Термин «сфера сопроцветания Великой Восточной Азии» впервые применена в декларации главы МИДа Е. Мацуока от 1 августа 1940 г. Тройственный (Стальной) пакт Германии, Японии и Италии от 22 сентября 1940 года зафиксировал этот раздел сфер влияния трех держав, признав за Японией исполнение декларации Мацуока. В действительности эту концепцию предложил Коноэ и другие японские политики евразийской ориентации в его втором кабинете — морской министр Енаи (будущий премьер) и министр иностранных дел Арита. Важнейшую роль в разработке Тройственного пакта сыграл Хаусхофер, выдвинувший концепцию оси Берлин — Москва — Токио, сторонниками которой были все японские евразийцы, включая Коноэ. Зорге прибыл в Токио с рекомендательными письмами от Хаусхофера, германского военного атташе в Японии в 1909–1911 годах и главного редактора влиятельного журнала «Zeit-schrift fur Geopolitik», в качестве активного сотрудника этого журнала. Он должен был убедить Коноэ в необходимости для обеспечения «сферы сопроцветания» обеспечить курс Японии на нейтралитет с СССР в случае возникновения войны с англосаксами. Известно, что Коноэ был настроен даже на более тесное сотрудничество с СССР на основе плана «Союза четырех», т. е. Трехсторонний пакт плюс СССР.
Принц Коноэ, будучи премьером проводил тот внешнеполитический курс Японии, который был связан с идеологическим обоснованием лозунгов паназиатизма доступным массовому сознанию. Это непосредственно выделяло южное направление японской экспансии как единственно возможное. Правительство Коноэ активно поддерживало китайское правительство Ван Цзинвэя («Договор об основах взаимоотношений между Японией и Китайской Республикой от 30 января 1940 г.) и лидера левого крыла Индийского национального конгресса Субхаса Чандры Боса, который активно вел антибританскую борьбу в Южной Азии. Рекомендация Коноэ кандидатуры Тодзио на должность премьер-министра в октябре 1941 года, когда под давлением военных его кабинет должен был подать в отставку, следует расценивать как акт последовательного антиамериканизма принца и его приверженности идеям и принципам евразийской модели геополитики.
Несмотря на сильнейшее давление Германии на Японию ни Коноэ, ни даже Х. Тодзио так и не начали войны против СССР и сохранили верность пакту 1941 года. Коноэ в своей деятельности всегда руководствовался своими словами, относящимися ко времени его первого кабинета: «Ясно без слов, что Япония и Советский Союз, которые являются соседями на Дальнем Востоке, должны строить свои дружественные отношения на прочной основе». Контрастом звучат слова оккупационного премьера (1946–1954 гг.) Японии С. Есиды, лидера японских атлантистов: «Честно говоря, Советский Союз не та страна, с которой стоит дружить».
Другой крупный евразиец в японской политике предвоенного времени — адмирал М. Енаи, которого японцы чтят наряду с победителем в Цусимском сражении адмиралом Х. Того и руководителем нападения на Пёрл-Харбор адмиралом И. Ямамото. Енаи в 1915–1917 годах был в России на должности военно-морского атташе, затем занимал командные и дипломатические должности в государственном аппарате страны. Адмирал Енаи готовил японский военный флот к войне на Тихом океане, и ему Япония обязана созданием в 19371939 годах своих первоклассных ВМС. Енаи выступал в качестве противовеса армейскому командованию во влиянии военных на микадо и был категорически против любого осложнения отношений с Россией, к чему стремилась японская армия. При премьерах евразийской ориентации, в том числе при кабинете Енаи (1940 г.), усилилось противостояние армии и флота. Это противостояние особенно сильно обозначилась в августе 1939 года, когда был заключен советско-германский пакт о ненападении. Кабинет проамериканского премьера Хиранумы был вынужден подать в отставку. Новый кабинет Абэ также не смог утвердиться и преодолеть противостояния армии и флота и подал в отставку в декабре 1939 г. Дальнейшие политические консультации не могли преодолеть этот правительственный кризис, и микадо пошел на беспрецедентный поступок — утверждение премьера императорским указом. Им стал адмирал Енаи в январе 1940 г. Енаи в отличие от Коноэ считал, что военный союз с Германией в перспективе чреват войной на три фронта, чему и был обязан своим назначением, когда СССР и Германия подписали Пакт о ненападении. Было очевидно, что в этих внешнеполитических условиях вектор японской экспансии должен быть направлен на Юг.
29 июня 1940 года, спустя неделю после подписания акта о капитуляции Франции, министр иностранных дел в кабинете Енаи Х. Арита выступил с сообщением о готовности Японии взять под свой контроль колониальные владения Франции и Голландии в Южных морях. Идеологи из стана Коноэ уже готовили для общества и СМИ «доктрину Монро для Азии с паназиатской культурой, аналогичной эллинизму», а также готовились взять власть от кабинета Енаи.
Второй кабинет принца уже активнее использовал лозунги паназиатизма и борьбы против «белого империализма». Усиление антиевропейской направленности Японии на международной арене объяснялось появлением больших шансов построить японскую «сферу процветания» по всему бассейну Тихого океана.
Борьба армейских генералов и морских адмиралов за влияние на японскую политику красной нитью проходит через всю предвоенную историю Японии, приводя к частой смене кабинетов. Все это выразилось в значительных противоречиях внешнеполитического курса страны. Если «Антикоминтерновский пакт» Японии и Германии (с присоединением к нему Италии 6 ноября 1937 г.) явно носил черты проатлантического блока, то война с Китаем, развязанная Японией в 1937 году, носила черты антиамериканской кампании. Это становится очевидным, когда принимается то обстоятельство, что договоры были приняты японскими кабинетами, разной геополитической ориентации.
Новое нападения Японии началось с т. н. «инцидента на мосту Марко Поло» (мост Лугоуцяо в 12 км от Пекина), датированном 7 июля 1937 г.
В этот день, по неустановленным до сих пор причинам, произошла перестрелка между 5-й пехотной бригадой генерала Кавабэ с частями местного гарнизона, в результате которой последний был разгромлен. Пользуясь поводом «инцидента на мосту Марко Поло», Япония начала массированное военное вторжение в Китай. 19 июля 1937 года правительство партии Гоминьдан во главе с Чан Кайши обратилась за военной и технической помощью к СССР, которая была ему оказана после подписания 21 августа 1937 года договора о ненападении между СССР и Китаем.
Эффективность и масштабность советской военной помощи Китаю привели к затягиванию войны, которая по замыслам генералов в Токио должна была закончиться «молниеносно». По сообщениям полпреда СССР в Японии М.М. Славуцкого, к осени 1937 года Токио был готов объявить войну своему северному соседу, раздосадованный его поддержкой Китаю. Японский военный атташе в Варшаве генерал Р. Савада обратился в сентябре 1937 г. от имени своего правительства к Варшаве за военно-политической поддержкой, направленной против России. Польское правительство охотно откликнулось на эту просьбу, считая «Японию естественным союзником Польши».
Особенно было раздосадовано японское правительство в связи с налетом в июле 1938 года шести китайских дальних бомбардировщиков советской конструкции ТБ-3, пилотируемых советскими летчикам, на Японские острова — остров Кюсю, города Сасебо и Нагасаки. Вместо бомб на японскую землю полетели кассеты с листовками, содержащими обращение к японскому народу жить с соседями в мире, дружбе и взаимовыгодном сотрудничестве.
В качестве ответных действий японская сторона, в лице ее армейского военного командования, производит пересмотр стратегического плана «Кантокуэн», которым предусматривались боевые действия Квантунской армии против СССР в направлениях на: Владивосток, Благовещенск и Иркутск.
Первая проба этого плана состоялась в период 29 июля — 11 августа 1938 года при вторжении японских войск на территорию СССР в районе оз. Хасан. Еще 20 июля т. г. японский посол в Москве М. Сигемицу довел до сведения НКИД СССР, что Япония настаивает на выводе из этого района советских войск и что в противном случае: «Япония должна будет прийти к выводу о необходимости применения силы». Впоследствии Токийский военный трибунал признал, что здесь «операции японских войск носили явно агрессивный характер».
28 июля т. г. вблизи Благовещенска с японо-маньчжурской стороны государственной границы стал поступать газ с запахом фиалок. Многие гражданские лица и военные в Благовещенске получили отравление, связанное с расстройством вестибулярного аппарата и потерей пространственной координации. Этот факт также был расследован Токийским трибуналом, констатировавшем применение Японией отравляющих газов против населения СССР.
Одновременно с боевыми действиями, летом и осенью 1938 года в прибрежные воды российского Дальнего Востока вторгается армада из 1 500 японских рыбопромысловых судов под охраной двух дивизионов миноносцев, нескольких подводных лодок и более 20 торпедных катеров, которые безнаказанно грабят морские ресурсы СССР.
В апреле 1938 года утверждается военный бюджет Японии, который составил почти 4,9 млрд иен (172 млрд долл. в ценах 2008 года), и 8 апреля т.г. советское правительство обращается к Токио с инициативой разрешить ряд пограничных проблем с Японией, которые могли бы привести к возникновению войны между обоими государствами, учитывая воинственный дух, витавший в японском обществе. Однако Токио по-прежнему стремится к односторонним уступкам с советской стороны. 21 июня 1938 года врио поверенного в делах полпредства СССР в Токио К. А. Сметанин в беседе с вице-министром японского МИДа К. Хориноути обратил его внимание на многочисленные факты выставления на улицах Токио плакатов с провокационной надписью: «Будьте готовы к неизбежной японо-советской войне!»
Вполне вероятно, что побег ранним утром 13 июня 1937 года с советской территории в Маньчжоу-Го начальника управления НКВД по Дальневосточному округу комиссара государственной безопасности 3-го ранга Г. Люшкова был подготовлен Кремлем, чтобы неофициальным путем уведомить поджигателей войны в Токио о значительном советском военном потенциале в этом регионе. Его можно сравнить с «полетом» Р. Гесса в Англию 10 мая 1941 года, который преследовал планы содействовать миру между Германией и Англией.
О подобной подоплеке «дела Люшкова» пишет бывший офицер пятого отдела Генерального штаба армии Японии К. Коидзуми. Он указывает, что: «В полученной от Люшкова информации нас поразило то, что войска, которые Советский Союз мог концентрировать против Японии, обладали, как оказалось, подавляющим превосходством… Опираясь на полученные от Люшкова данные, пятый отдел генштаба пришел к выводу, что Советский Союз может использовать против Японии в нормальных условиях до 28 стрелковых дивизий, а при необходимости от 31 до 58… Это делало фактически невозможным осуществление ранее составленного плана военных операций против СССР…» (На момент побега Люшкова японцы имели в Маньчжурии 9 пехотных дивизий).
Напряженность на советско-японо-маньчжурской границе перешла в открытый военный конфликт 15 июля 1938 года, когда при переходе государственной границы СССР на сопке Заозерная у оз. Хасан в 10 км от берега Японского моря и в 130 км от Владивостока погиб в перестрелке с пограничниками японский жандарм Мацусима Сякуни.
Как стало известно позднее, двумя месяцами ранее район сопки Заозерная был проинспектирован с японской стороны командующим Квантунской армией генералом Уэда. О результатах инспекции генерал доложил заместителю военного министра Х. Тодзио в Токио. В докладе указывалось, что японские войска готовы к военному столкновению на границе с российским Приморьем. Интересно, что побег Люшкова на японскую сторону также состоялся в районе сопки Заозерная (зоне ответственности Посьетского погранотряда).
Маршал В. К. Блюхер командовал всеми советскими воинскими подразделениями на Дальнем Востоке (т. н. ОКДВА) и был главным представителем советской власти в регионе. 22 июля 1938 года советское правительство направляет японскому правительству ноту, в которой прямо и решительно отклонялись требования об отводе войск с высоты Заозерная. 24 июля т.г. маршал Блюхер направляет «свою» неофициальную комиссию для выяснения на месте обстоятельств чреватого войной пограничного инцидента. «Комиссия Блюхера» устанавливает, что линия одного окопа выходит на 5-10 см за линию государственной границы, а проволочные заграждения — на расстоянии 3 м от нее, но уже на сопредельной стороне. Эти факты дают основание Блюхеру направить в Москву предложение извиниться перед японцами за случившийся инцидент и «передвинуть» линию государственной границы на 1 м в глубь советской территории. Было также установлено, что 27 июля т. г. Блюхер направляет новую «нелегальную» комиссию (т. е. без согласования с Москвой) для расследования этого факта.
Рассекреченный приказ наркома обороны К. Ворошилова от 4 сентября 1938 года № 0040сс раскрывает дальнейшие трагические перипетии судьбы маршала: «Он (маршал Блюхер) совершенно неожиданно 24 июля подверг законность действий наших пограничников у озера Хасан. Втайне… т. Блюхер послал комиссию на высоту Заозерную и без участия начальника погранучастка произвел расследование действий наших пограничников и… «установил» нашу «виновность» в возникновении военного конфликта на оз. Хасан…»
В три часа дня 29 июля т. г. японские армейские части численностью до 150 солдат атаковали высоту Безымянную, соседствующую с Заозерной. На сопке Безымянной оборонялось 11 пограничников с двумя ручными пулеметами и 10 винтовками. Высота была занята японцами; в бою погибли пять пограничников и шесть получили огнестрельные ранения. Однако в 18.20 того же дня пограничники, подоспевшие на помощь своим товарищам, отбили сопку. Затем в вину Блюхеру Москва поставила неоказание помощи пограничникам стрелковыми войсками, когда, начиная с 30 июля т.г. японцы подтянули к господствующим высотам артиллерию и свою 19-ю пехотную дивизию. Этим силам противостояли 94 пограничника и два стрелковых батальона пехотинцев, не имевших артиллерийской поддержки. Силы были не равными, и советские войска отступили с сопок в тот же день, уйдя на другой берег оз. Хасан.
3 августа т.г. Москва отстраняет от командования Краснознаменным Дальневосточным фронтом (КДФ) маршала Блюхера, назначив на его место комко-ра Г.М. Штерна. 1 августа т.г. состоялся разговор Сталина с Блюхером по прямому проводу, в котором генсек спросил маршала: «Скажите, т. Блюхер, честно, — есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами?»
С 4 августа комкор Штерн вводит в бой три стрелковые дивизии и одну механизированную бригаду; одновременно приводится в боевую готовность 1-я общевойсковая армия, дислоцированная в Приморье. Пограничные высоты с 1 августа т.г. защищали части командиров, прославившихся в Великой Отечественной войне — полковников Н.Э. Берзарина и будущего героя Московской битвы А.П. Панфилова и других.
В период боев у озера Хасан, 5 августа 1938 года была сформулирована и утверждена новая военная доктрина СССР, в которой взамен здравого «малой кровью и могучего удара» выдвигался тезис — «победа любой ценой». Вместе с тем с 4 августа т.г. наступательная операция у оз. Хасан приняла правильный характер, соответствующий канонам военного искусства. К 9 августа т. г. боевые действия в рамках пограничного конфликта завершились отступлением японских войск на территорию Маньчжоу-Го. Безвозвратные потери советских войск составили 960 командиров, младших командиров и бойцов, или 4,2 % от численности участвовавших в боевых действиях. Потери японцев составили 650 человек убитыми. 11 августа т.г. противоборствующие стороны согласились прекратить военные действия и восстановить статус-кво на границе СССР с Маньчжоу-Го.
События у оз. Хасан показали японскому армейскому командованию всю прочность обороны советского Приморья. По этой причине до конца 1938 года Генеральный штаб японской армии проанализировал ход боев и подготовил два новых варианта наступательной войны против СССР «Хатиго» («план операции номер восемь»): «Ко» («А») и «Оцу» («Б»). Этот план предусматривал развертывание трех фронтов — от станции Сковородино до Владивостока — в составе 45 пехотных и механизированных дивизий и до 500 самолетов. В период наступательной операции Квантунской армии часть этих сил привлекалась из состава японских экспедиционных сил в Китае.
Стремление взять реванш за Хасан не являлось определяющим в новой военной кампании против северного соседа. События у озера Хасан лишили японскую армию и ее командующих уверенности в своих силах. Сложное военное положение японских войск в войне против Китая не позволяло выделить необходимые для реализации планов «Хатиго» и «Оцу» военные силы. Поддержание авторитета императорской армии в обществе требовало небольшой победоносной войны на Севере. Повод армейские генералы микадо усмотрели в постоянно растущей военной помощи СССР Китаю: в 1938 году — на сумму 50 млн долл. (2,5 млрд долл. в ценах 2008 года); в 1939 — 150 млн долл. (7,6 млрд долл. в ценах 2008 года).
Напряженность на государственной границе СССР и МНР с Маньчжурией продолжала нарастать в течение 1938–1939 годов, пока 11 мая 1939 года на одном из ее участков на берегах реки Халхин-Гол не произошел т. н. «Номонханский инцидент», послуживший прологом для начала японской войсковой операции против советско-монгольских войск.
Вооруженные столкновения на границе Монголии и Маньчжоу-Го возобновились с новой силой в 1939 году. Одно из них произошло 11 мая т.г., когда японский (баргудский) кавалерийский полк, поддержанный 7 бронемашинами, атаковал монгольский пограничный пост в Номон Кан Бурд Обо. Нападение было поддержано японской авиацией. Начальник штаба Квантунской армии генерал Итагаки одобрил эти действия, которые в данном районе продолжались с возрастающей интенсивностью до 21 мая т. г., поскольку они находились в полном соответствии с приказом № 1488 командующего Квантунской армии генералом К. Уэда «Принципы разрешения пограничных конфликтов между Маньчжоу-Го и СССР» (апрель 1939 года).
21 мая т. г. японские войска начали войсковую операцию в районе Халхин-Гола силами 23-й пехотной дивизии и 28 мая т. г. вошли в огневое соприкосновение с советскими подразделениями, подтянутыми из Улан-Батора, которые прошли маршем почти 1 100 км.
До конца июня т. г. бои в районе носили позиционный характер, который не устраивал советское командование. 22 июня т.г. Москва назначила комдива Г.К. Жукова командующим группировкой советско-монгольских войск в районе р. Халхин-Гол. Обе стороны не только пытались в течение лета сбить друг друга с занимаемых позиций, но и усиленно наращивали свои силы.
К началу августа т. г. группировка японских войск на Халхин-Голе была сведена в 6-ю армию (командующий генерал О. Риппо), численностью 75 тыс. чел. Советско-монгольские войска были сведены в 1-ю армейскую группу под командованием комкора Г. Жукова; они имели более чем четырехкратное превосходство в танках и бронемашинах над своим противником.
Механизированные и авиационные части советских войск решили главную задачу в наступлении 20 августа: японские войска были расщеплены на части и полностью окружены к исходу 23 августа. До 31 августа, когда японская сторона передала просьбу советскому командованию о прекращении боевых действий, большая часть японских войск была уничтожена. Безвозвратные потери японской армии составили 25 тыс. человек, или 23 % от общего количества войск, участвовавших в боевых действиях; было сбито 660 японских самолетов. Безвозвратные потери советских войск — 9 703 чел., или 14 % от общего количества; было сбито 207 самолетов.
Поражение Японии на Халхин-Голе оказалось настолько значительным и чувствительным для японского общества, что высшее командование Квантунской армии вынуждено было в полном составе уйти в отставку. Ее потери за три месяца боев превысили потери в столкновениях с китайскими войсками за 1937–1938 годы. Окружение 6-й армии явилось большим ударом по престижу армейского генералитета.
15 сентября 1939 года было подписано по просьбе японской стороны соглашение между СССР, МНР и Японией о прекращении военных действий в районе реки Халхин-Гол и восстановления статуса-кво государственной границы.
Главный итог боев на Халхин-Голе, по мнению многих исследователей, состоит в том, что это поражение японских войск во многом повлияло на решение правящих кругов страны не сотрудничать с нацистской Германией в нападении на Советский Союз в июне 1941 года.
Заключение Германией за спиной Японии с СССР пакта о ненападении от 23 августа 1939 года было серьезным ударом по японским политикам. Антикоминтер-новский пакт 1936 года обязывал Германию и Японию к совместным и согласованным действиям против СССР, чего не было сделано Берлином в данном случае. Данное обстоятельство усугублялось тем фактом, что Япония вела боевые действия в это время именно с СССР. В Японии его расценили как денонсацию Анти-коминтерновского пакта, что потребовало изменения всей ее внешней политики и военной стратегии и привело к отставке правительства К. Хиранумы, строившего свою деятельность на союзе с Берлином и подготовке к войне с СССР.
Новое японское правительство было сформировано 30 августа т.г., и его возглавил генерал Н. Абэ. В Японии, оказавшейся в международной изоляции, стали раздаваться голоса за нормализацию отношений с СССР. Японская дипломатия в октябре 1939 г. выступила с предложением о расширении торговых связей, а в декабре — с предложением о заключении долгосрочной рыболовной конвенции. 31 декабря 1939 года Япония выполнила условие последнего платежа за продажу ей КВЖД, после чего было продлено на один год рыболовное соглашение, действовавшее с 1928 г.
7-9 июня 1940 г. был окончательно решен вопрос о границе в районе Халхин-Гола, что сделало возможным начать 20 июня советско-японские переговоры о новой рыболовной конвенции, а также, по японской инициативе, по т. н. «коренным вопросам».
Ослабление напряженности в отношениях с северным соседом обратило внимание японских политиков на Юг. В Токио решили воспользоваться создавшимся положением во французском Индокитае и голландской Индии. Генеральный штаб японских ВМС подготовил к 12 июня 1940 г. план «Политика империи в условиях ослабления Англии и Франции», который предусматривал «всеобщее дипломатическое урегулирование с Советским Союзом» и агрессию в районе Южных морей.
2 июля 1940 года японский посол в Москве С. Того в беседе с В.М. Молотовым делает далеко идущее предложение по заключению договора о нейтралитете между Японией и СССР, которое лежало в рамках новой стратегической концепции Токио. Кроме того, Того предложил включить в данный договор ссылку на советско-японский договор 1925 года и в качестве приложения к нему секретную ноту об отказе СССР в помощи Китаю. Весьма характерно, что Токио исключил из проекта договора условие о ненападении, ограничившись взятием обязательств о нейтралитете.
В июле 1940 года кабинет Енаи ушел в отставку, а правительство возглавил Коноэ, министром иностранных дел стал И. Мацуока. Новое правительство в конце июля т. г. приняло новый план внешней политики — «Программа мероприятий, соответствующих изменениям в международном положении», подтвердившей военную экспансию Японии на Юг.
Поскольку Москва не ответила на предложения от 2 июля, то 5 августа Мацуока телеграфирует Того о необходимости скорейшего заключения соглашения о нейтралитете между обоими государствами, о чем посол Японии заявляет в тот же день В. Молотову.
14 августа т. г. Молотов передал в письменном виде ответ Кремля на японское предложение. В нем сообщалось о положительном отношении к заключению договора о нейтралитете, но указывалось на необходимость внесения изменений в Портсмутский договор 1905 года и советско-японскую конвенцию 1925 года, включая вопросы о ликвидации японских угольных и нефтяных концессий на Северном Сахалине.
Реакции Токио на это заявление не было более двух месяцев, поскольку это затрагивало вопросы права Японии на рыболовство в территориальных водах России. В беседе с Того 7 сентября Молотов заявил, что: «Нельзя делать Портсмутский мир… базой для развития хороших отношений между СССР и Японией».
Ответом Японии на это заявление СССР было заключение 27 сентября 1940 года Тройственного (Стального) пакта между Страной Восходящего Солнца, Германией и Италией о военном союзе. В состоявшемся обмене секретными письмами предусматривалось, что Германия будет оказывать содействие улучшению отношений между Японией и СССР.
Посол Того во время прощального визита (в связи с назначением нового посла) 17 октября к В. Молотову сообщает, что японский МИД готов заключить с СССР договор о ненападении, аналогичный советско-германскому пакту 1939 г., если Кремль присоединится к Стальному пакту.
Прибывший в Москву новый посол И. Татэкава заявил 30 октября Молотову, что переговоры о заключении договора о нейтралитете, начатые Того, прекращаются и японское правительство делает «новое предложение на новой основе, т. е. о договоре о ненападении».