Корабли сблизились, и капитаны устроили нечто вроде совещания. Вполне возможно, что возвышенные земли могут оказаться мысом пролива Стрейт оф Свифт Уотерс (Пролив тихих вод), который, как они знали, вел во Внутреннее море. Им не оставалось ничего другого, как отправиться на разведку. К тому же и людям, и скоту было необходимо как можно скорее сойти на берег, чтобы отдохнуть и подкрепиться.
После этого корабли двинулись на юг, и вечером того же дня путешественники высадились на берег. Отдохнув и отоспавшись несколько дней, переселенцы продолжили плавание на юго-запад, до тех пор, пока не убедились, что это вовсе не пролив, а поистине грандиозный залив. Не зная, как им поступить дальше, они обогнули мыс, лежавший перед ними, и направились на север вдоль западного побережья.
На следующий день они оказались в устье бухты, которая, казалось, предлагала эмигрантам все, чего только можно пожелать на новой родине. Здесь шумел густой лес, полный кленов, берез и прочих экзотических деревьев. Мореплаватели направились в устье бухты и высадились на берег на густом сочном лугу, росшем, надо полагать, на богатых аллювиальных почвах, каких большинство альбанов никогда прежде не видело. А к югу от этих мест зеленели широкие равнины, густо поросшие благоухающими травами.
Здесь было вволю всевозможной пищи и для людей, и для скота. На каждом шагу в изобилии встречались разнообразные ягоды и даже дикий виноград<emphasis>[121]</emphasis>. Воды этой неглубокой бухты изобиловали рыбой, лобстерами, съедобными моллюскоми и гребешками. Лососи так и кишели в этой реке, которая впадала в устье бухты, вытекая из расположенного неподалеку озерка, где во множестве водилась форель. В конце концов, что еще, способное затмить это великолепие, может предложить Альба на Западе?
Дни текли за днями, и путешественники наслаждались дивными красотами природы, вдыхая бодрящие запахи лесов и благоуханные ароматы склонов, усеянных плодами и ягодами. И даже когда стаи перелетных гусей, парившие высоко в небе, напоминали им, что лето на исходе, путешественники медлили, со дня на день откладывая отплытие. В конце концов все закончилось тем, что они решили остаться здесь на зимовку. Поиски Альбы было решено отложить до следующего лета.
Пока дети пасли скот на поросшем сочными травами плато и коровы с овцами мирно нагуливали жир для предстоящей зимы, мужчины и женщины работали не покладая рук, возводя убогие домишки в устье бухты. И хотя большинство из этих домиков были возведены по привычному образцу, в качестве вертикальных опор в них вместо камней использовались столбы, подпиравшие дерновые стены и служившие подпорками для каркаса крыши, поверх которого укладывались те же блоки дерна.
Зимой, которая, кстати сказать, оказалась настолько мягкой, что коровы выжили и даже могли пастись на пригретых солнцем лужайках под открытым небом, мужчины обследовали окрестности найденной бухты. На северо-западном побережье залива они обнаружили немало глубоких бухт-фьордов, но ни одна из них не шла ни в какое сравнение с теми удобствами и изобилием земных даров, которыми обладала их собственная бухта.
Одна из групп разведчиков, проделав долгий путь на запад, вышла к берегам некоего водоема, который они поначалу приняли за огромный пролив, но затем, обойдя его побережье, поняли, что перед ними еще один изолированный залив.
Немалую важность имело и то, что им никак не удавалось обнаружить никаких следов присутствия человека — альбанов или туземцев, в прошлом или совсем недавно. Усталой полусотне эмигрантов с Кроны стало казаться, что они и впрямь обнаружили уголок рая на земле, где еще не ступала нога человека.
Когда же наступила весна, эмигранты посеяли бывшие у них семена на жирных землях в устье бухты. Они решили не искать другого парадиза и поселиться в этой бухте. Отныне их новый Иерусалим был здесь.
В начале лета один из кораблей с минимально необходимой командой отправился в плавание для установления контактов с другими альбанами, если таковые существуют. Корабль возвратился на удивление рано, еще до наступления осени. Команда обнаружила устье пролива Стрейт оф Свифт Уотерс, пересекла его и достигла Окака. Там они сторговались с местными жителями, выгодно обменяв меха на коров и быков.
Прежде чем оставаться на вторую зимовку на новом месте, эмигрантам осталось закончить одно-единственное дело. Каждая свободная пара рук занялась сбором, сортировкой и переносом плоских камней на вершину гряды, защищавшей поселение от ветров с севера. Там группа строителей под присмотром старейшин возвела три дозорные башни. Башни эти, хорошо видные с любого судна, приближающегося к бухте с северо-востока, несли вполне определенную весть:
— МЫ ЗДЕСЬ!
После того как два судна эмигрантов с Кроны погибли возле Гамильтон Инлет, остатки небольшой флотилии продолжили свой путь. Спустя десять суток после выхода из бухты Окак три корабля добытчиков «валюты» и английское купеческое судно достигли устья залива Таскер Бэй. Здесь их маленькая компания поредела. Один из кораблей добытчиков «валюты» решил зайти в залив, чтобы навестить людей своего клана, обосновавшихся на берегах Ту Гуд Понд. Остальные суда миновали широкое устье, повернули на юг, взяв курс вдоль океанского побережья полуострова Порт-о-Порт, и вошли в просторную акваторию залива Сент-Джордж. Затем они бросили якорь, укрывшись за островом Флат Айленд в глубине залива.
Остров Флат представлял собой изогнутую песчаную косу протяженностью около семи миль, на которой раскинулись естественные луговины — поистине идеальные пастбища, на которых паслось множество овец, коров и пони. Якорная стоянка, как с удовлетворением отметил капитан купеческого судна, была, пожалуй, лучшим укрытием на всем юго-западном побережье Великого острова.
Переселенцам на бортах промысловых кораблей было приятно услышать, что полоса пахотных земель в этих краях протянулась на добрых тридцать пять миль вокруг устья залива, а урожайность этих земель далеко превосходила все, что им доводилось слышать до сих пор.
Прекрасные земли были всего лишь одним из щедрых даров этих мест. Лето в здешних краях было долгим, жарким и солнечным, и в то же время дождей выпадало довольно, чтобы напоить всевозможную растительность. Зимы же не шли ни в какое сравнение с суровыми и долгими зимами на Кроне; к тому же здесь имелись практически неисчерпаемые запасы древесины и даже месторождения угля, выходившего прямо к поверхности.
Что касается древесины, то она всегда считалась особо ценным товаром на островах северной Атлантики. А здесь, неподалеку от залива Сент-Джорж, хвойные и лиственные леса мягких и твердых пород дерева росли в таком невероятном обилии, о котором переселенцы не могли прежде и мечтать.
Эти земли изобиловали пищей всякого рода. В теплое время года местные ручьи и речки, впадающие в залив, буквально кишели алозами (шэдом), сероспинками (элевайфами), угрями, форелью и лососем. А мойва водилась в заливе в таком несметном множестве, что на отмелях, где ее косяки метали икру, плавали целые груды икры, доходившие людям до колен. У самой кромки берега вихрем проносились косяки сельдей и кальмаров, от которых вода начинала бурлить; а огромную треску, гонявшуюся за живцом, можно было бить острогой прямо с прибрежных валунов, не замочив ног.
Столь же богаты живностью были и глубинные районы. Здесь в изобилии водились олени карибу, зайцы-беляки, белые куропатки и прочая мелкая дичь. В лесах часто встречались медведи-барибалы, а по берегам нередко бродили огромные белые медведи. Рыси, нутрии, норки, куницы, бобры, лисицы и волки не просто водились здесь в несметном множестве, но и были не слишком пугливы, ибо пока что не имели опыта общения с человеком и не успели понять, кто же является их самым грозным врагом.
А еще здесь было море…
Соседние устья заливов Сент-Джордж и Таскер Бэй были родным домом для моржей-секачей, больших и малых китов, дельфинов и, разумеется, всевозможных видов рыб. Добытчики «валюты», занимавшиеся промыслом в этих водах, всего за несколько недель могли без труда наполнить свои трюмы добычей. Необходимость отправляться в дальние плавания, иной раз — за тысячи миль, на что уходили год, а то и два, теперь, казалось, безвозвратно отошла в прошлое.
Короче, преимуществам Альбы на Западе поистине не было числа. И далеко не последним среди них была свобода от страха в любой момент подвергнуться нападению со стороны врагов. Альбаны и туниты давно научились ладить и мирно уживаться друг с другом. Теперь альбанам предстояло научиться контактировать и с беотуками, которые жили в большей изоляции, чем туниты, и найти подход к ним было значительно труднее. Между этими тремя народами время от времени неизбежно возникали конфликты и случались даже кровопролития, но в целом все они уживались на общем для всех острове достаточно мирно.
Угроза нападения норвежцев осталась где-то далеко. К тому же если их черные корабли-кнорры когда-нибудь придут на разведку в эти края, им будет не так-то легко отыскать путь в новую Альбу — Альбу на Западе.
На протяжении трех веков альбанов оттесняли все дальше и дальше на запад, по ту сторону свинцово-серых вод Атлантического океана. И вот теперь изгнанники, кажется, нашли свою землю обетованную.
МОЯ ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА В ЗАЛИВ СЕНТ-ДЖОРДЖ СОСТОЯЛАСЬ В 1965 г. Мы путешествовали тогда вместе с Гарольдом Хорвудом, известным автором из Ньюфаундленда. Нам хотелось испытать все трудности походной жизни: жить под открытым небом, спать в палатке, кипятить чай на костре, а на завтрак ловить форель в ближайшем ручье. К тому же мы проводили немало времени, общаясь с людьми особой категории, социальный статус которых можно сравнить разве что с цыганами. В здешних краях их называют джакатарами.
Эти люди — народ по большей части низкорослый и шустрый, темноволосый и смуглый. Говорят они на странной смеси французского и английского, сдобренного щепоткой слов на языке микмак[122]. Некоторые из джакатаров промышляют ловлей лобстеров, угрей, трески и сельди. Другие занимаются сельским хозяйством, проводя львиную долю своего времени во внутренних районах. Они охотятся, водят по горам и долам на правах гидов группы разного рода охотников-любителей, выслеживающих карибу, или нанимаются в проводники к любителям рыбалки, обещая им показать места, где лучше всего ловится лосось в ручьях, как здесь принято называть реки независимо от их реальной величины.
Кроме того, большинство из них держат одну-двух коров, несколько овец, пару выносливых низкорослых лошадок и свору собак-водолазов. Места их обитания могут считаться фермами разве что по названию.
Джакатары были народ выносливый. Питеру Барфиту, известному также под именем Пьер Бьюпатри, когда мы с ним познакомились, уже исполнилось девяносто четыре. Он долго и обстоятельно рассказывал о своем детстве, вспоминал о замечательных подвигах джакатаров — охотников и «меховщиков», которые отправлялись на промысел в дальние края, надолго — иногда на несколько месяцев — покидая свой дом.
— Думаю, меха составляли львиную долю ваших доходов, не так ли? — поинтересовался я.
Питер покосился на меня, как мудрец на несмышленого юнца.
— Если так, то вы ошибаетесь. Да, конечно, меха были для нас серьезным подспорьем, но основную прибыль мы получали от продажи говядины и баранины экипажам шхун, этим америкашкам и французишкам, которые приходили в наши воды, чтобы порыбачить у побережья весной и по осени. Они, бывало, прямо — таки изголодаются по свежему мясу…
Разумеется, я знал, что в предыдущем поколении едва ли не каждая семья на Ньюфаундленде держала корову и полдюжины овец, но мне никогда и в голову не приходило, что на этих скалистых берегах можно производить говядину и баранину, что называется, в промышленных масштабах. И мне подумалось, что Питер, скорее всего, преувеличивает.
В следующий приезд я решил получше выяснить обстоятельства дела и обнаружил, что он скорее недооценивал масштабы поставок мяса, чем завышал их. После завершения в 1898 г. строительства трансостровной железной дороги фермеры, жившие в окрестностях залива Сент-Джордж, производили львиную долю свежей говядины, продававшейся в столице острова, городе Сент-Джордж, и в большинстве селений в его окрестностях. Мне рассказывали, что иногда в загонах на пристани в Сент-Джордже скапливалось до трехсот голов крупного рогатого скота. А еще я узнал, что еще в начале 1940-х гг. на берегу залива Сент-Джордж существовала обширная равнина, сплошь покрытая пастбищами, но затем в годы войны ее засыпали щебнем и забетонировали, превратив в стратегическую воздушную базу ВВС США. В результате было уничтожено не меньше десятка ферм, а ведь на некоторых из них насчитывалось по нескольку сотен голов скота.
В мягком климате, установившемся в X в., скотоводы и вовсе считали эти места настоящим раем. Они не только свели леса на обширных площадях, чтобы расчистить плодороднейшие земли для посевов. Даже в наши дни на берегах лагун, в дельтах рек и ручьев и даже на насыпях, косах и песчаных островках существуют просторные естественные пастбища, общая площадь которых превышает двенадцать тысяч акров.
Мы с Клэр, обследуя в 1966 г. земли этого округа, обнаружили в окрестностях долины Кодрой остатки некогда самой продуктивной сельскохозяйственной зоны на всем Ньюфаундленде. Нам встретились яблони, груши, сливы и вишни, изнемогающие под тяжестью плодов; в огородах наши взоры поразило обилие всевозможных овощей; нам встретилось множество свиноферм и птицефабрик, а вдоль так называемого Хайленда (южного берега залива) раскинулись не только тучные пастбища для скота, но и нивы, на которых колосились пшеница и ячмень.
Но остров Флат Айленд, который долгие века служил средоточием сельскохозяйственной деятельности на юго-западе Ньюфаундленда, увы, более не существовал. Еще в начале 1900-х гг. Санди Пойнт, как называлось поселение на острове, насчитывал более трехсот жителей, что делало его самым крупным населенным пунктом на западном побережье Ньюфаундленда. А когда в эти места приехали мы с Клэр, поселение было покинуто жителями вот уже больше тридцати лет, и, как поведал нам седой старик, прогуливавший своего пса вдоль берега, виной всему были колеса.
— Когда появились железные дороги, а затем и автомагистрали, стало все меньше потребности в судах для перевозки пассажиров и грузов, в первую очередь — соленой рыбы в Сент-Джонс, в Канаду и Бостон (США). Когда я был подростком, в здешней бухте на якоре, почти впритирку друг к другу, стояло столько судов, что по их палубам можно было перебраться с одного берега Флат Бэй на другой.
Мои родичи всегда жили в Санди Пойнт. А когда мы уехали отсюда в 1962 г., мы покинули его одними из последних. Вскоре многие дома рухнули или были попросту смыты приливными волнами. И в конце концов здесь останутся разве что надгробные камни на кладбище.
Когда началось возведение Санди Пойнт? Вот этого я вам, сэр, не скажу. Некоторые говорят, что люди там жили еще до потопа.
А почему бы нет? Во всяком случае, это было очень давно.
КОГДА Я РАБОТАЛ НАД КНИГОЙ «ВИКИНГ НА ЗАПАД», меня более занимал вопрос о том, куда же, собственно, плавали норвежцы, в чем мотивы и причины их плаваний. Я более или менее согласился с господствовавшим мнением, что ими, то бишь викингами, двигала прежде всего жажда открытий, а также стремление обживать новые, далекие земли.
Однако работа заставила меня избавиться от многих заблуждений. Мне стало совершенно ясно, что главной и основной причиной, побуждавшей норвежцев отправляться на запад, была жажда легкой наживы, стремление пограбить. Да, в Британии, Исландии и Гренландии впоследствии действительно имели место захват и освоение земель, но везде и всюду путь для переселенцев прокладывали мародеры и рейнджеры.
Норвежцы с Гренландии вовсе не были каким-то исключением. Те из них, которые, как рассказывается в старинных хрониках, плавали за Лабрадорское море, были не первопроходцами и не переселенцами, а самыми заурядными морскими разбойниками, любителями грабежей и легкой наживы.
Эта и следующая главы, в которые включены рассказы современников об известных плаваниях викингов в Северную Америку, отчасти основаны на моей собственной реконструкции событий, изложенной в книге «Викинг на запад», но на этот раз я несколько сместил акценты повествования.
Бьярни, сын Херйольфа, считался преуспевающим морским купцом из юго-западной Исландии. Проведя зиму 984 г. в Норвегии, он возвратился домой летом 985 г. и неожиданно для себя узнал, что его отец отправился в захватнический поход в Гренландию вместе с Эриком Раудой (Рыжим).
Бьярни решил последовать за ними, даже несмотря на то, что, как он сам заявил своей дружине, «люди вполне могут подумать, что мы — безумцы, ибо никто из нас до сих пор еще не плавал в Гренландское море».
И они вышли в море из одного из исландских портов, имея на борту традиционный груз норвежских товаров, и вскоре нарвались на свирепый северный шторм, который унес их в океан далеко к юго-западу от намеченной цели их плавания. Однако, проплутав немало времени в бурном море, они в конце концов увидели вдалеке землю. Подойдя к ней поближе, они увидели, что в глубине возвышаются холмы, поросшие густыми лесами, а перед ними на побережье раскинулись многочисленные фьорды и узкие бухты.
Как оказалось впоследствии, они достигли восточного побережья Ньюфаундленда[123].