5. Каково настроение нереволюционной среды, окружающей партийную организацию?
6. В чем должна и может проявиться преступная деятельность отдельных лиц, групп и организаций (особое внимание уделялось террористическим актам, экспроприациям, забастовкам и др. массовым выступлениям. Интерес даже представляли маловероятные и непроверенные слухи)?
7. Кто из партийных приехал или выехал? Когда, куда, с кем, с какой целью, на какой срок. Места остановок?
8. Какие имеются сведения о деятельности других партий и лиц, к ним принадлежащих?
9. Что известно о местах хранения партийной кассы, библиотеки, паспортов, оружейных арсеналов и т.п.?"1
Все сведения, добытые и сообщаемые агентом, должны быть строго распределены по следующим категориям:
- что известно ему, как очевидцу, и что вполне достоверно;
- что известно от других, заслуживающих доверия лиц;
- что носит предположительный характер и стало известно из случайных разговоров, из слабоосведомленных источников.
На проходящих по агентурным сообщениям лиц требовалось указать имя, фамилию и партийную кличку. Место жительства, род и место занятий или службы. Приметы: возраст, рост, телосложение, особенность внешнего облика и особые приметы, волосы, лицо, походка, покрой одежды, носит ли очки, усы, бороду, трость и т.п. Привычки.
Такой подход резко поднял качество агентуры и уровень её использования.
Департамент полиции имел достаточно подробную информацию о деятельности Ленина, о его участии в тех или иных собраниях, съездах, а также о его планах. Об этом свидетельствует письмо Департамента полиции начальнику Уфимского губернского жандармского управления: "Ввиду раскола, происшедшего в заграничном центре Российской социал-демократической партии, за последнее время выделилась в самостоятельную организацию группа так называемого "большинства" и "твердокаменных", во главе которых встал писатель Ленин (Вл. Ульянов). Как выяснено ныне агентурным путем, для поддержания деловых сношений со всеми единомышленниками Ленин намерен пользоваться собственными конспиративными адресами, из коих, относящихся к городу Уфе, является следующий: врач Михаил Осипович Кружанский. Департамент полиции просит ваше высокоблагородие выяснить негласным путем лиц, сношение с которыми группа Ленина будет поддерживать при помощи вышеприведенного адреса"1. Так могла работать только высококвалифицированная агентура, занимавшая высокое положение в партии.
Агентура использовалась не только для "освещения" и создания условий для "ликвидации", с их помощью пытались внести раскол в ряды партии ("отзовисты"), очернить, опорочить революционеров (распространяли слухи о их провокаторской деятельности). Были "специалисты" и по внутрикамерной разработке, которые подсаживались в камеры к арестованным революционерам. Один должен был склонить к даче показаний, другой детально изучал лицо, намеченное к вербовке, третий пытался выявить намерения и планы арестованных по подготовке к побегу из тюрьмы и т.п. Специализировались в зависимости от личных и деловых качеств.
Вопрос о пополнении агентурного аппарата в Департаменте полиции стоял так: "Нельзя упускать ни одного случая, могущего дать хотя бы слабую надежду на приобретение секретного сотрудника. Каждое лицо, подающее надежду, надлежит расположить к себе и использовать в целях агентуры, причем нужно помнить, что дело приобретения секретного сотрудника очень щекотливое и требует много терпения и осторожности. Малейшая неосторожность или форсировка часто встречает решительный отпор" (параграф 9).
Тактика склонения к сотрудничеству выбиралась в зависимости от ситуации. Главную роль играли, конечно, деньги. "Секретные сотрудники должны быть постоянными и получать определенное жалованье (помесячно), а не за отдельные сообщения, т.к. только при имении постоянной агентуры можно быть в курсе деятельности революционных организаций и только постоянная агентура может относиться с интересом к делу розыска" (параграф 6).
Была и такая категория провокаторов, как "штучники". Их использовали, хоть и относились к ним с недоверием, понимая, что, требуя платы за куцую информацию, человек легко пойдет на фальсификацию и даже на прямой обман. "При этом всегда надлежит стремиться использовать лицо, дающее отдельные сведения, в целях учреждения при его посредстве систематической агентуры" (параграф 7).
Однажды, в 1912 году, к Красильникову, который заведовал Заграничной агентурой, явился некий Алексеев и сообщил о том, что ему известно о готовящемся заговоре в отношении царя. На первый раз ему дали 20 франков, чтобы выведать планы злоумышленников, "угощать их в кофейнях". При следующем свидании Алексеев потребовал на расходы eщe 300 франков, но Красильников ему отказал, вспомнив, как он доносил в Департамент полиции, что уже был такой Познанский, который точно так же "сорвал" с охранки деньги за им же самим придуманный "сенсационный заговор" и скрылся.
Понимая сложность вербовочного процесса, Красильников в параграфе 10 "Инструкции" детально раскрыл его. "После получения первичной информации об арестованных "по политическим преступлениям", "ознакомившись с такими лицами и наметив среди них тех, кого можно склонить на свою сторону (слабохарактерные, недостаточно убежденные революционеры, считающие себя обиженными и в организации, склонные к легкой наживе и т.п.), склонить их путем убеждения и тем обратить из революционеров в лиц, преданных правительству. Этот сорт сотрудников нужно признать наилучшими". Поиск кандидата велся и среди лиц, ещё не арестованных, характеристики на которых получены через уже внедренные в ряды революционеров источники.
"Кроме того, можно использовать тех лиц, которые, будучи убеждены в бесполезности своей личной революционной деятельности, нуждаются в деньгах, и, хотя не изменяют коренным образом убеждений, но ради денег берутся просто предавать своих товарищей" (параграф 11).
В той же инструкции предусматривалось, что, "расставаясь с секретным сотрудником, не следует обострять с ним отношений, но вместе с тем не ставить его в такое положение, чтобы он мог в дальнейшем эксплуатировать лицо, ведущее розыск, неприемлемыми требованиями" (параграф 29).
От сотрудника, ведущего агентурную работу, требовалось хорошее знание психологии, во всяком случае, необходимо иногда смотреть на вещи глазами агента. "Заведующему агентурой рекомендуется ставить надежных сотрудников к себе в отношения, исключающее всякую официальность и сухость, имея в виду, что роль сотрудника обыкновенно нравственно очень тяжелая и что "свидания" часто бывают в жизни сотрудника единственными моментами, когда он может отвести душу и не чувствовать угрызений совести. Только при соблюдении этого условия можно рассчитывать иметь преданных людей" (параграф 21).
"Сотрудничество - явление сложное, - писал генерал Спиридович, причины, толкающие людей на предательство своих близких знакомых, часто друзей, - различны. Они должны быть или очень низменны, или, наоборот, очень высоки. Чаще всего будущие сотрудники сами предлагали свои услуги жандармскому офицеру, но бывали, конечно, случаи, и даже очень частые, когда предложения делались со стороны последних. Так или иначе, но из-за чего же шли в сотрудники деятели различных революционных организаций? Чаще всего, конечно, из-за денег. Получать несколько десятков рублей в месяц за сообщение два раза в неделю каких-либо сведений о своей организации - дело нетрудное... если совесть позволяет. А у многих ли партийных деятелей она была в порядке, если тактика партии позволяла им и убийства, и грабеж, и предательство, и всякие другие, менее сильные, но не этичные приемы?
Среди рабочих часто играла роль и месть. Повздорит с товарищем в кружке, обидится на что-либо и идет к жандармскому офицеру. Один такой сознательный бундист явился раз ко мне, притащил кипу прокламаций и рассказал в конце концов, что он более двух месяцев разносит по районам литературу, что ему обещали купить калоши, но не купили. Пусть же знают теперь. Обозленность его на обман с калошами была так велика, что я прежде всего подарил ему именно резиновые калоши. И проваливал же он потом своих сотоварищей, проваливал с каким-то остервенением. Вот что наделали калоши!
Но бывали и сотрудники в полном смысле идейные, для которых деньги отходили на задний план. Приходит раз ко мне начальник сыскной полиции и просит разрешения представить девушку, которая желает служить в охранном отделении. Принимаю, разговорились. Хочет бороться с революционерами, и только. Стараюсь понять причины - оказывается, что знает она их очень мало, но ненавидит всей душой, считая, что они делают большое зло, сбивают с пути молодежь, рабочих и крестьян. Она особенно налегала на последних и приводила пример, как эсеры агитировали в Полтавской губернии и что из этого вышло.
Я выяснил девушке всю трудность работы, всю её щекотливость, но она твердо стояла на своем и сделалась осведомителем. Работала она отлично, осторожно и умно. Она любила розыск как дело и года два спустя пошла в открытую против революции, выступив в печати и рассказав все, как она боролась с нею. К чести эсеров надо сказать, что они её тогда не тронули. Впрочем, она в партии официально не состояла. Такие сотрудники являлись, конечно, исключением.
Но из-за чего бы ни работал обычный рядовой сотрудник, у него в конце концов наступал кризис. Видя жандармского офицера и беседуя с ним раз, два в неделю, по несколько минут, он все остальное время был в среде инакомыслящих. Жил он общею жизнью своих товарищей и близких. Постепенная выдача одного, другого, неприятные последствия этой выдачи, как тюрьма, высылка, ссылка - не могли не отражаться на нем. Нервы были и у него. А рядом постоянная агитация против власти и обвинения правительства во всех злодеяниях до погромов включительно. Все это мало-помалу действовало на сотрудника, нервировало его и приводило к сознанию своего предательства, к сознанию вины перед товарищами, к желанию покаяться и искупить свою вину.
В этот-то критический психологический момент и начиналось шатание сотрудника. Это был момент, очень опасный для заведующего розыском. Здесь у сотрудника зарождалась мысль отомстить ему за свое падение, хотя в большинстве случаев последний не был в том повинен. Этот момент неминуемо наступал у каждого сотрудника, исключая действительно идейных. Его надо было не пропустить, подметить, надо было или поддержать сотрудника морально, или вывести его из революционной среды, устроить вдали от политики - заставить забыть её. Если офицер не успевал это сделать, все очень часто оканчивалось катастрофой для него самого"1.
В 1909 году эсер добровольно предложил свои услуги тайной полиции, объясняя это желанием выйти из тюрьмы и разочарованием в революционерах. По распоряжению министра внутренних дел генерала Курлова ему устроили побег из тюрьмы, снабдили деньгами и оружием, рассчитывая пополнить ряды боевиков Азефа. Эмигрировав, он рассказал товарищам по партии о своих связях с охранкой. Они предложили ему реабилитировать себя террористическим актом.
Вернувшись в Петербург, он на явочной квартире встретился с начальником петербургской охранки полковником С.Г. Карповым и, выбрав подходящий момент, привел в действие взрывное устройство.
Полковник С.В. Зубатов наставлял молодых офицеров: "Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму.
Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был вам предан и как бы он честно ни работал, всегда, рано или поздно, наступает момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента. Это момент, когда вы должны расставаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпустите его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по-хорошему.
Помните, что, перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет и дальше полезен для государства, хотя и не сотрудником, будет полезен уже в новом положении. Вы лишитесь сотрудника, но вы приобретете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства"1.
При склонении к сотрудничеству широко использовался и метод принуждения.
За полгода до революции 1905 года при ликвидации подпольной типографии была арестована невеста Михайлова, наборщица государственной типографии. Михайлов явился в Охранное отделение и попросил освободить невесту, за её освобождение он предал явку Петербургского комитета и адрес ещё одной типографии, где были арестованы другие товарищи2.
Деньги и угрозы основа ненадежная, психология агента, двойственное положение его вызывали постоянное опасение двурушничества, а то и разоблачения. Наряду с практикой материального стимулирования (вознаграждение зависело от ценности предоставляемых сведений и положения, занимаемого в революционной организации, во время ареста жалованье агенту сохранялось и даже увеличивалось; после провала, не по его вине, принимались меры к его трудоустройству и на первых порах оказывалась материальная поддержка), особо подчеркивалось: "В сотруднике, начавшем работу по материальным соображениям, надлежит по возможности создавать и поддерживать интерес к розыску, как к орудию борьбы с государственным и общественным врагом - революционным движением. Особенно ценны в этом отношении сотрудники, взявшие на себя эту роль по побуждениям отвлеченного характера" (параграф 6).
Был ещё один, достаточно мощный мотив сотрудничества - перевод в дальнейшем на официальную должность в Департамент полиции с присвоением классных чинов (Зубатов, Гартинг и даже Азеф, который, приобретя статус официального сотрудника Департамента полиции, продолжал вести разработку партии эсеров).
Как правило, агент, достигший высокого положения в "обследуемой" им среде, понимая свою значимость, а значит, чувствуя себя хозяином положения, сам решал, кому, какую информацию и в каком количестве сообщать. Например, Азеф часто высказывал туманные предположения о том, что интересовало охранку, обещал навести справки, жаловался на невозможность выполнения задания в полном объеме и пр. Часто, планируя очередное покушение, он не давал полиции даже намеков на него, чем, с одной стороны, повышал свой авторитет в партии за счет удачно проведенных террористических акций, а с другой - вынуждал департамент считаться с собой. Сохраняя "боевую организацию", он сохранял свою "курицу с золотыми яйцами". Другой агент "Московский", доставив "адские машины", специально избегал разговоров на эту тему, чтобы полиция не сразу вышла на место их хранения, что мотивировалось его заботой о личной безопасности в среде революционеров.
Прежде чем приступать к практической работе с завербованным агентом, его требовалось всегда "незаметно для него основательно выверить наблюдением и постараться поставить под перекрестную агентуру" (параграф 13). Когда наступало время инструктажа, в расчет брались как реальные возможности нового агента, так и перспективные, но при этом возникал вопрос: в каком объеме посвящать его в "секреты ремесла"? Та же инструкция определяла: "Секретные сотрудники ни в коем случае не могут посвящаться в сведения, даваемые другому сотруднику. С особой осторожностью следует относиться вообще к ознакомлению сотрудника с ходом розыска, а также с деятельностью и личным составом розыскного учреждения. При сношениях с сотрудником нужно получать от него все необходимое и, по возможности, не разоблачать перед ним ничего" (параграф 16). "Лицо, ведущее агентуру, должно составить себе план расследования и стремиться извлечь из агентуры все данные для его осуществления. Поэтому, никогда не открывая своих карт перед сотрудником, надлежит давать ему поручения, вытекающие из плана розыска" (параграф 3).
Возможности, которыми располагал тот или иной агент, рассматривались в динамике, когда возникала необходимость их изменить или расширить, проводилась так называемая "ликвидация". "Полиция... только выжидала самого удобного для неё момента облавы, нарочно давая кружку достаточно развернуться, чтобы иметь осязательный "состав преступления", и нарочно оставляя всегда несколько известных ей лиц "на разводку" (так гласит техническое выражение, употребляемое, насколько мне известно, и нашим братом, и жандармами)"1. Более точно суть выражена в параграфе 12 "Инструкции": "Сотрудники, находящиеся в низах организации, могут быть путем постоянной совместной работы с лицом, ведущим розыск, а равно арестами более сильных работников, окружающих его, переведены выше". И "никогда не следует арестовывать всех окружающих сотрудника лиц, оставляя его одного на свободе, но надлежит оставлять около него несколько лиц, более близких и менее вредных, или дать ему возможность заранее уехать по делам партии, в крайнем случае арестовать, но вскоре выпустить по недостатку улик. О предстоящем аресте сотрудника всегда нужно войти с ним в соглашение" (параграф 23). Кроме того, в случае угрозы расшифровки или уже расшифрованных, если они считались "наиболее ценными" и "способными", переводили в другие местности, где их никто не знал. Но от провалов агентов старались все же уберечь. Не рекомендовалось форсировать добывание сведения, после "ликвидаций" с агентом на время прекращалась активная работа и он прерывал сношения с товарищами по партии. Обыски и аресты требовалось проводить с осторожностью, чтобы не провалить агента, на основании чьих материалов они проводятся. "Ликвидации следует начинать с тех мест и лиц, где могут быть серьезные вещественные доказательства, т.к. поличное дает возможность привлекать по обвинению в участии в революционном сообществе лиц, даже застигнутых без вещественных доказательств на их квартире и дает возможность прикрыть агентуру" (параграф 25).
Секретные сотрудники редко представляли в охранку написанные доклады. Обычно их доклады на встрече с работником охранки записывались жандармским офицером и поступали в отдел уже переписанными на бланке, где в заголовке указывалось, к какому отделению это донесение относится ("общественное движение", "РСДРП" и др.) и кличка агента (так называемые "агентурные записки"). На полях записок начальник Охранного отделения делал пометки о том, какие мероприятия необходимо провести. 1-й экземпляр приобщался к соответственным делам по данной партии или движению за соответствующий год. 2-й экземпляр - в дело сотрудника. На основании агентурных записей составлялись доклады в Департамент полиции и по особо важным - для правительства.
Все материалы Департамента полиции, особого отдела и охранных отделений можно подразделить на 4 вида:
1. "Агентурные записки". Это запись сведений, полученных на конспиративных встречах офицера полиции с агентом или письменное сообщение самого "сотрудника".
2. "Записки". Они составлялись в охранных отделениях для Департамента полиции на основании ряда "агентурных записок" и представляли собой сводку по какой-либо теме.
3. "Циркуляры" Департамента полиции. Вырабатывались на основе вышеуказанных материалов и рассылались на места. В "циркулярах" все разыскиваемые Департаментом полиции лица делились на 5 категорий, в зависимости от мер, какие нужно было принять к ним. Характерно, что "циркуляры" имели особую графу "Преступная специальность".
4. "Обзоры" писались в Департаменте полиции на основании поступающих материалов и анализа революционной литературы. Представляя собой высшую форму работы Департамента полиции, "обзоры" в некотором отношении являлись не только розыскными, но и претендующими на "научность" документами, поскольку они анализировали деятельность отдельных партий1.
Специфика юридического положения Департамента полиции и агентурного аппарата, как составной его части, использование негласных форм и методов деятельности требовали соблюдения строгих мер конспирации. Так, по существующим правилам, "никто, кроме лица, заведующего розыском, и лица, могущего его заменить, не должен знать в лицо никого из секретных сотрудников. Фамилию сотрудника знает только лицо, ведущее розыск, остальные же чины учреждения, имеющие дело со сведениями сотрудника, могут в необходимых случаях знать только псевдоним или номер сотрудника.
Чины наружного наблюдения и канцелярии не должны знать секретного сотрудника и по кличке. Он им должен быть известен лишь как действительный революционный деятель по кличке наружного наблюдения, если он вошел в сферу последнего" (параграф 17).
Исключалась взаимная расшифровка двух агентов, "т.к. это может повлечь за собой "провал" обоих и даже убийство одного из них" (параграф 18). Сведения, поступающие от агентуры, надлежало хранить в "особой тайне" и при соблюдении особой осторожности. В "ликвидационных записках" никогда не указывались ни псевдонимы, ни лицо, ставшее источником информации, лишь указывалось "по имеющимся негласным сведениям".
Тщательно разрабатывались детали образа жизни агента, его поведение, чтобы избежать провала. "Секретные сотрудники, если они не живут на партийные средства, обязательно должны иметь какой-либо легальный заработок, так как неимение такового немедленно возбуждает подозрение относительно источника средств к существованию. Устраиваться на службу сотруднику следует рекомендовать самому, без посредства лица ведущего розыск..." (параграф 27). Если легальный заработок был недостаточен, а большую часть доходов агента составляла плата в охранке, ему рекомендовалось не давать повода для подозрений в том, что он живет не по средствам. Особенно это касалось предметов одежды, обуви и т.п. Забота об агенте после прекращения с ним отношений (по различным причинам) также была подчинена принципу конспирации.