- Стало быть, вы очень меня ненавидите?
- Я? Нисколько!
- Так для чего же вам меня убивать?
- Честный человек должен держать слово. Всадник пристально посмотрел на него и задумчиво покачал головой.
- Гм! - продолжал он через минуту. - Обещаете ли вы, если я на время вас освобожу, не попытаться убежать?
- Обещаю тем с большим удовольствием, что пребывать в такой позе довольно утомительно и я желал бы ее переменить.
- Вставайте! - сказал всадник, поднимаясь. Тот не заставил долго ждать и в мгновение ока был на ногах.
- Ах, как хорошо оказаться свободным, - сказал он.
- Неправда ли? Теперь не желаете ли немного побеседовать?
- Очень желаю, кабальеро. Я могу извлечь немалую пользу из нашего разговора, - отвечал он, кланяясь с самой обезоруживающей улыбкой.
Враги сели рядом, как ни в чем не бывало. Это одна из примечательных черт мексиканского характера. Убийство у этого народа стало настолько обыденным, что нередко человек, чуть не лишившийся жизни, попав в искусно устроенную ему ловушку, спокойно и даже вполне миролюбиво пожимает руку человеку, вознамерившемуся его погубить, потому что не сегодня-завтра он сам способен проделать то же.
Однако в данном случае всадник руководствовался отнюдь не этими соображениями, а совсем иными, о которых мы узнаем позже. При всем видимом простодушии он испытывал глубокое отвращение к разбойнику, покусившемуся на его жизнь.
Что же касается последнего, то справедливости ради должны сказать, что он сожалел лишь об одном, что промахнулся, и мысленно обещал себе исправить оплошность как можно скорее.
- О чем вы думаете? - спросил вдруг всадник.
- Я? Ни о чем, - ответил разбойник с невинным выражением на лице.
- Вы ошибаетесь. Я знаю, о чем вы думаете в эту минуту.
- О! На этот счет позвольте вам сказать...
- Вы думаете, как бы меня убить, - резко прервал его всадник.
Разбойник ничего не ответил, только пробормотал сквозь зубы:
- Экий демон! Он угадывает даже самые сокровенные мысли. С ним надо держаться начеку.
- Готовы вы отвечать чистосердечно на мои вопросы? - продолжал через минуту всадник.
- Да, насколько это будет для меня возможно.
- То есть когда ваши интересы не заставят вас солгать?
- Сеньор, никто ничего не делает себе во зло. Никто не может принудить меня говорить дурно о себе самом.
- Это правда. Кто вы?
- Сеньор, - начал разбойник гордо, - я имею честь быть мексиканцем. Мать моя была индианка, отец - гваделупский кабальеро.
- Прекрасно, но я желаю знать, кто вы.
- Ах, сеньор! - продолжал разбойник тем плаксивым тоном, к которому так любят прибегать мексиканцы: - Я имел несчастье...
- А! Вы имели несчастье, сеньор... Ах, извините! Кажется, вы забыли назвать ваше имя?
- Оно вам ничего не скажет, сеньор, но если желаете знать, извольте: меня зовут Тонильо эль-Сапоте, к вашим услугам, сеньор.
- Благодарю, сеньор Сапоте. Теперь продолжайте, я вас слушаю.
- Я перепробовал много ремесел за свою жизнь. Был и лепером, и погонщиком мулов, и маромером, и солдатом. К несчастью, я немножко вспыльчив. Когда рассержусь, я бываю легок на руку.
- Или тяжел, - с улыбкой заметил всадник.
- Это одно и то же. Так что я имел несчастье подрезать пять или шесть человек, которые по неосторожности затевали со мной ссору. Судья разгневался и, сочтя меня повинным в смерти шести человек, заявил, что я заслуживаю виселицы. Тогда, поняв, что мои сограждане не понимают меня и цивилизация не способна меня оценить, я подался в пустыню и сделался охотником.
- За людьми? - усмехнулся всадник.
- Что же делать, сеньор, времена тяжелые, гренгосы платят за череп с волосами по двадцать долларов; сумма подходящая, особенно когда терпишь нужду. Но я прибегаю к такому заработку только в крайнем случае.
- А! Очень хорошо. Теперь скажите, вы знаете меня?
- По слухам, но не лично.
- Имеется ли у вас какая-нибудь причина ненавидеть меня?
- Я уже имел честь сказать вам, что нет.
- Так зачем же вы хотели меня убить?
- Я хотел вас убить?! - вскричал разбойник с искренним удивлением. Ни в коем случае!
- Как, негодяй, - сказал всадник, нахмурив брови, - вы осмеливаетесь утверждать подобную ложь, когда вы уже четыре раза стреляли в меня из своей винтовки и вот даже сегодня...
- О, позвольте, сеньор! - с жаром возразил эль-Сапоте. - Это совсем другое дело. Я стрелял в вас, это верно, и, вероятно, еще буду стрелять, но, клянусь спасением души моей, у меня и в мыслях не было вас убивать. Фи! Я! Кабальеро! Как вы можете так дурно думать обо мне, сеньор?
- Зачем же вы стреляли в меня?
- Затем, чтобы лишить вас жизни.
- И вы не называете это убийством?
- Вовсе нет, это просто была работа.
- Как это "работа"? Этот негодяй сведет меня с ума, клянусь честью!