Примечательно, что на нижней стороне упавших камней не образовалось той толстой застарелой корки лишайников, которая покрывала уцелевшую поверхность башни.
Я спросил Захаризи, кто построил столь полезную сигнальную башню и давно ли это было. Он улыбнулся и махнул крепким черенком своей трубки в сторону севера.
«Люди, жившие здесь в старину. Во всяком случае — не инуиты».
С дальнейшим падением уровня воды над каноэ нависла угроза остаться на высокой отмели, поэтому нам пришлось палками вытолкать его с этого места, а затем в кратчайший срок мы добрались до острова Памиок.
Это видимое издали бесплодное скопление валунов, напоминающих могильный холм, исхлестанных волнами и бесстрашно подставляющих свое лицо наступающим туманам из залива Унгава Бэй, едва ли могло выглядеть более непривлекательно. Сквозь рваные клочья тумана и шквальные порывы дождя и ветра оно казалось нам издали нарочито негостеприимным. Но наружность обманчива. Это место, расположенное неподалеку от дельты крупной реки, проложившей себе русло по самому центру царства канадских оленей карибу, стало одним из птичьих островов, оно удобно и для моржей, облюбовавших здесь превосходные лежбища и проложивших тропы для выволакивания своего грузного тела на берег, — словом, место это выбрано людьми для поселений очень давно, оно стало их домом и обживалось бесчисленными поколениями.
Однако, когда наше каноэ выскочило носом вверх на каменный берег острова Памиок, мы обнаружили, что остров обитаем только двумя людьми: Томасом Ли и его сыном-подростком Робертом. Домом служила им приземистая палатка, сражающаяся за свое право устоять на месте и не позволить приподнять металлический каркас, коим она крепилась к земле, восточному ветру, вцепившемуся мертвой хваткой в края полотна своей жертвы и забрасывающему ее со стороны залива леденящими брызгами воды.
Ли вышел нас поприветствовать, продираясь сквозь бурые водоросли, окаймляющие береговую линию острова. Ему шел тогда пятьдесят первый год. Нос, как у римлянина, пунцовое лицо — крепкий и седой, цвета гризли, сам похожий на медведя, привыкший к песчаной пустыне и удостоивший окрестности своим присутствием.
У него не было лишнего времени. Едва я успел ему представиться, как он уже вел меня по острову. Глубокой ночью я записал свои впечатления.
На этом забытом богом острове нет, по крайней мере, комаров. Но как это сырое, холодное и ветреное место мало приспособлено для жизни малюток, родившихся от смешанных браков местных жителей с выходцами из Европы. Стелющийся туман разворачивал передо мной свой бесконечный густой саван, а я спотыкался вслед за Ли и шел по хлюпающей под ногами смеси из щебня, бывшего когда-то частью скалистого берега, и жидкой торфяной почвы.
Мы добрались до нескольких сложенных из камня холмов, которые были нам примерно по колено. «Захоронения, — бодрым тоном произнес он. — Загляни-ка внутрь». Я склонился над одним из них, стал всматриваться в щель и вдруг различил какую-то беспорядочную смесь останков, которые, по всей видимости, представляли собой человеческие кости, но черепа там не было. «Я собрал черепа, — ответил Ли. — Возможно, они принадлежали эскимосам, что очень сомнительно. Я нашел пять черепов, по крайней мере, два из них имеют большее сходство с европейцами, нежели с эскимосами. Остальные — нечто среднее».
По всей видимости, почти каждое маленькое углубление или более или менее заметная рытвина на острове были окружены каменным кольцом, служившим некогда основанием палатки, диаметр некоторых из них достигал двенадцати футов. Ли утверждал, что бесчисленные впадины остались от предназначенных для зимовки полуподземных домов — памятников древней культуры, сложившейся в доэскимосскую эпоху.
У восточной оконечности острова мы добрались до трех надгробных каменных пирамид цилиндрической формы, имевших в высоту около шести футов. Они вовсе не походили на постройки эскимосов-энуксуаков (людей каменного века), следы поселений которых разбросаны по всей Арктике. Я поделился своим наблюдением с Ли, и он тотчас согласился: «Именно, уж слишком они высокие, слишком правильной формы. Построены хорошо, просто на диво. Нет, это дело рук не эскимосов — отнюдь. Вы только посмотрите на толщину лишайника, покрывающего их поверхность. Они слишком древние, едва ли их можно отнести к историческим временам».
Возвращаясь, мы с трудом брели по южному побережью острова. Вода опустилась настолько, что море лишь отдаленно виднелось по ту сторону громадной блестящей равнины, по которой были беспорядочно разбросаны перемешанные с грязью валуны и осколки скал. Ли указал мне на нечто, напоминающее пандус, причал для гидросамолета или широкую тропу, бегущую вниз, к морю, с той высоты, до которой поднимаются воды во время прилива. Кто-то приложил просто титанические усилия, освобождая путь от самых опасных остроконечных камней. Ли вновь заговорил о том, что местных жителей нужно исключить из числа создателей этой дороги: «Никакому эскимосу и в голову не придет всерьез позаботиться о том, чтобы заставить лодку скользить по суше. Да этого и не потребовалось бы при плавании на каяках и каноэ. Надо думать, этот волок предназначался для больших лодок».
К этому времени моя одежда ниже пояса насквозь промокла под струями дождя, а выше пропиталась потом — хоть выжимай. Казалось, Ли был динамо-машиной из плоти и крови, да иначе и не выжить в подобном месте. Он заставил меня пробежаться рысцой к небольшому укрытию позади гребня горы, вершина которой потрескалась и разрушилась от мороза, и мы оказались на месте его раскопок.
Не очень впечатляющее место. Облепленный грязью прямоугольник, в длину примерно сорок пять футов, в ширину около пятнадцати, с дерном, мхом и камнями, которые были освобождены от земли на несколько дюймов в глубину и, как указывали результаты раскопок, покоились на прочном фундаменте или скальном основании. Я мог рассмотреть только развалины низких каменных стен. Ли секунд десять ожидал от меня вопросов, но решил опередить меня:
«Это разновидность длинного вигвама. Но она не относится к стилю так называемых «Шести наций», в котором на юге строили и другие индейские племена, это творение, созданное в своем собственном неповторимом стиле. На острове Памиок три аналогичные постройки — две такого же размера, как вы видите, а одна — значительно больше. Эскимосы говорят, что севернее есть еще несколько. В научных трудах по археологии Канады ничего подобного никогда не было описано.
Я набросал план этой постройки. Взгляните, ее очертания напоминают форму лодки с несколько искривленными бортами и закругленной кормой. Стены — из камня и дерна, низкие, четыре фута в лучшем случае. Я немногого добился в поисках артефактов — предметов материальной культуры древнего человечества, но кое в чем и мне повезло — здесь масса частиц из окиси свинца (обломков и чешуек кремня), относящихся к Дорсет-культуре (доэскимосской). Множество их покоилось на гнилом дерне разрушенных стен. Вероятно, дорсеты, или представители Дорсет-культуры, разбили здесь лагерь, а впоследствии покинули свои длинные вигвамы».
Юный Роберт занялся завариванием чая. Он разыскал нас и едва ли не извиняющимся тоном стал убеждать своего отца и меня в том, что нам, должно быть, было бы желательно пойти согреться в палатке.
«Не теперь, — оборвал Том, — еще слишком многого я не успел показать этому человеку. Пора и на большой вигвам взглянуть».
Ли повел меня вверх по пологому склону, я брел по развалинам, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, прежде чем смог увидеть то самое жилище. Обтесанные людьми валуны валялись порознь, они были так тщательно перемешаны с глыбами и осколками скальных пород, что я нуждался в помощи Ли, который указывал мне на обломки человеческой культуры. Спустя какое-то время я смог представить себе очертания этого объекта, который походил теперь на могилу Гаргантюа. В длину он составлял, по меньшей мере, восемьдесят футов, а в ширину, возможно, двадцать — ну и громадина!
В некоторых местах стены все еще высятся на три фута, но по большей части они лежат в развалинах, среди которых видны скатившиеся внутрь валуны. Я говорю валуны, потому что то, что я видел в таком множестве повсюду, иначе как валунами не назовешь. Ли полагал, что вес некоторых из них превышает тысячу фунтов. Все они были покрыты толстенным слоем лишайников, которым потребовались бы многие сотни лет, чтобы так разрастись.
Всматриваясь в беспорядочную толчею этих каменных гигантов, Ли подытожил свои размышления: «Трудно поверить, что эскимосы могли построить все это. Что, скажите мне на милость, могло подвигнуть их на такие подвиги? Возможно, эскимосы иногда разбивали палатки внутри этих длинных вигвамов. Не исключено, впрочем, и то, что представители Дорсет- и Тулий-культуры (палеоэскимосской) поступали точно так же. Но я сомневаюсь, что хоть кто-нибудь из них мог построить эти длинные вигвамы».
«Кто же тогда строил все это?»
Добродушно поддразнивая, он улыбнулся: «Так-так, мистер Моуэт. Полагаю, искать — мне, отвечать — вам. На сей счет осторожные профессионалы вряд ли что-то скажут. Думаю, вы не удивитесь моему предсказанию — когда-нибудь и профессионалам станет ясно, что строители всего этого — европейцы. Вероятно, скандинавы».
Впоследствии мы с Томом стали друзьями, обменивались находками и мнениями. Он присылал мне копии своих археологических отчетов, скрупулезных и подробных. Я сообщал ему результаты моих изысканий в области древней истории Скандинавских стран. В 1967 году он вновь отправился на полуостров Унгава и несколькими милями севернее Пейн нашел еще один остров — большой вигвам, расположенный на нем, превосходил своими размерами все найденные прежде. Затем он вернулся на остров Памиок и начал интенсивно исследовать большой вигвам, расположенный на этом острове. Раскопки велись в течение трех сезонов, результаты же были ничтожны, мало света удалось пролить на проблему, которой Ли посвятил колоссальное количество времени и усилий. Никаких новых фактов, которые помогли бы удовлетворительно объяснить цель, с которой некогда велись эти постройки, или понять наконец, кем же были сами строители, так и не появилось. Тайна оставалась тайной и скрывала под своим покровом бесчисленное количество загадок.