5 марта 1877 года Московский окружной суд вынес приговор по этому делу. Главные организаторы преступлений были лишены всех прав состояния и сосланы в Сибирь.
Вскоре после процесса Муравьев был назначен прокурором Ярославского окружного суда. Там талантливый прокурор задержался чуть более года. В январе 1879 года он становится товарищем прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты. В Петербурге Муравьев сумел быстро завоевать признательность и уважение. Он был смел, инициативен и в те годы еще довольно либерален. В октябре 1880 года Муравьев временно исполнял должность прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты.
1881 год, обагренный царской кровью, стал судьбоносным в служебной карьере Н. В. Муравьева. Именно ему талантливому, задиристому, блистательному 30-летнему судебному деятелю было доверено исполнять прокурорские обязанности в Особом присутствии Правительствующего сената по «Делу о злодеянии 1 марта 1881 года, жертвою коего пал в Бозе почивший император Александр Николаевич».
Заседание Особого присутствия Сената по делу «1-го марта» открылось 26 марта 1881 года в 11 часов дня. Председательствующим был назначен Сенатор Е. Я. Фукс. Суду были преданы 6 человек, 5 из них имели адвокатов. Софью Перовскую защищал Кедрин, Николая Кибальчича — Герард, Тимофея Михайлова — Хартулари, Николая Рысакова — Унковский и Геси Гельфман — Герке. Андрей Желябов от адвоката отказался.
Н. В. Муравьев произнес длинную, длившуюся почти пять часов, довольно страстную обвинительную речь. С точки зрения революционных демократов, его речь была «напыщенной» и «вычурненной», наполненной «небылицами». Такие отзывы сделали как сами подсудимые, так и демократические издания. Муравьев не щадил в своем выступлении даже женщин. Софью Перовскую он выставил как олицетворение безнравственности и жестокости, свойственной будто бы всем революционерам. Он говорил, что она с «циничным хладнокровием» распоряжалась «злодеянием». И никакие воспоминания детства здесь уже не имели для него значения. А ведь обвинителю было что вспомнить. Еще мальчиком, в 1856–1859 годах, когда его отец был губернатором в Пскове, а отец Перовской — вице-губернатором, он играл вместе с Софьей, а однажды она вместе со своими братом и сестрой даже вытащила будущего прокурора из глубокого пруда, в котором он чуть было не утонул.
В заключении своей большой речи Муравьев сказал: «С корнем вырвет русский народ адские плевелы из русской земли и тесней, дружней сомкнувшись несчетным рядом благомыслящих граждан, бодро последует за своею несокрушимою, единою священной родиной, за своим ныне вступившим на царство августейшим вождем». Прокурор внес предложение приговорить всех подсудимых к смертной казни.
Особое присутствие Правительствующего сената приговорило всех подсудимых к повешению. Только Рысаков и Михайлов подали прошения о помиловании, которые были отклонены. Пятеро подсудимых были казнены. И только Гельфман, оказавшейся беременной, смертную казнь заменили каторгой. Однако вскоре после родов она умерла в крепости.
После завершения судебного процесса Муравьев некоторое время оставался товарищем прокурора палаты, затем исполнял должность прокурора, а 16 января 1882 года был утвержден прокурором Санкт-Петербургской судебной палаты. К этому времени он имел уже награды: ордена Св. Анны 1-й степени и Св. Владимира 3-й степени.
В 1884 году Н. В. Муравьева назначили прокурором Московской судебной палаты. Он всегда любил комфорт и лоск во всем: в жизни и в работе. Он сразу же занял роскошную, состоящую из 20 комнат, служебную квартиру в здании судебных установлений в Кремле. С таким же размахом устроил и других служащих прокуратуры. От своих подчиненных Муравьев требовал не только соблюдения строгой дисциплины и ответственного отношения к делу, но и внешней опрятности, достойного поведения. Современники вспоминали, что он в буквальном смысле муштровал прокуроров, особенно придирчиво относясь к наиболее способным из них. Не случайно, лица, прошедшие его суровую школу, быстро продвигались по службе, становились председателями судов, прокурорами палат и окружных судов.
Состав тогдашней московской прокуратуры, хотя и включал много хороших, талантливых сотрудников, не в полной мере удовлетворял требовательного к себе и к сослуживцам прокурора палаты. Твердый, энергичный и решительный, обладавший бойцовскими качествами, Муравьев иногда говорил, что его помощники «не в меру корректны», «недостаточно задиристы», а то и просто «мягки». Поэтому он стремился привлекать в прокуратуру таких обвинителей, как М. Ф. Громницкий, который был настоящей грозой подсудимых.
Н. В. Муравьев всегда стремился привить молодым людям любовь к прокурорской и судебной деятельности. Выступая перед кандидатами на судебные должности, он говорил: «Среди нас больше чиновников судебного ведомства, ремесленников судебной профессии, даже дилетантов судебного дела, чем настоящих судебных деятелей. Многие из нас служат и действуют иногда сами не зная зачем, как придется и машинально, не проникаясь животворным духом нашего дела, не чувствуя к нему любви или даже просто охоты и потому мало заботясь о том, что выйдет из нашей деятельности. А между тем великое дело правосудия требует, кроме специальных познаний и опытности, еще ревностного и сознательного ему служения, которое, в свою очередь, немыслимо без ясного и чуткого разумения, крепкой воли, развитого чувства правды, твердых принципов и стойких убеждений».
Занимался Муравьев и творчеством. Он издал капитальный труд по истории прокурорских органов в России — «Прокурорский надзор в его устройстве и деятельности». Затем опубликовал обширную работу о современной ему прокуратуре — «Общие основания устройства и уголовной деятельности прокурорского надзора».
5 июня 1891 года А. Ф. Кони, занимавший должность обер-прокурора, был назначен Сенатором уголовного кассационного департамента. На освободившееся место министр юстиции Н. А. Манассеин поставил Н. В. Муравьева. Для Николая Валериановича открывались новые перспективы, которыми он не преминул воспользоваться, благодаря поддержке влиятельных лиц при дворе. Впоследствии А. Ф. Кони вспоминал: «Я должен признать, что в новом звании Муравьев был весьма на месте и не уронил его с той высоты, на которую мне удалось его поставить. Его практическая подготовка, умение разобраться в научных материалах и несомненный дар слова нашли себе применение в его заключениях».
Несмотря на несомненные успехи, Муравьев все же «тяготился этой деятельностью и скромным материальным положением». Работа не давала удовлетворения его «ненасытному честолюбию и жадному властолюбию». Кони подмечал, что Муравьев «грыз удила, как скаковой жеребец, поставленный в оглобли закона».
Не прошло и года, как «изнывающий в обер-прокуратуре» Муравьев был назначен государственным секретарем, а обер-прокурором снова стал А. Ф. Кони, соединивший с этой должностью и звание Сенатора.
1 января 1894 года Н. В. Муравьев был поставлен управляющим Министерством юстиции, а 17 апреля того же года утвержден в должности министра юстиции и генерал-прокурора. В то время это был действительно достойнейший кандидат на столь высокий пост. Приведем свидетельство человека, знавшего Муравьева на протяжении длительного времени.
Е. И. Козлинина в своей книге «За полвека» писала: «Но и теперь, когда старые судебные деятели уже стали составлять меньшинство, спросите, кто за все это время был талантливейшим из прокуроров за все эти 45 лет. Вам скажут: Н. В. Муравьев, сначала состоявший в Москве товарищем прокурора, затем, через сравнительно короткий промежуток, уже занимавший пост прокурора судебной палаты, и едва достигнув 46 лет, исключительно благодаря своим выдающимся способностям, занявший пост министра юстиции».
Министром юстиции и генерал-прокурором Н. В. Муравьев оставался 11 лет. На этом посту наиболее полно раскрылись его выдающиеся способности, но и особенно резко проявились его негативные качества: властолюбие, нетерпимость к чужому мнению, резкость и даже грубость, склонность к внешним эффектам, угодничество перед власть имущими, недостаточно высокие нравственные качества.
Желая придать единообразие и стройность системе прокурорского надзора, Муравьев издал в 1896 году Наказ чинам прокурорского надзора судебных палат и окружных судов. В нем впервые подробно и основательно были изложены все основные функции прокуроров при исполнении обязанностей, возложенных на них законом.
Первое время Муравьев использовал свои широкие полномочия с большой осторожностью. Он любил говорить, что работает «на два фронта», так как не хотел ссориться ни с властями, ни с лицами, стоявшими у истоков судебной реформы. Но в дальнейшем, по выражению А. Ф. Кони, он «снял маску» и «стал подкапываться под главные устои нового суда, под суд присяжных, несменяемость судей, единство кассации, предварительное следствие». Все чаще и чаще у него возникали конфликты и трения с независимо держащимися судебными деятелями. В угоду приближенным к императору вельможам требовал от своих подчиненных того или иного решения судебных дел. В таких случаях голосом, не терпящим возражений, он говорил: «На это дело обращено о с о б о е внимание».
В 1895 году Н. В. Муравьев присоединил к Министерству юстиции главное тюремное управление, ранее находившееся в ведении Министерства внутренних дел. Некоторые государственные деятели, например, А. Ф. Кони и С. Ю. Витте, считали такое решение Муравьева серьезной ошибкой.
Когда Н. В. Муравьев занял пост министра юстиции, прошло почти 30 лет с памятного дня утверждения Судебных уставов. Однако «благами» реформы пользовались в России далеко не все. 23 губернии и области, в том числе обширные территории Сибири, Степного и Туркестанского краев продолжали жить по дореформенным судебным порядкам. Наиболее были подготовлены к открытию новых судов Олонецкая, Оренбургская и Уфимская губернии. Этим Муравьев и занялся. В мае и июне 1894 года он лично открыл суды в этих губерниях, а заодно ближе познакомился и с судебными деятелями, которым предстояло проводить в жизнь реформу.
Меры по улучшению правосудия в обширном Сибирском крае принимались еще с 1885 года. Однако ожидаемых успехов достигнуто не было. Муравьев, тщательно изучив состояние судебной части в Сибири, пришел к твердому убеждению, что никакие частные изменения здесь не помогут. Необходимо было все изменить коренным образом на началах Судебных уставов 1864 года, приспособив их к местным условиям. Открытие Иркутской судебной палаты состоялось 2 июля 1897 года в присутствии Н. В. Муравьева.
К концу XIX века были открыты также новые судебные установления в Туркестанском крае, Степных и Закаспийских областях Российской империи, затем в северо-восточных уездах Вологодской губернии. 1 июля 1899 года на имя Муравьева был дан высочайший рескрипт, в котором отмечалось: «В вас, как в Министре юстиции, Я нашел отменно деятельного, даровитого и всесторонне подготовленного исполнителя Моих предначертаний. Сегодня, когда за введением Судебных уставов в северо-восточных уездах Вологодской губернии, на пространстве России нет уже более местности, которая бы не пользовалась благами присущих сим Уставам вечных начал правды, милости и равенства всех перед законом, Я с чувством живейшего удовольствия выражаю вам душевную Мою признательность за оказанное вами многополезное сотрудничество».
Вступив в должность министра юстиции, Н. В. Муравьев начал грандиозную работу по пересмотру законодательства по судебной части. За 30 лет со дня их введения было разновременно принято уже около 700 различных законов, в той или иной степени изменяющих, дополняющих, а то и вовсе ликвидирующих некоторые статьи уставов. Все это мешало практическим работникам, вносило путаницу, и даже опытные юристы иногда с трудом продирались сквозь законодательные дебри. Комиссия под председательством Муравьева работала пять лет. В результате были подготовлены новые редакции Учреждения судебных установлений, уставов гражданского и уголовного судопроизводства, включающих в себя около 4,5 тысячи статей. Однако в связи с надвигавшейся войной с Японией, а затем и обострением революционной ситуации, они так и не были приняты.
Начало ХХ века Н. В. Муравьев встретил в расцвете своей славы. К этому времени он имел чин действительного тайного советника, был награжден многими высшими орденами Российской империи. В России резко обострилась обстановка, один за другим совершались террористические акты на высших царских сановников. Революционеры готовили покушение и на Муравьева. Усиливалась и репрессивная направленность деятельности правительства. В такой ситуации Николай Валерианович не посчитал возможным оставаться далее на посту министра юстиции и генерал-прокурора. Он попросил об отставке. В конце 1904 года Муравьев стал усиленно добиваться места посла в Париже, но такой возможности ему не представилось. Однако вскоре посол в Риме князь Урусов был переведен в Вену, а на открывшуюся вакансию назначен Н. В. Муравьев.
Николай Валерианович выехал для работы в Рим. Он занимался дипломатическими делами с такой же энергией, как и в министерстве.
Н. В. Муравьев был женат три раза. Последней его женой была Евгения Ивановна Аккерман — женщина волевая, державшая Муравьева «в большом респекте». Она была единственным человеком, которого «боялся и слушался» Муравьев. Николай Валерианович удочерил ее девочку, и к ее взрослому сыну относился, как к родному. «Такая деликатность и любовь к сыну Аккермана со стороны Муравьева, — вспоминал Витте, — в то время как г-жа Муравьева не хотела его видеть и не принимала — довольно трогательна». От этого брака у него были две дочери и один сын.
Скончался Н. В. Муравьев 1 декабря 1908 года в Риме.
Сергей Сергеевич Манухин родился в 1856 году в потомственной дворянской семье. После окончания гимназии он поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Служить начал в 20-летнем возрасте кандидатом на судебные должности при прокуроре Петербургского окружного суда. Спустя некоторое время его направили в Орловскую губернию, где при местном прокуроре он выполнял обязанности секретаря.
Через несколько лет, благодаря связям, он сумел попасть на службу в Министерство юстиции. Там Манухин первое время занимался вопросами систематизации законодательства и руководил библиотекой. Только в 1884 году он получает более или менее солидную должность — чиновника по особым поручениям при директоре департамента Л. В. Безродном. Здесь трудолюбивый молодой юрист сумел обратить на себя внимание начальства, поэтому дальнейшее продвижение его по службе было быстрое и вполне удачное. Вскоре Манухин исполняет обязанности помощника начальника законодательного отделения и состоит одновременно за обер-прокурорском столом в одном из департаментов Правительствующего сената.
При министре юстиции Н. А. Манассеине началась серьезная реорганизация центрального аппарата министерства. В частности, была учреждена юрисконсультская часть. С. С. Манухин был назначен на должность юрисконсульта. Одновременно он управлял и законодательным отделением департамента. В 1890 году его назначили товарищем обер-прокурора уголовного кассационного департамента Правительствующего сената. Работать здесь оказалось для него намного сложнее — сказывалось отсутствие опыта практической деятельности. Поэтому уже через несколько месяцев Манухин счел за благо возвратиться в центральное управление Министерства юстиции, где занял должность старшего юрисконсульта.
С приходом в Министерство юстиции Н. В. Муравьева Манухин стал одним из ближайших и самых деятельных сотрудников нового министра. Он получает вначале должность вице-директора, а затем и директора 1-го департамента. Манухин стал руководить делопроизводством особой комиссии по пересмотру законоположений по судебной части, этой работе Муравьев придавал исключительно важное значение. Он неоднократно сопровождал министра в его поездках по империи и, в частности, был на открытии новых судов в Иркутской губернии, активно занимался руководством подведомственных отделений, кадровыми вопросами и пр.
С. С. Манухин великолепно ориентировался в «бумажном царстве», был активен и энергичен, успевая выполнять множество различных дел. Его инициативность по достоинству оценил министр Н. В. Муравьев и 1 января 1901 года назначил своим заместителем. На этом посту Манухин заменил П. М. Бутовского, ставшего членом Государственного совета.
Во время отсутствия Н. В. Муравьева Сергей Сергеевич часто управлял Министерством юстиции, неоднократно представлял интересы России на различных международных конгрессах: по криминалистической антропологии в Брюсселе, по вопросам частного международного права в Гааге и на других.
14 января 1905 года Н. В. Муравьев был назначен послом при короле Италии, а 21 января, последовал именной высочайший указ Правительствующему Сенату: «Товарищу Министра юстиции, Сенатору, Тайному советнику Манухину — Всемилостивейше повелеваем быть Управляющим Министерством юстиции, с оставлением в звании Сенатора». Впоследствии он был утвержден в должности министра юстиции и генерал-прокурора.
Министром юстиции С. С. Манухин оставался менее года. Конечно, за столь короткий срок он не сумел провести сколько-нибудь значительных преобразований в судебном ведомстве. К этому не располагала также и внутренняя обстановка в империи. Он вступил в должность министра в то время, когда, по выражению Е. И. Козлининой, «все кругом бурлило, и волны общественной жизни рвались вон из берегов».
Многих приближенных к императору лиц С. С. Манухин на посту министра юстиции явно не устраивал. Активное противостояние революционеров, поддерживаемых широкими слоями населения, и правительства усиливалось с каждым днем, и поэтому консервативно настроенные сановники, не считавшиеся с обстоятельствами и ни при каких условиях не желавшие ни реформ, ни ослабления самодержавной власти, хотели бы видеть во главе Министерства юстиции не столь либерального деятеля.
Стремясь приглушить революционное брожение, царское правительство лихорадочно принимало законы, которые часто противоречили один другому. 12 декабря 1904 года был объявлен высочайший указ Правительствующему Сенату «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», который даже некоторые царские вельможи считали «малополезным».
Начавшееся после январских событий 1905 года мощное наступление трудящихся привело правительство в полное замешательство. В феврале 1905 года императору пришлось заговорить о создании представительного органа с законосовещательными функциями. При обсуждении этого вопроса в Совете Министров Манухин был одним из самых активных сторонников привлечения населения к выработке законов. На заседании Николай II поручил министру внутренних дел А. Г. Булыгину составить проект рескрипта по вопросу «привлечения выборных к законодательству».
В августе 1905 года был опубликован манифест об избрании Государственной думы с совещательными функциями. Это был так называемый булыгинский проект. Однако остановить нарастание революции царизм уже не мог. Не имея возможности подавить революционные выступления силой (основная часть войск находилась еще на Дальнем Востоке), царское правительство пошло на некоторые уступки. Этим в основном и было вызвано появление манифеста от 17 октября 1905 года «Об усовершенствовании государственного порядка». В нем император возложил на правительство обязанность выполнить его волю о том, чтобы «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Согласно манифесту Государственная дума должна была стать законодательным органом. Несколько расширялись избирательные права народа.
На следующий день после опубликования манифеста, выступая в Совете Министров, император Николай II сказал, что новый закон должен вызвать «значительное уменьшение области применения административных взысканий и соответственно расширяет деятельность судебных установлений». Исходя из этих требований, 25 ноября 1905 года С. С. Манухин направил прокурорам циркулярное распоряжение за № 54451. В нем он писал: «Во исполнение высочайшего повеления, я признаю нужным указать чинам прокурорского надзора, что, в целях осуществления возвещенной в высочайшем Манифесте 17 октября сего года Монаршей воли о даровании населению незыблемых основ гражданской свободы, правительством поставлена первейшею своею задачею изготовление законов временного характера, которые укрепляли бы признанную за населением свободу личной неприкосновенности, совести, слова, собраний и союзов, наряду с законными ограничениями, необходимыми для ограждения прав отдельных лиц, общего спокойствия и интересов государственных…» С. С. Манухин выразил уверенность, что прокуроры смогут «отстоять в дни смуты и общественного потрясения высокие интересы права и законности».
Через два дня после опубликования манифеста Николай II повелел С. Ю. Витте «принять меры к объединению деятельности министров, впредь до утверждения законоположений о Совете Министров».
Витте стал спешно создавать свой кабинет. Что касается участия в нем Манухина, то у премьера на этот счет не было никаких сомнений. Министр устраивал его во всех отношениях. В своей книге «Воспоминания» С. Ю. Витте писал: «Министром юстиции был Манухин, человек весьма дельный и умный, прекрасный юрист и, безусловно, порядочный и честный человек. Я не только против него ничего не имел, но очень дорожил, чтобы он был в моем министерстве».
С. Ю. Витте возглавлял Совет Министров полгода. Манухин сумел продержаться в нем лишь два месяца. Для многих это был очень неудобный министр, поэтому вопрос о его отставке витал в воздухе. Даже Витте не смог его отстоять. Главными недоброжелателями Манухина были Д. Ф. Трепов (вначале петербургский генерал-губернатор и товарищ министра внутренних дел, затем дворцовый комендант) и П. Н. Дурново (министр внутренних дел). С ними он довольно часто расходился во взглядах на происходящие события и не раз отказывал в удовлетворении их незаконных требований по различным вопросам.
Трепов обвинял Манухина в бездействии, при котором «невозможно подавить революцию». Со своей стороны, министр говорил, что вся беда заключается в Трепове и ему подобных, что тот своей «полнейшей политической невоспитанностью и невежеством» спровоцировал события 1904 и 1905 годов, расшатавшие власть. «Пока он будет, — говорил С. С. Манухин, — будут вечные неожиданности».
Говоря о предпосылках отставки министра юстиции, С. Ю. Витте отмечал: «Манухин представляет собою в высшей степени порядочного человека, принципиального государственного деятеля, прекрасного юриста, отлично знающего судебную часть, и несколько доктринерски славянофильского направления. Он был прекрасным министром юстиции, хотя, может быть, тогда смотрящим на практические вопросы теоретически, не считался со временем, которое, конечно, было в высшей степени безалаберно-революционное».
7 ноября 1905 года С. Ю. Витте получил записку от Николая II, в которой сообщалось, что он назначает заседание Совета Министров под своим личным председательством на 9 ноября. По предложению государя заседание должно было начаться с «личного доклада министра юстиции в присутствии Совета».
Заседание открыл сам император. Он сказал, что существуют нарекания на действия юстиции и что ввиду этого он «счел нужным выслушать по этому предмету в присутствии приглашенных министра юстиции». С. С. Манухин, по словам Витте, с «большим достоинством защищал подчиненное ему ведомство, указывая на то, что чины этого ведомства держатся тех оснований, на которых зиждутся новые суды; что за некоторыми исключениями действия судебных чинов совершенно правильны, а в тех случаях, когда действия неправильны, то принимаются меры, законом установленные». Министр напомнил, что новые суды основаны на таких принципах, как гласность, независимость судей, и что «лучше простить несколько виновных, нежели осудить одного невиновного».