Сколько раз оружие стреляло на стеллаже при подготовке к очередному испытанию по той причине, что накануне оно было недостаточно проверено после окончания стрельбы контрольным нажатием на спуск и отправлено на склад для ночного хранения заряженным. Один такой выстрел из образца крупного калибра оказался направленным в сторону ближайшего населенного пункта, что, к счастью, обошлось без неприятных последствий. Однажды стрелок Федосеев оказался в ситуации, когда по нему могли произвести длинную пулеметную очередь. Оставалось только нажать на спуск пулемета, закрепленного на жесткой установке и наведенного в черный круг щита на стометровой дальности (контроль живучести ствола по кучности стрельбы), как вдруг из-за щита, уже в сумерках, вынырнул Федосеев. В дальнейшем, зная привычку этого стрелка после обработки кучности заходить за щит, испытатели, прежде чем произвести очередную серию выстрелов, справлялись, где находится Федосеев.
Руководители испытаний несли также ответственность за безопасность людей, проникших различными окольными путями в лесную зону полигона в запрещенное время и случайно оказавшихся на территории, где проводятся испытания. Как ни охранял комендант полигона В. Ф. Орлов эту опасную зону от проникновения посторонних людей, но они все-таки находили скрытые, известные только им лазейки. Однажды под обстрел попал художник клуба Костя Емелев. Он ходил по грибы и решил их рассортировать в лесу, как раз в створе одной из испытательных просек. Зацепившая его на предельной дальности полета пуля, потерявшая уже свою энергию, мало что добавила к фронтовому ранению ноги художника, на которую он всегда хромал. Но испытателям пришлось все-таки давать по этому поводу объяснения в соответствующих органах.
Заботливого к себе отношения требовала и фауна окружающего леса. Несмотря на частые стрельбы, обитатели леса даже в узких полосах, разделяющих испытательные «направления», считали самой удобной средой обитания. Особенно вольготно здесь чувствовали себя лоси, часто пересекавшие просеки «направлений». Для них не существовало никаких запретов. Был случай, когда с сохатым на дороге, ведущей к штабу полигона, чуть ли не столкнулся велосипедист. Иногда животные представляли даже угрозу для испытателей.
На 5-м, ближайшем к штабу «направлении», где испытывались боеприпасы, рогатый великан однажды припустился за обработчиком кучности стрельбы, следовавшим в блиндажное укрытие. Спасительным для человека оказался громадный щит, от которого он не успел еще далеко отойти. Лось не стал штурмовать это неожиданно возникшее на его пути препятствие и не стал дожидаться, когда выйдет из-за этого укрытия человек, а повернул в сторону блиндажа, где его поджидала лосиха с детенышем. Вскоре они все вместе скрылись в лесной чаще.
Весьма важную миссию в каждодневной работе полигона выполняли техники-испытатели, как правило, выпускники военно-технических училищ. Их основной обязанностью было материально-техническое обеспечение испытаний, организация и проведение стрельб, ведение журналов испытаний и т. п. По мере накопления опыта работы они глубоко вникали во весь испытательный процесс и оказывали эффективную помощь во всем инженеру-руководителю испытаний.
Первые замечания по испытываемому образцу оружия и предложения по устранению недостатков, заносившиеся в журнал испытаний, как правило, исходили от техника-испытателя. Такими первыми помощниками инженеров-испытателей были: И. Ванеев, П. Веселов, М. Каталин, И. Маленков, В. Смирнов, М. Сотсков, А. Сычев, М. Петухов, К. Тетерин, В. Трубников и многие другие. Большинству из них практический опыт работы, накопленный в процессе многолетней службы на полигоне, приток новых технических знаний в результате постоянного общения с инженерным составом позволял и самостоятельно проводить отдельные испытательные работы и исполнять обязанности инженера-испытателя.
Некоторые заканчивали высшие учебные заведения (очно или заочно), подкрепив свой практический опыт работы необходимыми теоретическими знаниями. Но не каждому и не каждый раз инженеру-испытателю выпадало счастье иметь своим помощником техника, тем более обладающего большим опытом работы. В этом случае инженеру приходилось совмещать две функциональные обязанности, что тоже шло на пользу.
Большое значение при любых полигонных испытаниях имеет также квалификация и профессиональный опыт рядового стрелка-испытателя. Опытный, с большим стажем работы стрелок-испытатель, отлично владеющий своей профессией и хорошо знающий все тонкости выполняемой работы, может сразу подметить недостатки конструкции, потому что через его руки проходит все, что поступает на полигон, — разное по своему назначению и конструктивному оформлению. Потому что за многие годы работы он не только набил мозоли на руках именно от несовершенства механизмов оружия и часто встречающихся неудобств обращения с ним, но и получал травмы. Бывали случаи, что и конструкторы, хорошо знающие свои системы, получали травмы при показе испытателям своих образцов из-за спешки при выполнении всех операций. Это от замечаний стрелка-испытателя журнал испытаний в отдельных случаях «разбухал» настолько, что там уже и места не хватало, чтобы еще что-то записать. Но он не перебарщивает, в его работе встречаются изделия и лучшего качества, ему есть с чем сравнивать.
Такие испытатели, как Г. Федосеев, С. Япдаров, А. Натаров, П. Щербаков, Ф. Ефимов, могли помочь также установить причину задержки в стрельбе или поломки детали, подсказать пути устранения выявленных недостатков. Значительная часть замечаний и предложений по улучшению качества оружия, отмечавшихся в отчетах полигона военного и послевоенного времени, исходила от рядовых его испытателей.
В середине 50-х годов стрелок-испытатель лаборатории Канеля Ф.В. Ефимов во внеурочное время из подручных материалов создал даже стреляющий макет автомата под патрон образца 1943 года. Работа его образца была основана на принципе отдачи свободного затвора с использованием инерции его наката при запирании ствола. Федя Ефимов, так его звали все на полигоне, делал свой автомат самостоятельно, без чертежей и, тем более, без каких-либо аналитических расчетов. Руководствовался интуитивным чутьем и многолетним личным опытом лабораторных исследований различных видов оружия. Он не довел свою идею до конца, так как полигон расформировали.
Однако одной из главных профессиональных способностей стрелка-испытателя является умение метко стрелять из вверяемого ему оружия. На 4-м «направлении» в подразделении индивидуального оружия было три высококвалифицированных стрелка-испытателя, которые могли производить зачетные оценочные стрельбы из автоматов. Все имели высший квалификационный разряд —«стрелок-инструктор», но изо всех выделялся П.Н. Щербаков. У этого мастера стрельбы не только из автомата, как правило, не было срывов и растренированности. Сотсков и Шингарев тоже неплохо стреляли, но при стрельбе из автомата всегда уступали Щербакову.
— А ну-ка, Паша, попробуй еще из автомата, что-то у твоего друга сегодня не получается, — обращается В.С. Дейкин, уже как представитель ГАУ, к Щербакову, только что закончившему стрельбу из карабина Симонова. Щербаков спокойно, не торопясь, кладет свой карабин на стрелковую скамейку и также спокойно и неторопливо принимает автомат от Шингарева.
— Понедельник — тяжелый день, — отшутился Шингарев, неохотно передавая автомат своему товарищу.
Но спокойствие и кажущаяся медлительность в действиях Щербакова были временными. Дальнейшие его движения были быстрыми, ловкими и сосредоточенно целенаправленными. Коренастый, плотного телосложения стрелок-автоматчик словно прирос к земле, он «мертвой» хваткой обнял обеими руками оружие и так удерживал его от очереди к очереди, не отрывая глаз от прицела, пока не выпустил по мишени всю назначенную серию выстрелов. У Щербакова всегда все получалось, получилось и на этот раз. Его стрельба оценивалась в отчетах полигона одним словом: «Удовлетворяет ТТТ», без добавления слова «практически», означавшего, что оружие немного не дотягивает до предъявляемых требований.
Этого стрелка знали и за пределами полигона — в ГАУ, в Министерстве и, безусловно, конструкторы индивидуального стрелкового оружия, которые в своих КБ втайне желали, чтобы кучность стрельбы их образцов проверял П.Н. Щербаков.
По классу стрельбы из штатных ручных пулеметов под стать Щербакову был А.Ф. Натаров, всегда показывавший стабильные результаты, с запасом удовлетворяющие нормативным требованиям. Он отличался точной расчетливостью и четким методическим выполнением любых технологических операций, связанных с техническим обслуживанием и испытаниями оружия. Хорошо стрелял из ручных пулеметов и В. Родионов.
Меткую стрельбу высоко ценил и начальник полигона И.И. Бульба. Об этом свидетельствовали часто проводимые на полигоне соревнования по стрельбе из штатного целевого оружия на личное и командное первенство, заканчивавшиеся вручением переходящих призов и денежных вознаграждений победителям. Первенствовал всегда, естественно, испытательный отдел по стрелковому оружию, которому был вручен переходящий приз на вечное хранение.
При регулярных посещениях испытательных «направлений» начальник полигона, выслушав доклады о проводимых работах, сам любил потрогать руками испытываемый образец, проверить удобство прикладки, прицеливания и даже пострелять. Стрелять по мишеням он предпочитал из оружия снайперского назначения.
На некоторых «направлениях» по указанию генерала были введены ежедневные проверки меткости стрельбы индивидуального оружия для оценки стабильности получаемых результатов и ее зависимости от меняющихся климатических и погодных условий, а также при замене пристрелыциков другими стрелками. Проверка производилась в целях установления правомерности замечаний полигона при оценке качества заводской пристрелки штатного оружия, поступающего на полигон для контрольных испытаний.
Начальник полигона любил обходить свои «владения» пешком, достигая даже самого отдаленного от штаба испытательного «направления». Появлялся то на одном, то на другом «направлении» неожиданно, изредка и слегка ударяя тросточкой-лозинкой, выломанной где-то по дороге, по голенищам до блеска начищенных генеральских сапог. Однажды, наблюдая за испытаниями пулемета на самом дальнем «направлении», он вдруг спросил у офицера:
— А что это у вас под глазом?
— Это гильза, отскочившая от борта ящика, товарищ генерал. Посмотрев еще раз на синяк под глазом испытателя, а затем на гильзосборник, генерал заметил:
— Могло быть и хуже, надо точнее ставить ящик возле пулемета, тогда гильзы не будут ударяться о его борт.
В это время он услышал сигнальный гудок шофера Копцова, приехавшего за ним на «направление». А на следующий день генерал встретил этого же офицера в штабе, на лестничной площадке второго этажа, где находится его кабинет. Тепло поздоровавшись, прервав выполнение им уставного приема отдачи чести, улыбаясь, неожиданно спросил: «Ну, так, значит, полигону неизвестно?»
Увидев замешательство на лице офицера, не нашедшего сразу, что ответить, он стал задавать другие вопросы, на которые отвечать было легче. Но когда они расстались, испытатель сразу вспомнил, что у Охотникова на подписи его отчет, где написана фраза, произнесенная генералом. Она запомнилась потому, что внесена по предложению старшего начальника при корректировке отчета перед сдачей в печать.
Замечание было связано с тем, что в доработанном серийном изделии испытателем случайно было обнаружено одно изменение, которое не было отражено в заводской сопроводительной документации. Касающаяся его фраза отчета звучала лишь напоминанием заводу о необходимости объяснения всех изменений, предъявляемых для проверки испытаниями на полигоне. У завода могли быть и свои внутренние, не раскрываемые для полигона причины. В практике полигона были случаи, когда такие изменения проходили через полигон незамеченными, а затем внедрялись в производство на основании общего положительного заключения по испытанному объекту в целом.
— Значит, Охотников уже успел доложить генералу, — с досадой подумал испытатель. Их кабинеты рядом и сообщаются между собой внутренней дверью. Занес свое замечание в кондуит и доложит о нем очередному собранию офицеров.
Так оно и было.
— Если полигону неизвестно зачем внесено изменение в оружие, значит, надо запросить завод, — резюмировал Охотников после прочтения выписанной из отчета фразы. И она прозвучала, может быть, не столько укором исполнителю отчета, сколько назиданием для всех тех, кто проводит испытания. Это надо было понимать так: прежде чем начинать испытания, нужно досконально изучить объект. Без этого не бывает полноценных и качественных испытаний.
Технический руководитель полигона использовал собрание офицеров как средство профессионального воспитания инженерно-технического состава. Применял этот метод и начальник полигона, но больше всего на этих совещаниях от него доставалось снабженцам и хозяйственникам, обслуживающим испытательные отделы.
Не исключал начальник полигона в своей воспитательной работе и индивидуальные методы. В отдельных случаях тональность его разговора с провинившимся доносилась до дежурного по части, сидящего в угловой комнате первого этажа рядом с комнатой телефонисток штабного коммутатора. Но это было в тех редких случаях, когда обычные увещевания не достигали своей цели. К дисциплинарной же практике, не смотря на большие свои права, руководитель полигона прибегал весьма редко. На работников, честно исполняющих свой служебный долг, он никогда голоса не повышал, а наоборот, даже многое прощал. Во фронтовых условиях в это время и более строгие меры воздействия расценивались как божья благодать, если проявленная халатность и допущенные ошибки по своему характеру заслуживали весьма сурового наказания по законам военного времени.
И.И. Бульба ценил людей, и ему за это платили уважением. Терпеливо и вдумчиво он относился к воспитанию молодых инженерно-технических кадров. Глубоко уважал толковых и грамотных специалистов, работавших с полной отдачей своих сил и профессиональных способностей. Щадил их, прощая случайные проступки, которые при формальной их оценке заслуживали и дисциплинарного наказания. Не оставил он, конечно, без внимания проступок молодых выпускников военно-технического училища, решивших своим «салютом» отметить очередную победу Красной Армии на советско-германском фронте стрельбой из пистолетов трассирующими пулями в лесу у первой проходной полигона.
Но никого не наказал генерал, за исключением одного, может быть, офицера, когда группа дружных «академиков» в праздничные дни принесла ему в квартиру охмелевшего до бесчувствия лейтенанта из строительной команды.
— Батюшки! — всплеснула руками от неожиданности и удивления вышедшая из кухни жена генерала, когда внесли в переднюю бесчувственного молодого лейтенанта.
— Ваня! Иди посмотри, — вскрикнула она, глядя в сторону открытой комнаты. Из нее вскоре в домашней одежде вышел генерал и остановился в дверях. Иван Иович хмуро посмотрел на лежачего, а затем окинул беглым взглядом виновато стоящих возле него «гостей» и сказал только одно слово: «Уберите!»
Унесли лейтенанта тоже в горизонтальном положении. Последним уходил из квартиры Канель. Освободив от ноши одну руку и повернувшись вполоборота, он поклонился хозяйке квартиры, отведя свободную руку в сторону: извините, мол, Евгения Ильинична, бывает…
Взяли его, потерявшего способность самостоятельно передвигаться, в кабинете начальника клуба Быкова и решили доставить домой. Это недалеко от клуба: перейти дорогу, ведущую к штабу, пересечь небольшой сквер, а за ним два абсолютно одинаковых желтых двухэтажных дома. По дороге встретился Канель, и друзья попросили его помочь, так как лейтенант не только не мог самостоятельно идти, но и хотя бы как-то двигать ногами.
Занятые своей ношей офицеры так и не заметили, что оказались не у того подъезда «генеральского дома» и таким образом попали в квартиру начальника полигона.
В целях изучения обстоятельств случившегося генерал вызывал каждого из участников этого события для личной беседы. Расспрашивал о жизни, увлечениях в свободное от службы время. Тем, у кого еще не было семьи, советовал обзавестись ею. Одному обещал даже как только кончится война, сразу дать отпуск для поездки на Родину. Не может быть, думал генерал, чтобы никто из них, будучи в трезвом состоянии, не знал его квартиры. Канель был уже семейным человеком, и его генерал к себе для беседы не вызывал.
Борис Леопольдович Канель, как и многие его сверстники, был призван для учебы в академию, которую с отличием окончил в 1941 году, из политехнического института. Обладал Канель феноменальной профессиональной памятью, но не только профессиональной. По дороге со 2-го «направления» до штаба он мог без конца цитировать похождения главного героя романов И. Ильфа и Е. Петрова, и если при этом следить за литературным текстом, то вряд ли можно было бы что-то прибавить или убавить.
К молодым, малоопытным специалистам-испытателям автоматического оружия Канель относился с уважением, оказывал постоянную помощь в работе, держал себя с ними на равных. Любил цитировать им по памяти неудачные формулировки из отчетов неудавшихся испытателей, пополнявших ряды технологов механической мастерской. В назидание на будущее. В качестве примеров, как не нужно писать отчеты. Обладая высокой общетеоретической подготовкой по специальности, а также большим опытом по исследованию оружия отечественных и иностранных конструкций, Канель охотно оказывал техническую помощь и конструкторам из КБ В.Ф. Кузьмищева. Он умел произвести полный энергетический расчет любой системы, проверить работу ее механизмов графоаналитическим способом, произвести необходимые теоретические исследования, оказав полезную помощь конструктору еще в ходе опытной разработки. И все это без соблюдения административных формальностей: оформления специального заказа, писаного или не писаного приказа, а просто так, по личной просьбе конструктора.
По результатам испытаний многих систем Канелем делались полные расчеты Таблиц стрельбы, данные которых использовались конструкторами при насечке высот прицелов в своих образцах и заносились в соответствующие Наставления по стрелковому делу.
Знания и опыт давали Канелю не только широкую свободу в выборе методов испытаний и способов исследования оружия, но и наделяли способностью делать по ним обоснованные выводы и заключения, проявляя при этом полную самостоятельность, не дожидаясь «подсказки» сверху.
Наряду с этим Канелю свойственны были и черты характера, которые, кгис говорят, портили ему всю обедню. Он мог, например, порвать на части на глазах у своего прямого начальника черновик отчета с его замечаниями, написанный на листках хрустящей под пером желтой оберточной бумаги. Белая бумага, и то невысокого качества, в военное время выдавалась только для печатанья отчетов и других исходящих документов. Не всегда умелое и корректное вмешательство непосредственных начальников в организацию работ этого исследователя заканчивалось иной раз тем, что телефонная трубка клалась на место так, что поднимать ее было уже бесполезно. Нужно было ремонтировать весь телефонный аппарат или заменять его новым. Прямота, несдержанность, вспыльчивость, непокорность лицу, обладающему властью, в случае несовпадения технических убеждений, вредили Канелю как специалисту и человеку.
Лицам, досконально знающим свое дело и уверенно исполняющим свой служебный долг, считающим возможным на этой основе проявлять излишнюю смелость, а тем более резкость в служебных взаимоотношениях с имеющими власть, трудно было рассчитывать на благосклонное к себе отношение, что в таких случаях мало способствовало созданию благоприятных условий для полного раскрытия природных дарований личности и дальнейшего развития ее творческих способностей. Уступающие Канелю по знаниям и профессиональному опыту, но обладающие такими качествами, как личная преданность вышестоящей власти, граничащая подчас с лицемерием, заискивающее угодничество при решении практических вопросов, были более удачливыми и в продвижении по службе, и в жизни вообще.
В должности начальника лаборатории и в звании инженер-подполковника Канель пребывал вплоть до расформирования полигона, а затем где-то затерялся в армейских ремонтных органах Прибалтики…
В отношении обещанного одному офицеру отпуска сразу после окончания войны начальник полигона И.И. Бульба сдержал свое генеральское слово. Офицер уехал на Кубань в свою родную Усть-Лабинскую станицу на целый месяц плюс дорожное время. Возвратившись из отпуска — сразу на доклад к генералу. В приемной никого не было, за своим столом сидела секретарь В. Яковлева.
— Здравствуйте, Василий Федорович, — ответила на приветствие офицера секретарь, — с возвращением из отпуска Вас. Вы об этом хотели доложить генералу?
— Совершенно верно. Надо…