Именно поэтому археологические памятники Дальнего Востока всегда останавливали внимание исследователей, а особенно в наше, советское, время, когда ленинская идея дружбы народов, их взаимодействия и взаимопомощи легла в основу нашей жизни.
Итак, археология Дальнего Востока. Когда она сделала первые свои шаги? Мало кому было до недавнего времени известно, но это бесспорный факт, что памятники древней истории дальневосточных племен привлекли внимание русских людей еще три века тому назад! Первыми археологами Дальнего Востока стали русские казаки-землепроходцы, первооткрыватели северных областей Азии.
В 1701 году выдающийся русский географ и историк С. Ремезов — он записал и легенды о Ермаке — заканчивал «Чертежную книгу Сибири», первый монументальный труд по географии края, обессмертивший имя своего создателя. И сегодня ученые с интересом рассматривают ветхие листы этого удивительного атласа. На одном из них изображены низовья Амура, рядом с которыми имеется неожиданная и загадочная на первый взгляд надпись: «До сего места царь Александр Македонский доходил и ружье спрятал и колокол оставил». Около надписи нарисован город с башнями, а при нем предмет, изображающий, очевидно, колокол, о котором рассказывает надпись.
Историки, читавшие эту надпись, не раз задумывались, пытаясь понять, каким образом попало на чертеж сибирских земель имя Александра Македонского и почему в устье Амура оказался этот не ведомый никому город с башнями и мифическим колоколом. Правда, Ремезову, читавшему фантастическую средневековую повесть о походах Александра Македонского на край света, его имя было, видимо, хорошо известно. В повести этой, между прочим, рассказывалось, как Александр построил на краю земли высокую каменную стену, которой оградил два мифических народа «Гога и Магога», грозивших гибелью всему человечеству. Наверное, нет ничего удивительного в том, что именно здесь, на крайнем востоке, вблизи берегов Тихого океана, по понятиям людей XVII века, и должно было находиться место, у которого великий полководец построил свою легендарную стену.
Однако самое интересное заключается в том, что город, отмеченный на ремезовской карте, все-таки существовал. В 70-х годах XVII века знаменитый русский дипломат и ученый того времени Н. Спафарий писал, что за двенадцать лет до его приезда на Восток, то есть в 1655 году, казаки нашли около устья Амура место, где было «во утесе аки бы копано», а рядом колокол и в трех местах «каменные скрижали». Впоследствии было установлено, что казаки открыли древние памятники с надписями и остатки храма XV века на Тырском утесе против устья реки Амгуни. Все эти сведения, сместившись по времени и смыслу, нашли свое отражение в «Чертежной книге» Ремезова.
У этого храма есть история: он свидетель и своего рода участник бесславной авантюры минских императоров Китая, неудачно пытавшихся вслед за Чингисханом покорить вселенную. Но нас интересует не этот эпизод, а сам по себе факт, что начало дальневосточной археологии положили наши смелые землепроходцы.
Два века спустя появился на земле Дальнего Востока молодой тогда наш знаменитый путешественник, исследователь Азии Н. Пржевальский. В 1868 году он побывал в деревне, находившейся на месте нынешнего города Уссурийска. У самой деревни он увидел поразившие его стены когда-то мощных древних укреплений, возвышения вроде курганов, каменные изваяния животных, плиты с отверстиями и высеченное из гранита гигантское изображение черепахи.
«В глубоком раздумье, — пишет он, — бродил я по валам укреплений, поросшим кустарником и густой травой, на которой спокойно паслись крестьянские коровы.
Невольно тогда пришла мне на память известная арабская сказка, как некий человек посещал через каждые пятьсот лет одно и то же место, где встречал попеременно то город, то море, то леса и горы, и всякий раз на свой вопрос получал один и тот же ответ, что так было от начала веков».
Как оказалось впоследствии, это были остатки поселений, принадлежавших древним бохайцам и чжурчжэням, создателям двух могущественных государств, оставивших глубокий след в истории Восточной и Центральной Азии.
С широким освоением Приамурья и Приморья связаны дальнейшие археологические исследования в бассейнах Амура, Уссури и Раздольной, предпринятые Н. Пржевальским, И. Лопатиным, Ф. Буссе, В. Кропоткиным и А. Федоровым. В низовьях Амура первые разведки производили Л. Штернберг, В. Арсеньев. На Сахалине трудился выдающийся зоолог и первооткрыватель палеолита в Костенках И. Поляков. На Среднем Амуре подобные работы проводили по поручению Академии наук С. Широкогоров и его сотрудник А. Гуров, Но по-настоящему археологические исследования, призванные решить большие проблемы истории Дальнего Востока, развернулись после Октябрьской революции.
Первой академической археологической экспедицией на Нижнем Амуре была экспедиция 1935 года, направленная туда Институтом этнографии АН СССР по инициативе выдающегося исследователя культуры северных племен В. Богораза.
В 1953–1963 годах на Амуре и в Приморье работала Дальневосточная археологическая экспедиция Института археологии Академии наук и Сибирского отделения АН СССР. С работой этой экспедиции связана организация первого научного центра по истории, археологии и этнографии Дальнего Востока — специального отдела Дальневосточного филиала АН СССР. Затем был образован Отдел истории и этнографии Северо-восточного комплексного института Сибирского отделения АН СССР в Магадане. Оживилась деятельность краеведческих музеев в Анадыре, Магадане, Благовещенске, Хабаровске, Комсомольске-на-Амуре. Повысился интерес дальневосточной общественности к изучению истории своего края.
В археологические работы на Дальнем Востоке и в Монгольской Народной Республике включилось Сибирское отделение АН СССР.
Все это, естественно, дало толчок развитию дальневосточной археологии. По берегам Амура у Благовещенска и села Кукелево у Хабаровска, Комсомольска (село Кондон), Мариинска и в других местах произведены широкие раскопки поселений и могильников. Такие же работы проведены по берегам рек Уссури и Зеи. Добытые в этих местах материалы позволили получить ясное представление о древних культурах и основных этапах древней истории Приамурья.
Аналогичные работы производились в Приморье. Здесь исследовали такие важные памятники ранней истории Приморья, как древнее поселение на полуострове Песчаном вблизи Владивостока, поселения в падях Семипятной и Харинской, у озера Ханка, на реке Кроуновке, в бухте Рудная Пристань, у деревни Осиновки, в устье реки Гладкой, поселения раннего железного века на Синих скалах в Ольгинском районе. Новые данные были получены и об археологических памятниках в таких отдаленных районах, как остров Сахалин, Магаданская область, Чукотское побережье, Камчатка.
Накопленный советскими исследователями огромный материал потребовал обобщения фактических данных, разработки важнейших исторических проблем прошлого народов Дальнего Востока в свете марксистско-ленинской теории развития общества. Первая такая проблема — периодизация археологических культур и выяснение последовательности культурно-этнических этапов на Дальнем Востоке.
Значение этой работы определяется тем, что старые взгляды на последовательность культурных этапов уже не соответствуют вновь накопленным фактам: история народов Дальнего Востока оказалась несравненно длительнее и сложнее, чем представлялось раньше. В разных районах (озеро Ханка, окрестности города Уссурийска — бассейна Раздольной, Средний Амур, район Хабаровска, Нижний Амур, Лазовский район, район озера Хасан — село Краскино) выявлены серии разновременных археологических памятников и локальных культур, сменявших друг друга. Одновременно стало возможным проследить и последовательную смену больших исторических этапов, в той или иной степени общих для всего Дальнего Востока.
Исключительно важно, что для определения возраста археологических памятников и древних культур, помимо обычных типологических сравнений, использовались современные физические методы радиоуглеродной датировки. Это позволяет уверенно строить общую хронологическую шкалу исторического процесса. За последние десять лет впервые получена серия абсолютных дат для ряда археологических памятников ключевого значения. В нашем распоряжении сейчас есть около десяти датированных радиоуглеродным методом памятников.
Одним из крупнейших достижений дальневосточной археологии стало открытие в районе города Уссурийска, в долине реки Осиновки, у села того же названия, и в некоторых других местах Приморья древнейшей пока для Дальнего Востока осиновской культуры. Она харастеризуется орудиями из оббитых галек, напоминающих ручные рубила Европы, а также нуклеусы-ядрища. Поселения этой группы концентрируются главным образом собственно в Приморье, в Славянском и Михайловском районах, а также у озера Ханка. Молодой тогда археолог Э. Шавкунов нашел изделия, похожие на осиновские, и на Верхнем Амуре, в селе Кумарском. Стоит сказать несколько слов о том, как была открыта знаменитая ныне осиновская культура.
На дороге лежал маленький обломок камня с характерным раковистым изломом. Так расколоть камень могла только рука человека, и при этом мастера, в совершенстве владевшего своим ремеслом (или скорее искусством). Неподалеку оказались еще три таких же отщепа, очевидно, доставленных вместе с породой из какого-то карьера для добычи щебня. Оставалось найти сам карьер, что, вообще говоря, было уже делом нетрудным. Он отыскался у деревни Осиновки, которая стала благодаря этому известной на весь мир.
Первое, что обнаружили в отвесной стенке карьера, был предмет, который так упорно и настойчиво и вместе с тем, казалось, безнадежно искали: крупное орудие из зеленого яшмовидного сланца, вытесанное из целого булыжника. Поблизости оказались и другие, совершенно такие же орудия. На одном конце все они имели массивное и широкое выпуклое лезвие, которым можно было наносить удары большой силы, подобно лезвию топора или секиры. Противоположный конец этих орудий оставался нетронутым и мог служить удобной рукоятью.
Следующий культурно-исторический этап — мезолит представлен прежде всего огромной стоянкой-мастерской у выходов вулканических туфов на реке Зеркальной вблизи села Устиновки. Этот уникальный памятник был открыт и впервые описан геологом Г. Петрунем. Об этом стоит сказать подробнее, потому что там работали первые «рудокопы» горняцкого края, искатели подземных сокровищ в горах Сихотэ-Алиня…
Вова-Политэн (так ласково зовут в нашей экспедиции студента Хабаровского политехнического института В. Чайко) вздрогнул и замер от волнения. У самых его ног в облаке пыли шло настоящее сражение, битва не на жизнь, а на смерть! Маленькая храбрая ласка сражалась с родичем гремучей змеи, щитомордником. Отвратительное пресмыкающееся, свернувшись кольцом, то втягивало голову, то стремительно выбрасывало ее вперед, стараясь укусить противника смертоносными ядовитыми зубами. Ласка так же стремительно отскакивала назад, а затем снова бросалась в атаку, в свою очередь, пытаясь схватить змею за шею, чтобы перегрызть ее.
Студенту повезло. За всю свою долгую походную жизнь я не видел такой битвы ни разу. К его радости, ласка одолела щитомордника: она изловчилась, схватила яростно извивающегося врага за шею у самой головы и утащила в густую траву, чтобы там с ней окончательно разделаться. Вскоре произошла и вторая встреча с рептилиями Уссурийского края, с третичным реликтом, огромным амурским удавом — полозом Шренка, как его называют зоологи в специальной литературе. Красавец полоз длиной более полутора метров и толщиной в руку полз около палаток, как бы нарочито играя на солнце блестящим ковровым узором. Змея эта безвредна, у нее нет яда. Но зато сколько шума поднялось!
Но не только этими таежными происшествиями встретил экспедицию давно знакомый ручей за деревней Устиновкой на горной реке Зеркальной. Жизнь тайги шла своими привычными путями. На хребте у высоковольтной линии кабаны нахально на глазах у пасечника изрыли весь склон сопки. В кустарнике трава была истоптана и измята, а на кустах висела прядь шерсти, не кабаньей — густой и жесткой, и не оленьей, а мягкой и даже шелковистой, как у кошки. Здесь, видимо, шел и прилег отдохнуть владыка тайги «амба» — тигр. Недаром, как рассказывали местные жители, старая тигрица незадолго до нашего приезда будто бы задавила стельную корову у самого села, что, впрочем, скорее всего было лишь фольклорным сюжетом.
Не только животный мир, но и лес, густой, широколиственный, шумел листвой не такой, как в Сибири. Все здесь было ново для северян: высились дубы и бархатное дерево с пробковой корой. Гибкие лианы вились по деревьям. На них уже созрели в багряной листве ягоды лимонника и дикий виноград. Береза и та была не белой, а с темной шершавой корой — камчатская береза Эрмана.
Одним словом, с первых же шагов лагерь охватила атмосфера тысячелетий. Как и во времена В. Арсеньева и М. Венюкова — пионеров исследования горной страны Сихотэ-Алиня. В их честь на перевале у села Кавалерова воздвигнут высокий обелиск. Обелиск известен каждому, кто проезжает теперь по отличному шоссе этот перевал на автобусе.
Это теперь, а когда-то, лет 100 назад, по непролазной тайге, облепленные гнусом, искусанные слепнями и оводами разных калибров, здесь вели своих измученных лошадей прославленные путешественники. Однако в Устиновку нас привело вовсе не стремление повторить легендарные маршруты наших предшественников, не жажда новых приключений и даже не тоска по голубым далям, по аромату тайги, так хорошо знакомая всем, кто хотя бы раз побывал в этом удивительном крае и дышал летом его пряным, пьянящим воздухом.
Еще в 1963 году наша экспедиция по следам Петруня пришла на высокий, круто обрывающийся берег реки Зеркальной, и прямо на полотне недавно проложенной широкой автомобильной трассы мы увидели множество острых осколков белой или зеленоватой и желтой плотной породы. Это были осколки вулканического туфа, прочного и твердого камня, который служил первобытным обитателям Приморья и Приамурья превосходным заменителем кремня, того универсального в каменном веке природного сырья, из которого наши далекие предки повсюду, от Гренландии до Танганьики и Нила, выделывали свое оружие и орудия труда.
Вулканический туф, а вместе с ним и вулканическое стекло, смоляно-черный и голубоватый обсидиан издревле, были излюбленными материалами людей каменного века на Дальнем Востоке. Но, как правило, вулканический туф встречался лишь в виде готовых, вполне законченных изделий или единичных осколков, отбросов производства. Здесь же рядом с отщепами лежали большие куски вулканического туфа, можно сказать, глыбы, в том числе со следами искусственной обработки руками человека. Человека той далекой поры, когда наши предки еще не имели понятия о металлах, не знали ни меди, ни тем более железа.
Рядом с крупными кусками поделочного камня лежали сколотые с них отщепы, и на каждом таком отщепе заметны были хорошо известные нашим студентам по учебникам следы искусственной обработки. Выпуклые ударные бугорки, величина и крутизна которых варьировала в зависимости от силы удара. Характерные метки от удара — маленькие фасетки на месте приложения силы каменного отбойника или костяной палочки-отжимника. Наконец, не менее выразительные свидетели целенаправленной творческой силы человека-мастера ударные волны расходились по плоскости откола плавными параллельными дугами, пока, наконец, сила удара не затихала окончательно.
Количество обработанного камня на полотне дороги и в кювете не оставляло никакого сомнения в том, что здесь находилась не обычная стоянка каменного века, не стойбище бродячих охотников на месте случайного пиршества по поводу удачной охоты, а нечто совершенно необычное и редкое в практике археологов.
Это явно была мастерская, где шла массовая обработка ценного по тем временам сырья. И даже не просто мастерская, а место, где находились залежи такого сырья и где его добывали из земли в большом количестве, чтобы затем унести заготовки-полуфабрикаты или вполне законченные изделия на сотни или даже тысячи километров. Одним словом, уже после первых ударов лопаты можно было убедиться, что мы наткнулись на следы деятельности первых горняков Приморья, с которых, по справедливости, и следует начинать историю освоения горных богатств Дальнего Востока…
Но кто конкретно были эти первые испытатели недр природы нашего чудесного края, его пионеры? Ведь каменный век, а эти находки бесспорно принадлежали ему и никакой другой эпохе в истории Азиатского материка, длился сотни тысячелетий!
Вопрос о возрасте устиновских обработанных камней приобрел особую остроту, когда в местных газетах появилось сообщение о том, что их следует отнести… если не за 300, то, во всяком случае, за 100 тысяч лет назад, то есть ко времени, когда существовала ашельская культура и выделывались ручные рубила.
Это было тем более неожиданным, что над витриной в музее во Владивостоке, где были выставлены сборы с этого места, раньше висела надпись: «неолит», иначе говоря, 5 или 6 тысяч лет назад.
Конечно, открытие на Дальнем Востоке культуры такого возраста означало бы настоящую сенсацию. Еще более сенсационным было бы появление здесь культуры, которая известна в Европе как ашельская.
Ведь до сих пор на всем огромном пространстве Северной и отчасти Восточной Азии не было найдено ни одного ашельского рубила. И большинство серьезных исследователей, начиная с крупнейшего знатока палеолита Юго-Восточной Азии, члена Национальной Академии наук США профессора X. Мовиуса, считают, что эти области Азиатского материка уже с нижнего палеолита развивали культуру по иному пути, отличному от европейско-африканского. Здесь, как полагают, существовала техника рубящих орудий с поперечным лезвием — «чопперов», буквально «сечек».
И вдруг ашельские рубила в Приморье на реке Зеркальной!
Итак, встал вопрос: 5–6 тысяч лет или 300 тысяч? А может быть, ни то и ни другое! Ведь при первых наших находках, при раскопках не обнаружили ничего такого, что можно было бы назвать ашельским рубилом, а в специальной статье, посвященной находкам на реке Зеркальной, опубликованной в 1963 году, этот памятник датирован переходным временем от палеолита к неолиту.
И вот мы снова на этом месте, уже вошедшем в историю дальневосточной археологии и одновременно в историю древнейших культур Азиатского материка. О чем расскажут теперь эти оббитые камни, немые свидетели былого?
Первый и самый главный вывод был таким же, как и после первых наших раскопок шесть лет назад. На устиновской террасе поколениями трудились мастера обработки камня.
Мы с волнением как бы следили теперь за каждым движением древнего нашего предка. Вот он извлек из жирной вязкой глины большой кусок породы, сплошь покрытый тем, что археологи называют коркой. От долгого лежания в земле в результате воздействия влаги и почвенных кислот камень с поверхности глубоко выветрился и преобразовался. Он и на самом деле как бы покрылся рыхлой желтой корочкой, под которой скрыт первоначальный цвет камня, чаще всего приятный темно-зеленый, и сейчас ласкающий глаз. Должно быть, и нашим далеким предшественникам этот темный зеленый цвет, напоминающий яшму или даже нефрит, доставлял такое же эстетическое удовольствие, как и нам самим.
Однако прежде всего нужно удалить неприятную и совсем ненужную корку. И вот ее сбивают рядом мелких, хорошо нацеленных ударов, бережно зачищая таким образом натуральную сердцевину исходной глыбы.
В результате обнаруживается истинное качество камня, его ценность для дальнейшей творческой работы мастера. Если в нем есть трещины, если минерал слишком мягок и хрупок, его безжалостно выбрасывают, благо рядом можно найти не один десяток других таких же Камней. Не случайно же почти на каждом квадрате раскопа встречаются выброшенные за непригодностью, лишь слегка опробованные камни.
Настоящая работа мастера начинается, однако, на следующем этапе. Документами этого этапа служат нуклеусы-ядрища, то есть специально подготовленные заготовки-полуфабрикаты. От них скалывались или, точнее, отжимались уже не камнем-отбойником, а специальным отжимником из кости или рога те многочисленные отщепы и пластины, которые впервые нашел в таком большом количестве на полотне дороги Петрунь, а вслед за ним и мы сами в нашем раскопе.
Каждый такой нуклеус, каждая такая пластина или отщеп не простой отброс производства каменных изделий, а своего рода концентрированное выражение огромных усилий, производственного опыта и традиций, накоплявшихся тысячелетиями. На протяжении веков одни приемы расщепления камня, одни производственные навыки сменялись другими, более совершенными, а соответственно менялись формы нуклеусов, развивалась техника их оформления.
Иными словами, для археологов такой кусок обработанного камня, нуклеус, означает то же, что для палеонтолога раковины ископаемых моллюсков. Это «руководящее ископаемое». Точный индикатор уровня развития культуры. И в то же время хронологический показатель, молчаливый, но выразительный и достоверный свидетель древности наших находок.