Ученые не произнесли ни слова.
За всех ответил Берия:
- Нет вопросов.
- Тогда я пожелаю вам успеха, - закончил Сталин.
* * *
Имеются и другие протоколы об этом заседании или, по крайней мере, о его результатах, причем довольно краткие и противоречащие один другому. Например, протокол Игоря Головина - помощника, а впоследствии биографа Игоря Курчатова, согласно которому события развивались следующим образом. После того как отпали кандидатуры Иоффе и Капицы, Сталин высказал мысль о том, что научным руководителем проекта "мог бы быть кто-либо из менее известных, но более молодых физиков, чтобы эта работа стала делом всей его жизни". Тогда Иоффе порекомендовал Алиханова и Курчатова, и Сталин остановил свой выбор на последнем1.
Как бы то ни было, мы можем согласиться с Головиным в том, что слово "молодежь" стало главным словом новой программы. В течение осени 1942 года Курчатов отпустил бороду, как утверждали некоторые, для того чтобы изменить свою моложавую внешность. Эту внешность впоследствии можно было увидеть на редких появившихся в печати фотографиях.
Когда Сталин назначил Курчатова на эту должность, он как раз приближался к своему сорокалетию. Борода в сочетании со статусом академика завершила его новый образ. Тем, кто поддразнивал его прозвищем Борода, он отвечал, что не срежет ее до тех пор, пока не будет реализована программа создания атомной бомбы. Однако Курчатов сохранял ее в течение всей своей жизни.
Оказавшись в Москве, Борода советуется с Балезиным и Кафтановым и ставит себе задачу формирования своей команды. Исходя из того, что научные светила перегружены административными обязанностями, своими собственными проектами и другими делами военного времени, и не желая присматривать за работой таких масштабных личностей, как Иоффе или Капица, он делает выбор в пользу более молодых, но прошедших школу под руководством опытных, сановных ученых. Это означало, что в команду вошли: Юлий Харитон, Яков Зельдович, Абрам Алиханов, Анатолий Александров, Лев Арцимович, Исаак Кикоин, Игорь Панасюк и, конечно же, Георгий Флёров. Но там было еще несколько крупных имен, таких как Виталий Хлопин, тот самый, который пожертвовал своим собственным атомным проектом 1940 года, назвав его несбыточной мечтой, а также Александр Лейпунский, который несколько раньше пренебрежительно отозвался об известной тетради немецкого офицера и перспективах ядерного оружия. Курчатов подбирал в свою команду не только физиков, но и химиков и инженеров, способных привнести собственные знания и опыт в проект, который с самого начала задумывался как сложное и многогранное предприятие.
Он отправился в Казань, Уфу и другие города с целью провести ревизию оборудования, эвакуированного туда по соображениям безопасности, а при возможности и прибрать его к рукам.
Вместе с Балезиным и другими сотрудниками он объездил пригороды Москвы с целью подыскать место, подходящее для научного центра исследования атомной энергии. Вначале он хотел разместить свою лабораторию в пустовавших помещениях эвакуированного института, но в конце концов принял решение занять трехэтажное здание, расположенное в одном из пригородов посреди картофельного поля. Кругом не было ничего, кроме деревьев, полей и реки. Здание предназначалось для Института экспериментальной медицины, но работы по его сооружению не были завершены и оно оказалось незаселенным. Место явилось идеальным, так как его легко было приспособить для нужд лаборатории, и еще потому, что не пришлось никого выселять. Из-за цвета стен его назвали Красным домом.
В то время, когда Курчатов формировал свою команду, составлял планы и руководил семинарами во временных помещениях, под Сталинградом шла ожесточенная битва. 2 февраля 1943 года маршал Фридрих фон Паулюс, не сумев прорвать окружение Красной Армии, подписал капитуляцию 91 тысячи солдат и офицеров, оставшихся в живых от его армии. В это же время произошло частичное снятие блокады Ленинграда, хотя она длилась еще целый год. В августе был освобожден Харьков. В ходе войны произошел перелом. Мощь германского вермахта была подорвана, хотя он до самого своего окончательного разгрома продолжал причинять людям ужасные страдания. Угроза создания нацистами супероружия не была устранена, но теперь уже стало вероятным, что Великобритания и Америка первыми создадут атомную бомбу.
Курчатов определял порядок приоритетов: построить реактор на природном уране, с тем чтобы осуществить управляемую цепную реакцию; разработать методы разделения изотопов и подготовить план создания супербомбы. Он направил в ГКО заказ на необходимые материалы1.
В Красном доме были введены строжайшие меры безопасности, и вокруг места его расположения установлены посты охраны. Солдаты-узбеки принялись за проведение крупных строительных работ. Требовалось придумать Центру кодовое наименование. Поскольку Кирилл Снетков вернулся в Харьковский физико-технический институт и возобновил там свои исследования по ядерной физике, Курчатов дал указание именовать его центр "Лабораторией-1", вероятно учитывая его роль в разработке тематики, а для своего научного центра выбрал более скромное название "Лаборатория-2".
Курчатов и НКВД
Сейчас трудно с точностью установить время всех предыдущих этапов, но к концу 1942 года ГКО окончательно утвердил программу работ по освоению атомной энергии в рамках Академии наук СССР и назначил Игоря Курчатова ее руководителем. Официальное постановление датировано 11 февраля 1943 года. Курчатова освободили от его работы на Военно-морской флот только к концу месяца, и начиная с этого времени он безраздельно посвятил всего себя созданию атомной бомбы. Авторы биографий и мемуаров - зачастую его же коллеги - называют даты событий с разбросом в один-два месяца1.
Однако авторы мемуаров не знали или, возможно, только предполагали, что с самого начала у Лаборатории-2 было еще и специальное отделение, находившееся не в Красном доме, а в Кремле. По указанию Берия на третьем этаже помещения арсенала был оборудован небольшой кабинет, где офицер НКВД мог встречаться с Курчатовым и передавать ему секретную информацию, полученную из-за границы по каналам разведки. Этим офицером был Леонид Квасников - руководитель подразделения научно-технической разведки (НТР), которого впоследствии сменил на этом посту Лев Василевский. Кабинет был наскоро обставлен мебелью: письменный стол, кресло, настольная лампа, телефонный аппарат. Курчатов проводил в нем долгие ночные часы, изучая материалы разведки. Здесь же он сообщал представителю НТР о своих оценках того, с чем только что ознакомился, и о своих потребностях в дополнительной информации. Забавная деталь: приехав в первый раз в Кремль, для того чтобы запросить поставки графита, Курчатов, по-видимому, насторожил охрану тем, что предъявил паспорт, на котором он был сфотографирован без бороды. Известно, что для прохода в приготовленный для него кабинет Курчатов получил пропуск, на котором уже присутствовала его окладистая борода.
Борода фигурирует и в другой части этой истории. Поскольку Курчатов работал с НКВД, то ему, по аналогии с прозвищем Борода, присвоили псевдоним Бородин. Его происхождение нам, как и его коллегам, известно и понятно, но для иностранцев такой псевдоним был неожиданным.
А вот как функционировала вся система. Материалы НТР, поступавшие из Англии и Америки, направлялись в группу обработки для перевода на русский язык. В первые годы - с марта 1943 по сентябрь 1945 года - документы целиком передавались Курчатову, который решал, какие из них и кому направить. Брат Игоря Курчатова Борис, тоже физик, имел полномочия действовать от его имени и был единственным человеком в Лаборатории-2, помимо Игоря Курчатова, кто просматривал эти документы. Начиная с 1945 года, то есть после Хиросимы и Нагасаки, был введен новый порядок, чтобы разгрузить Курчатова от этой работы, которая становилась для него изнурительной. Документы после перевода направлялись в техническую комиссию, где математик и физик Юрий Терлецкий, в то время тридцати трех лет, готовил на их основании сжатые обзоры, после чего коллегия решала, какие из них и кому из физиков направить в зависимости от служебной необходимости. Теперь уже четыре сотрудника Лаборатории-2 имели допуск для просмотра разведывательных данных: Курчатов, Харитон, Алиханов и Кикоин. Они были обязаны поставить свою фамилию на полученном экземпляре, сделать себе заметки в блокноте с отрывными листами и по окончании работы сдать блокноты в хранилище.
Все материалы хранились в трех сейфах. В первом находились оригиналы сообщений из резидентур, во втором - переводы сообщений, но уже без псевдонимов агентов, от которых они были получены. Третий сейф был предусмотрен для документов, предназначенных к сжиганию. Курчатову было разрешено просматривать содержание всех трех сейфов.
Курчатовские оценки материалов до сих пор сохранились, и сейчас уже частично открыты КГБ - СВР. Самая ранняя из них, на четырнадцати рукописных страницах, начинается так:
"Совершенно секретно
Товарищу Первухину,
заместителю председателя
Совета Народных Комиссаров
Ознакомление с документами показывает, что их получение имеет огромное, даже неоценимое значение для нашего государства и науки. С одной стороны, эти документы показывают важность и размах научно-исследовательских работ по урану, развернутых в Великобритании, а с другой стороны, они дают нам возможность получить основные ориентиры для наших собственных исследований, что позволяет нам миновать весьма трудоемкие фазы разработки атомной проблемы и узнать о новых путях ее разрешения..."
Таким образом, Курчатов оценил преимущества, полученные за счет добывания средствами разведки результатов чужого труда. В заключение он пишет:
"Получение материала, как видно из изложенного, заставляет нас по многим вопросам проблемы пересмотреть свои взгляды и установить три новых для советской физики направления в работе:
Выделение изотопа урана-235 диффузией.
Осуществление ядерного горения в смеси уран - тяжелая вода.
Изучение свойств элемента эка - осмия-94.
В заключение необходимо отметить, что вся совокупность сведений материала указывает на техническую возможность решения всей проблемы урана в значительно более короткий срок, чем это думают наши ученые, не знакомые с ходом работ по этой проблеме за границей.
Естественно, возникает вопрос о том, отражают ли полученные материалы действительный ход научно-исследовательской работы в Англии, а не являются вымыслом, задачей которого явилась бы дезориентация нашей науки. Этот вопрос для нас имеет особенно большое значение потому, что по многим важным разделам работы (из-за отсутствия технической базы) мы пока не в состоянии произвести проверку данных, изложенных в материале.
На основании внимательного ознакомления с материалом у меня осталось впечатление, что он отражает истинное положение вещей [...].
Содержание письма никому не может быть пока известно.
Профессор Курчатов".
На последней странице Курчатов признает, что ему тоже приходят в голову опасения по поводу возможной дезинформации. Он, в частности, пишет:
"Естественно, возникает вопрос о том, отражают ли полученные материалы действительный ход научно-исследовательской работы в Великобритании и нет ли здесь коварного умысла с целью завести в тупик наши исследования. Для нас этот вопрос имеет очень большое значение, так как во многих важных областях исследований из-за отсутствия технической базы мы до настоящего времени не в состоянии проверить получаемые таким путем данные.
Однако внимательное изучение документов дает основания полагать, что они отражают реальные достижения как результат проведенных работ.
Некоторые выводы, включая и те, что сделаны по самым основным аспектам работы, мне представляются сомнительными, другие кажутся малообоснованными, но мои сомнения я отношу на счет британских исследователей и не сомневаюсь в надежности наших источников информации"1.
Отсюда видно, что к весне 1943 года был уже полностью готов весь механизм плодотворного сотрудничества между НКВД и Лабораторией-2 в целях создания атомной бомбы. Агентам типа Маклина и Фукса предстояло добывать документы с высшим грифом секретности, передавать их по своим советским связям, которые переправят их в Москву. Там их обработают и вручат Курчатову. Тот проведет их оценку и отберет нужное для использования в своей программе, затем подготовит заявки на новую информацию, которые проделают тот же путь в обратном направлении.
Мы познакомились с главными действующими лицами этой структуры, но еще не встретились с одним из самых продуктивных советских атомных агентов и двумя его кураторами. Я имею в виду агента под псевдонимом Млад и американскую супружескую пару, известную под фамилией Крогер. Их сотрудничество началось годом раньше.
3. Как рождаются атомные
шпионы
Генерал Фитин изучает досье
Сталин не особенно доверял первым донесениям разведки в отношении атомных исследований за рубежом, но делал все необходимое, чтобы получить информацию о том, что там происходило. После визитов к нему Берия в конце 1941 года он вызвал к себе двух других офицеров НКВД. Одним из них был Павел Фитин - руководитель внешней разведки, другим - Василий Зарубин, незадолго до этого назначенный резидентом НКВД в Нью-Йорке. Сталин напомнил им, что их основная задача состоит в том, чтобы способствовать победе над нацистской Германией средствами разведки. В отношении Америки перед ними были поставлены следующие задачи:
- получать любую информацию, которой могут располагать военное министерство США и американские разведывательные службы по поводу планов Гитлера в войне против СССР;
- выявлять тайные цели Великобритании и США в этой войне и при возможности, выяснить сроки, которые они установили для открытия второго фронта;
- отслеживать любую информацию о возможности заключения Черчиллем и Рузвельтом сепаратного мира с Гитлером и перехода их к действиям против СССР;