- Не знаю.
- "Чертовщина какая то."
Ловлю еще какие то мысли, но сон подрубает сознание.
Около меня три человека. Я открываю глаза и узнаю только Васеньку и Катю.
- Он открыл глаза, Григорий Петрович.
Сразу поплыли мысли от широкоплечего великана.
"Если этот недоделыш Васенька, говорил правду, то это чудо. А может это бред сивой кобылы?"
- Нет, доктор, Васенька говорил правду.
Великан подпрыгивает. В глазах его изумление.
- Больной, давайте я вас осмотрю.
Он протягивает ко мне руку, которая дрожит от возбуждения, щупает мои лоб, плечи, шею.
- "Может не надо повторной операции. Мелкие крошки кости пусть так и сидят в его мозгах. Пластинку, я вроде установил нормально, а если копаться в его мозгах, может быть будет еще хуже."
- "Вы правы, доктор, лучше не надо."
Тромб весь передергивается, его пальцы вздрагивают.
- "Забыл, он же читает мои мысли. Надо все продумать. Самое важное, отделить в отдельную палату и что бы меньше знали об этом случае."
- "Может лучше в общую?"
Доктор не доходит до двери резко поворачивается и говорит мне.
- Нет, лучше в отдельную.
Васенька изумленно смотрит на доктора, на меня, потом бежит за доктором за дверь. В палате только Катя.
- "Что же происходит? Все забегали, а мне что делать. Тромб похоже совсем чокнулся. Таким я его не видела. Ну и что, парень обладает каким-то чудесным свойством данным от бога, радоваться надо, а у него руки трясутся."
- "Катенька, ты прелесть."
Девушка улыбается и гладить шершавой ладошкой по моей щеке.
- Тебе надо больше отдыхать, сил набираться.
Она открывает портьеру затемненного окна и уходит.
Теперь я как король. Отдельная палата, телевизор и обслуживание по высшему классу. Кроме Тромба, из врачей в палату никого не пускают. Дежурная сестра всегда закрывает дверь с той стороны на ключ. Если надо, выпускают в туалет по звонку и пропускают уборщицу или сестру с едой в строго определенное время. Слух стал такой обостренный, что я могу через стенку вслушиваться в трепотню сестер или нянечек, особенно в "мертвый час" или после "отбоя".
Стол дежурной сестры стоит в пяти метрах от двери и настроившись я слышу примерно такой разговор.
- А в этот-то одиночной палате, говорят убийца. Я слышала от Машки, что приходил следователь с Большого Дома, приказал его запереть. Сам Тромб, когда входит в палату, всегда креститься. Наверно боится, что тот его прибьет.
- Я была в этой палате.
- Да что ты?
- Мальчик молодой, симпатичный. С перевязанной головой. Всегда смеется надо мной. "Не бойся,- говорит,- не укушу и дочке передай, пусть рожает спокойно. Они все выворачиваются на изнанку при таком положении". И откуда он все знает? Я же ни кому здесь ни слова об этом не говорила.
- Но не положат же так просто в отдельной палате такого молодого. Он либо герой, либо арестант, либо депутат, либо сын известных родителей.
- Ох, не знаю.
В это время по коридору проходит тяжелый человек и резко бросает сестрам.
- Курбатова, марш на место, в свое отделение. Что это за безобразие?
- Я только лекарство взять.
- Взяла, так иди.
Наступила тишина.
На следующий день в палату входит Тромб и гражданский.
- К тебе следователь, - говорит Тромб.
- Здравствуйте. Я по поводу вашего вашей травмы. Вы помогите мне восполнить некоторые детали?
Пытаюсь покопаться, что у него в голове. Там ничего, кроме чувства голода.
- "Времени совсем нет и я еще не жрал. Сейчас по быстрому кончу с этим голодранцем и в столовку. Нет лучше в пельменную."
- Да, пожалуйста.
- Вы знаете тех людей, которые вас били?
- Нет.
- А Виктора Костюченко знаете?
- "Интересно скажет - да - или будет юлить?" - думает следователь.
- Да, знаю. Мы с ним учимся на одном потоке в институте.
- Вы его в драке видели?