- Господи! Так и есть: это тот самый индеец, который ищет свое сердце! шепотом произнес Зефирино, весь трясясь от страха. - Видите, грудь у него раскрыта... видны даже внутренности, кроме сердца... Смотрите, подплыл к утесу и как легко взбирается на него, словно по отлогому месту!.. Впрочем, это неудивительно: ведь он живет уж целых пятьсот лет, значит, совсем не похож на обыкновенных людей... Отцы мои! Это еще что такое...
Благополучно добравшись до вершины утеса, индеец исчез в тумане, окутывавшем эту вершину. Вскоре оттуда стали раздаваться следовавшие один за другим в правильные промежутки, громкие, отрывистые, звенящие удары. Эти удары походили на бой башенных часов, но вместе с тем в них было что-то жуткое и зловещее; кроме того, к ним время от времени присоединялся чей-то вой. От всего этого слушателей продрал мороз по коже.
Вне себя от ужаса, слуги бросились к хозяевам, которые также с испугом прислушивались к загадочным звукам.
- Что там такое? - спросил дон Мариано подбежавших людей. - Уж не ягуары ли вблизи? Но они, кажется, не так ревут... Потом, что это за звон?
- Нет, сеньор, это похуже ягуаров! - ответил Кастрильо, весь трясясь, как в злейшей лихорадке. - Нам следовало бы скорее уйти отсюда... Здесь нечисто... Слышите, что творится на этом проклятом утесе? Настоящий, не к ночи будет сказано, чертов шабаш!
И действительно, с озера, вперемежку с пением и глухим звоном, неслись еще более раздирающие душу вопли, стоны, рев и вой.
- Да, папа, здесь в самом деле становится очень жутко, - поддержала слугу Гертруда. - Пожалуйста, уйдем отсюда.
- Да, теперь ясно слышно, что в лесу ревут звери, а в камышах воют аллигаторы. А что за звуки слышатся с утеса - не могу понять, - сказал, прислушавшись, дон Мариано. - Хорошо, - забирайте все наши вещи и осмотрите оружие, в порядке ли оно, - приказал он слугам, с радостью бросившимся исполнять это приказание, и, обратившись к дочери, прибавил: - Успокойся, моя дорогая, сейчас мы двинемся отсюда!
Через четверть часа дон Мариано и пятеро слуг были уже на лошадях, а четверо остальных подняли носилки с больной, и все двинулись в путь.
Объясним теперь то, что происходило на озере и на утесе. Читатель помнит, как Косталь, попросив у дона Корнелио позволения поспать немного, выразил вместе с тем и просьбу отпустить его и негра Клару на ночь. В обнаженном человеке, выпрыгнувшем из камышей в озеро и принятом слугами дона Мариано за "индейца, идущего свое сердце", читатель, конечно, узнал Косталя, неотступно преследовавшего свою цель. А цель его, как мы знаем, состояла в том, чтобы вызвать одного из божеств своих предков: бога гор, Тлалока, или его супругу, богиню вод, Матлакуэцк, от которых он надеялся получить указания насчет сокровищ, таившихся в недрах гор и на дне морей.
Но Косталь был не один. Так как все внимание слуг дона Мариано было устремлено на "пятисотлетнего индейца с распоротой грудью", то они и не заметили, что вслед за ним темной тенью скользил и негр Клара, а может быть, они спутали черную фигуру негра с аллигаторами, которые, как мы сказали, поспешили уйти от людей. Это произошло от того, что Косталь натер себя и своего товарища соком одного растения, запах которого отпугивает крокодилов.
Подплыв к утесу, Косталь велел своему товарищу обплыть утес кругом и подняться на него с противоположной стороны, а сам забрался на него с этой. Вероятно, у индейца были на то какие-нибудь особенные причины. Благодаря этому, наблюдавшие с берега и не могли видеть, как негр карабкался на утес. Да это, пожалуй, было и лучше для них, потому что, увидев рядом со взбиравшимся на утес индейцем еще и негра, они наверное приняли бы последнего за самого дьявола и могли бы умереть от страха.
- Слушай, Клара, - серьезным тоном заговорил Косталь, когда негр взобрался к нему и они оба, как встарь олимпийские боги, уселись в облаках, окутывавших вершину утеса, - слушай как можно внимательнее все, что я скажу тебе.
- Говори, говори, Косталь... Уши мои открыты, - ответил негр, тяжело отдуваясь после быстрого плаванья и взбирания на гору.
- Сейчас я буду кое-что делать, и раздастся звон. Когда боги моих предков услышат этот звон, производимый потомком тегуантепекских касиков, который видел пятьдесят дождливых времен, то кто-нибудь из них непременно явится передо мной. Триста лет они не слыхали этого призывного звона. Не устоять им против него, как ты полагаешь, Клара?
- Разумеется, Косталь. По крайней мере, я бы на их месте...
- Но кто именно из них явится, - продолжал индеец, - сам Тлалок или его супруга Матлакуэцк?..
- А не все ли равно, Косталь? - заметил негр. - Лишь бы только они указали нам...
- Чаще является супруга, - продолжал индеец, не обратив внимания на замечание товарища. - Ее сразу можно узнать по длинному белому одеянию и распущенным волосам... Впрочем, говорят, у нее волосы иногда бывают обвиты вокруг головы и унизаны жемчугом. Глаза ее - как звезды, так и горят, а голос - слаще птичьего. Но взгляд ее так убийствен, что редкий человек может вынести...
- Ну, я вынесу, если только она может сделать меня богатым! - воскликнул негр. - А как выглядит сам Тлалок?
- Он очень высокий... настоящий исполин. Голова его обвита змеями, которые все время извиваются и шипят. Глаза у него огненные, как у ягуара, а голос ревущий, как у быка... Вынесешь ли ты его вид, Клара? Обдумай сперва, пока не поздно.
- Вынесу, вынесу, друг Косталь, не беспокойся! Меня не испугает и сам дьявол, если я буду знать, что разбогатею! - уверял негр. - Ведь ты знаешь, что я боюсь только ягуаров да аллигаторов, а твоих богов...
- Ну вот и отлично, дружище! Если ты так расхрабрился, я радуюсь за тебя, и теперь начну вызывать своих богов.
С этими словами индеец поднял один из стекловидных обломков, которыми была усеяна вершина утеса, и стал с силою ударять им об утес, соблюдая известные промежутки между отдельными ударами. Это и производило тот таинственный звон, который, в соединении с другими описанными явлениями, так напугал наших наблюдателей. Одновременно с этим Косталь затянул заунывный гимн, восхваляющий индейские божества.
Вслед за тем из леса поднялся звериный вой и рев. Негр вообразил, что это уже ответ богов, и струсил было, но, под воздействием мечты о будущем богатстве, тут же оправился и радостно сказал товарищу:
- Как скоро ответили тебе, друг Косталь, твои боги! Должно быть, у тебя и вправду большая сила.
- Эх ты, младенец! - с усмешкою возразил индеец. - Голоса обыкновенных зверей принимаешь за голоса цапотекских богов. Да разве у богов могут быть такие слабые голоса?
- Какие тут слабые! Даже слушать страшно!.. Неужели у ваших богов они еще страшнее, Косталь?
- Не страшнее, а гораздо сильнее! - с важностью проговорил индеец. - Потом боги не ревут, не воют и не рычат. Их голоса подобны раскатам грома... Ах, Клара, смотри, смотри! - вдруг вскричал он, указывая сквозь прорвавшуюся завесу тумана на тот берег, с которого они явились сюда. - Видишь, там движется что-то белое?
- Вижу, вижу! - ответил негр, взглянув по указанному направлению. - Словно как бы женщина с распущенными волосами...
- Женщина? Нет, это не обыкновенная смертная женщина, а сама Матлакуэцк, богиня моих предков! - дрожавшим от торжества голосом воскликнул индеец. - Да, друг Клара, - восторженно продолжал он, схватив руку негра, - наконец-то настал час восстановления прежней славы и прежнего могущества тегуантепекских касиков!.. Плывем навстречу богине, поклонимся ей и будем умолять ее. Скорее, скорее, чтобы она не оскорбилась нашей медленностью!..
Торопливо сбежав с шероховатого утеса, товарищи бросились в воду и поплыли обратно к берегу, где среди камышей действительно пробиралась белая женская фигура.
Косталь, плывший впереди и напевавший свои заклинания, скорее негра приблизился к тростниковой заросли. Когда вода достигала индейцу только по пояс, он быстро пошел по дну озера, прямо наперерез белой фигуре, простирая к ней руки, точно с намерением схватить ее. Плывший позади негр в точности подражал всем его действиям и движениям. Белая фигура испуганно подалась назад и стала поспешно пробираться дальше, в другую сторону.
Не успел индеец принять соответствующих мер, как из ближайшей лесной опушки раздался грубый мужской голос:
- А, краснорожий индейский пес, попался-таки! Вот тебе за Гаспачо!
Грянул ружейный выстрел, далеко раскатившийся по безмолвной окрестности. Очевидно, пуля была предназначена Косталю, но попала не в него, а в белую фигуру предполагаемой им богини. Фигура, испустив слабый крик, вдруг осела среди камышей.
Глава XXII
ВЗЯТИЕ ГАСИЕНДЫ САН-КАРЛОС
Побывав на могиле отца, дон Рафаэль принялся обдумывать план предстоящей экспедиции. Предполагая, что борьба с разбойничьей шайкой Аройо будет трудная, ввиду довольно внушительной численности этой шайки, полковник решил взять с собой и поручика Верегуи, а командование крепостью Дель-Валле сдать надежному старшему сержанту. Когда это было сделано, он вместе со своим помощником во главе конного отряда двинулся к гасиенде Сан-Карлос. Отряд состоял из сотни самых храбрых и испытанных солдат. За ним следовал небольшой обоз с мортирой и боевыми припасами. Вперед было отправлено десяток разведчиков.
Дорогою поручик делал своему командиру подробный доклад обо всем, что происходило в Дель-Валле во время продолжительного отсутствия полковника. Занятый собственными мыслями, дон Рафаэль слушал этот доклад, как говорится, только вполслуха. Лишь когда отряд подъехал к реке Остуте, полковник встряхнулся, отстраняя личные интересы.
Подозвав к себе слугу из гасиенды Сан-Карлос, следовавшего непосредственно за ним на муле, дон Рафаэль спросил его:
- Не знаешь ли ты, друг, дороги, по которой можно было бы подойти к гасиенде с задней стороны?
- Знаю, сеньор полковник, - ответил слуга. - Когда мы переправимся на ту сторону реки, я укажу тропинку, ведущую к задним воротам гасиенды.
- Отлично! По этой тропинке мы потихоньку и подъедем, чтобы захватить врасплох всю разбойничью шайку, - проговорил полковник и приказал отряду направиться к переправе.
Указанная слугою тропинка шла по лесу и огибала пригорок, на котором находилась гасиенда. Осторожно подвигаясь по этой тропинке и опасаясь засады, отряд чутко прислушивался к малейшему шороху и держал наготове ружья. В одном месте тропинка разветвлялась, и слуга сказал, что если отряд разделится на партии, каждая из которых направится по отдельной тропинке, то можно будет окружить гасиенду сразу со всех сторон.
Дон Рафаэль воспользовался этим дельным советом и разделил отряд на четыре группы, из которых три под командой поручика Верегуи и двух старших сержантов должны были идти к задним воротам гасиенды и к ее боковым сторонам, а с четвертой, главной, он хотел лично напасть с фронта. Мортиру он оставил при себе, солдатам же раздал ручные гранаты.
Заметив приближение к гасиенде неприятельской конницы, расставленные на стенах часовые забили тревогу. Раздалась чья-то команда, вслед за которой со стен и вышки гасиенды началась беспорядочная ружейная стрельба. В ответ на это осаждающие стали бросать гранаты, а дон Рафаэль, приблизившись к главным воротам, открыл огонь из мортиры. Первым же выстрелом одно крыло ворот было разбито в щепы.
В то же время с трех других сторон во двор гасиенды полетели гранаты, которые при ударе о землю тут же с треском взрывались. Испуганные лошади осажденных стали срываться с привязей и метаться по двору, производя страшную сумятицу среди совершенно растерявшихся разбойников.
Следующим выстрелом из мортиры было разбито другое крыло ворот, а третьим они были разрушены полностью и с треском рухнули. Через их обломки первым перескочил с обнаженной саблей в руке полковник Трэс-Виллас, а за ним и его отряд.