Гораздо важнее должен был бы быть другой квазиаргумент в защиту новейшей советской практики: «В капиталистическом мире мы реагируем очень болезненно» против такой практики, но для Советского Союза делать из нее выводы об официально-поощряемом антисемитизме недопустимо, писала Нью-Йоркская коммунистическая газета (Joseph Starobin, «Soviet Record Refutes Anti-Semitism Slanders», «The Worker» (воскресное издание «The Daily Worker»), April 17,1949.). Но это просто не аргумент, а лишь свидетельство полной растерянности апологетов советской борьбы против евреев-«антипариотов».
По-видимому, и в Москве очень скоро поняли, что подчеркивание анти-еврейского характера борьбы с «безродным космополитизмом» ставит в невыносимое положение многих верных «друзей» Советского Союза, и уже с весны 1949 года анти-космополитической кампании был придан несколько более осторожный характер и в частности прекратилась слишком откровенно антисемитская практика публичного раскрытия псевдонимов еврейских авторов. А при опубликовании — в апреле 1949 года — очередного списка лиц, награжденных так называемыми Сталинскими премиями, ряд писателей и деятелей искусства не-евреев, известных под псевдонимами, были названы и по своим действительным фамилиям. Но это явно было сделано с целью замести следы: в прежние годы (а Сталинские премии выдаются ежегодно) при опубликовании списков так называемых Сталинских лауреатов указание подлинных фамилий лиц, пользующихся псевдонимами, имело место лишь в виде редкого исключения, если эти лица жили не под своими литературными именами (как это обычно в Советском Союзе), а под действительными фамилиями. Такого рода раскрытие псевдонимов применялось лишь в интересах самих носителей псевдонимов и отнюдь не имело целью, как при раскрытии псевдонимов Мееровичей и Финкельштейнов, возбудить против них недружелюбные чувства населения.
Но если в вопросе о раскрытии псевдонимов опубликование списков Сталинских лауреатов и не могло рассеять тревоги, вызванной в широких кругах еврейства новейшей советской кампанией против евреев-«антипатриотов», то, с другой стороны, списки эти всё же поколебали представление о существовании в Советском Союзе официально поощряемого антисемитизма: среди награжденных Сталинскими премиями и в 1949 году, как и в прежние годы, оказалось значительное количество евреев.
Стоит присмотреться ближе к этим спискам («Правда» от 9-го и 10-го апреля 1949 года.): они облегчают понимание границ современного советского антисемитизма, понимание его статики и его динамики.
Так как в списках награжденных Сталинскими премиями приводятся фамилии, имена и отчества награжденных, установить, кто среди них евреи, в огромном большинстве случаев не представляет затруднений. Всего в 1949 году были выданы 302 премии, но только 119 премий присуждены в индивидуальном порядке, а в большинстве случаев — особенно за технические усовершенствования, за улучшение методов работы и за театральные и кинематографические постановки — одна премия присуждалась нескольким лицам, и общее число лауреатов по спискам одного лишь 1949 года (за 1948 год) достигло 1033. Среди них, по нашим подсчетам, было 107 несомненных и 29 возможных евреев. Не все среди последних в действительности евреи, но если мы отнесем всех их к числу евреев, ошибка будет невелика, тем более, что небольшое число евреев среди лауреатов, вероятно, ускользнуло от нашего подсчета. Словом, в списках 1949 года мы можем принять в качестве евреев 136 человек, (В американской коммунистической печати чрезвычайно энергично аргументировали списками сталинских лауреатов 1949 года, как доказательством отсутствия антисемитизма в Советском Союзе; при этом здесь приводились несколько более низкие цифры евреев-лауреатов, чем показано мною: Moses Miller, «Soviet «Anti-Semitism» — the Big Lie!», Jewish Life Publeations, n. d., p. 13, обнаружил в списках 1949 года лишь 120 евреев, а Тот O'Соппоr В статье «Ноах of «Soviet Anti-Semitism» в «The Daily Compass», Мау 26, 1949, и позже в брошюре «The Truth about Anti-Semitism in the Soviet Union», American Committee of Jewish Writers, Artists and Scientists, New York, n. d., p. 9, называет даже более низкую цифру: 99 лауреатов-евреев по отделам технологии (т. е., очевидно, по отделу изобретений и пр.) и искусства (т. е., очевидно, литературы и искусства), почему-то оставляя вне поля зрения премии по отделу науки.)
из 1033, т. е. 13,2 %. Если принять во внимание, что евреи составляют сейчас лишь около 1 % населения Советского Союза, нужно признать, что 13,2 % евреев среди лауреатов это очень высокий показатель.
Это значит, что далеко не все пути закрыты в Советском Союзе для евреев. Чтобы лучше отдать себе отчет в том, на каких путях перед евреями остаются еще открытыми относительно благоприятные перспективы, необходимо ближе присмотреться к тому, кто и за что получает премии.
За выдающиеся достижения в области литературы и искусства награждены премиями 238 человек, из них 25 евреев. Среди награжденных в этой группе 144 лауреата — и среди них 21 еврей — приходится на театр и кинематограф. Но премии за театральные и кинематографические достижения все носят групповой характер и при значительности роли евреев в театральной и кинематографической жизни они естественно попадают в число лауреатов, когда премия присуждается коллективу, в котором они играют сколько-нибудь значительную роль.
На 40 награжденных за выдающиеся научные достижения евреев 6, но только двое из них — специалист по математической физике Георгий Гринберг и математик Леонид Канторович — награждены в индивидуальном порядке, остальные четверо вместе с другими.
Еще явственнее та же черта сказывается в группировке лауреатов, награжденных за выдающиеся изобретения и коренные усовершенствования методов работы. В этой группе 755 лауреатов, в том числе 104 еврея, но только двое из них получили премии в индивидуальном порядке.
Всего среди 119 лиц, награжденных в индивидуальном порядке, только семь евреев.
Из этих данных можно сделать два вывода:
1) Роль евреев в среде технической интеллигенции сейчас относительно очень значительна; по-видимому, технические профессии привлекают сейчас евреев больше, чем это наблюдалось когда бы то ни было, и остаются для евреев открытыми. Характерно, что и в мире науки евреи выдвигаются прежде всего в области математико-физических наук. Напротив, в области гуманитарных наук, в области литературы и в основном в области искусства евреи сейчас уже далеко отодвинуты на задний план.
2) Но и в тех областях, где перед евреями открыто относительно широкое поле деятельности для применения их знаний и творческой энергии, они добиваются публичного признания за редкими исключениями лишь вместе с коллективом, в котором работают, и крайне редко в индивидуальном порядке. Факт этот говорит о том, что даже и в этих областях начинает отчетливо сказываться национальная дискриминация.
Встающая здесь перед нами картина подтверждает вывод, напрашивающийся из охарактеризованного выше развития борьбы против «безродного космополитизма» и, вероятно, уже сделанный внимательным читателем: антисемитизм, окрашивающий новейшую официальную советскую идеологию, вторичного происхождения; первичное это воинствующий национализм, на почве которого и расцветает антисемитизм.
Поэтому и мероприятия, направленные против евреев, захватывают первоначально лишь те области, которые непосредственно связаны с идеологией, с политикой, с орудиями воздействия на общественное мнение и лишь постепенно и значительно медленнее антисемитизм проникает в идеологически нейтральную сферу человеческой деятельности.
Но он проникает и сюда, как об этом убедительно свидетельствуют приведенные только что данные о Сталинских лауреатах. Это становится еще очевиднее если проследить изменения процента евреев среди Сталинских лауреатов за несколько лет.
Если по тому же методу, который был применен выше в отношении списков лиц, награжденных Сталинскими премиями в 1949 году, произвести подсчет всех лауреатов и лауреатов-евреев за несколько лет, явственно обнаруживается быстрое падение процента евреев во всех группах награжденных, как это видно из следующей таблицы:
(См. «Правду» от 2-го и 21-го апреля, 30-го мая и 3-го июня 1948 года, от 9-го и 10-го апреля 1949 года, от 4-го и 8-го марта 1950 года, от 15-го, 16-го и 17-го марта 1951 года и от 13-го 14-го и 15-го марта 1952 года.)
Постепенное падение процента евреев-лауреатов следовало бы считать нормальным явлением, объясняемым расширением рядов интеллигенции и подъемом в ряды квалифицированных профессий всё большего числа лиц.
Но наблюдаемый в последние годы темп падения процента евреев среди этих лауреатов трудно объяснить этими причинами. Какую-то и, вероятно, немалую роль играет здесь и процесс сознательной или полусознательной дискриминации по отношению к евреям. Сейчас процесс этот протекает» уже почти автоматически.
Антисемитизм в Советском Союзе в последнее время как бы притаился и избегает выступать с открытым забралом. Но тем активнее, настойчивее и упорнее становится тот скрытый, ползучий антисемитизм, который всё явственнее проникает во все поры советской жизни.
Эвакуация евреев в Советском Союзе в годы войны
Население Советского Союза вместе с присоединенными к нему в 1939–40 годах новыми территориями (прибалтийские страны, восточная Польша, Буковина и Бессарабия) достигало ко времени нападения гитлеровской Германии на Советский Союз около 200 миллионов.
(По переписи 17-го января 1939 года население Советского Союза достигало 170,5 миллиона; за почти два с половиной года до начала советско-германской войны оно увеличилось в порядке естественного прироста не менее, чем на 6–7 миллионов (вероятно, больше). — Население новых областей достигало к моменту их присоединения к Советскому Союзу около 23 миллионов («Большая Советская Энциклопедия», специальный том «Союз Советских Социалистических Республик», Москва, 1946 г., стр. 49).).
В том числе евреев было в старых границах СССР около 3 100 000, (Общее количество еврейского населения СССР достигало по переписи 1939 года 3 020 171 (Л. Зингер, «Дос банайте фолк», Москва, 1941 г., стр. 126). Почти за два с половиной года до вступления СССР в войну оно увеличилось, вероятно, не менее, чем на 100 000. — При производстве переписи 1939 года в качестве евреев отмечались лишь лица, которые и сами признавали себя евреями. Какое-то число евреев по своему происхождению, показавших себя при переписи русскими (или украинцами, белоруссами и пр.), в показанное число евреев не вошли. Я. Лещинский («Иди ин Советфарбанд — 1946» в «Идишер Кэмфер» от 27-го сентября 1946 года, стр. 95) полагает, что число таких лиц — евреев по происхождению, не отмеченных в статистике в качестве евреев, — достигало в СССР ко времени переписи от 250 до 300 тысяч. В наши подсчеты они нигде не вошли.) и на новоприобретенных территориях (Для еврейского населения советской зоны Польши принята польская официальная цифра («Concise Stastical Year-Book of Poland», Polish Ministry of Information [London], December 1941, p. 10); для Литвы (до присоединения Виленского района), Латвии и Эстонии, см. «American Jewish Year-book, 1947/48», published by the American Jewish Committee, p. 740, для северной Буковины и Бессарабии «Jewish Affaires», August 1941, p. 2.).
Общее количество еврейского населения на расширенной территории Советского Союза достигало таким образом к моменту вступления Советского Союза в войну, не считая беженцев из занятой немцами западной Польши (судьба которых была отлична и о которых речь будет особо), около 5 миллионов, а вместе с беженцами из Западной Польши около 5,4 миллиона.
Общее количество довоенного населения на советской территории, подвергшейся немецкой оккупации, достигало 88 миллионов (См. «Сообщение Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний фашистских захватчиков» в «Правде» от 13-го сентября 1945 года.), в том числе на новой территории, как отмечено выше (см. Сноску на стр. 233), около 23 миллионов и на старой советской территории около 65 миллионов. Из пяти миллионов коренного еврейского населения на расширенной территории СССР подавляющее большинство жило на территории, подвергшейся немецкой оккупации: новые территории были заняты целиком; из старой территории также целиком были заняты Белоруссия и Украина с очень значительным еврейским населением; кроме того, были заняты ряд областей РСФСР. Общее количество довоенного коренного еврейского населения на оккупированной территории можно приблизительно определить следующим образом:
(Для Белоруссии и Украины принята цифра еврейского населения по переписи 17-го января 1939 года без учета естественного прироста за почти два с половиной года до начала советско-германской войны. С 1926 по 1939 год — если взять весь период в целом — естественный прирост еврейского населения этих республик не покрывал переселения евреев из этих республик на восток, главным образом в пределы РСФСР, и общее количество евреев в Белоруссии и на Украине даже уменьшилось с 1981 до 1908 тысяч (Л. Зингер, как в сноске на стр. 36). Миграция евреев из Белоруссии и Украины была особенно интенсивной с конца двадцатых до середины тридцатых годов. В дальнейшем, с ростом хозяйства на Украине и в Белоруссии, усилился процесс поглощения избыточного еврейского населения в пределах этих республик — особенно это относится к Украине — и миграция на восток, по-видимому, ослабела. Поэтому кажется вероятным, что процесс сокращения еврейского населения Украины и Белоруссии остановился и возможно даже, что цифры миграции за пределы этих республик начали отставать от цифры естественного прироста. 1 908 000 коренного еврейского населения Украины и Белоруссии к началу советско-германской войны это поэтому минимальная цифра.
Общее количество евреев в Псковской, Новгородской, Смоленской, Брянской, Орловской, Курской и Воронежской губерниях, в Донском округе и в Крымской автономной республике достигало, по переписи 1926 года, 184 тысяч (подсчитано по данным в «Всесоюзная перепись населения 17-го декабря 1926 года. Краткие сводки», Москва, 1928 г., выпуск 4-ый, стр. 46 и ел.) при общем количестве еврейского населения РСФСР в 566,9 тысяч. Ко времени переписи 1939 года еврейское население РСФСР возросло до 948 тысяч (Зингер, стр. 126), т. е. более, чем в полтора раза. Еврейское население этих областей достигало поэтому в 1939 году никак не меньше 250 000. А кроме названных областей немцами были заняты частично и некоторые другие области РСФСР, правда, со сравнительно немногочисленным еврейским населением. Общее количество довоенного коренного еврейского населения на территории РСФСР, подвергшейся немецкой оккупации, было, вероятно, выше 250 000, достигая, может быть, 275 000).
Коренное еврейское население той части Советского Союза, которая не подверглась оккупации, было таким образом несколько менее миллиона. Оккупация распространилась на территорию, на которой жило не менее 2/3 еврейского населения СССР в его старых границах и не менее 4/5 коренного еврейского населения расширенного Советского Союза.
В годы войны о характере эвакуации населения в восточные области Советского Союза ходили самые фантастические слухи. В американской печати в частности получило широкое распространение мнение, что советское правительство, кроме общих мероприятий по эвакуации правительственных учреждений, промышленных предприятий и пр. с их персоналом, принимало энергичные меры по эвакуации евреев, как таковых, чтобы спасти их от угрожавшей им опасности. Такого рода утверждения и позже можно было встретить и в серьезных работах, у свободных от просоветских иллюзий авторов. Так еще через три года после окончания войны E. M. Кулишер писал (Eugene M. Kulisher, «Europe on the Move, War and Population Changes, 1917–47», New York, Columbia University Press, 1948, p. 260.):
«…Правительство приняло меры, чтобы не допустить общего ухода населения, что привело бы к тому, что дороги были бы забиты, и имело бы своим дальнейшим последствием массовый приток населения в области, неспособные ни приютить, ни прокормить такого количества беженцев. Лишь небольшая часть сельского населения была эвакуирована. Из городских центров были вывезены фабрики вместе с обученными и многими другими рабочими. Кроме того, были эвакуированы государственные служащие и широкие массы евреев (large population of the Jews), чтобы спасти их от немецких жестокостей».
Сейчас такого рода высказывания, правда, встречаются всё реже; в годы войны таково было господствующее мнение.
В советской печати, поскольку она проникает заграницу, никаких правительственных декретов или инструкций об эвакуации опубликовано не было. Не было и высказываний советских вождей, которые позволили бы составить представление о задачах эвакуации и ее характере. Единственное исключение составляет радио-речь Сталина от 3-го июля 1941 года, в которой была выдвинута мысль о «выжженной земле» (еще без употребления этого термина) (И. В. Сталин, «О великой отечественной войне Советского Союза», 5-ое издание, Москва, 1946 года, стр. 14.):
«При вынужденном отходе частей Красной Армии нужно угонять весь подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего. Колхозники должны угонять весь скот, хлеб сдавать под сохранность государственным органам для вывозки его в тыловые районы. Всё ценное имущество, в том числе цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться».
Термин «выжженная земля» не совсем верно характеризует эту политику: судя по многочисленным описаниям эвакуации в советской периодической печати и в художественной литературе, задачи, которые стояли перед уходящими советскими властями, сводились не столько к уничтожению, сколько к увозу всего того, что могло быть использовано для нужд войны и прежде всего к эвакуации более ценных с точки зрения работы на оборону промышленных предприятий с наиболее ценной частью их персонала и к скорейшей мобилизации и эвакуации всех, кто может носить оружие. Эвакуация евреев, как таковых, в рамки этого плана как-то просто не укладывалась. Этой проблемы для советской администрации не существовало.
В еврейской литературе, посвященной трагическим событиям периода второй мировой войны, есть, правда, одно указание на декрет советского правительства об эвакуации евреев. В известной книге Моше Кагановича об участии евреев в советском партизанском движении мы читаем (Моше Каганович, «Дер идишер онтайл ин партизанер-бе-вегунг фун Совет-Русланд», изд. Центральной Исторической Комиссией Союза Партизан «Пахах» в Италии, Рим, 1948 г., стр. 188.).:
«Уже в конце 1941 года был опубликован указ (декрет), подписанный Калининым (председателем [Президиума] Верховного Совета) и Горкиным (секретарем [Президиума] Верховного Совета) об эвакуации из областей, угрожаемых врагом, в первую очередь граждан еврейской национальности».
Однако, в «Известиях» и в советской печати вообще нет никаких следов этого указа, и сообщение Кагановича явно лишь отголосок одной из многочисленных легенд, складывавшихся в годы войны. Замечательно, что и коммунистическая печать, подхватившая сообщение Кагановича, не в состоянии привести текста этого декрета и указать, где и когда он был опубликован, и ограничивается ссылкой на книгу эмигранта Кагановича (См., напр., Moses Miller, «Soviet Antl-Semitism — the Big Lie», New York, n. d. [1949], p. 21.).
Действительная картина эвакуации отчетливо вырисовывается из многочисленных рассказов очевидцев. Картина эта пестра. В наиболее близких к западной границе областях, подвергшихся оккупации в первые же дни и недели после начала германо-советской войны, эвакуация носила хаотический и очень ограниченный характер. Чем дальше на восток, тем относительно больше было элементов организованности и тем значительнее были масштабы эвакуации. Чтобы составить себе представление об эвакуации в целом, необходимо поэтому предварительно присмотреться к эвакуации по большим районам.
В новоприобретенных областях Советского Союза и власти, и население оказались совершенно неподготовлены к событиям. Часть населения — особенно беженцы из западной Польши — была депортирована отсюда еще до начала войны. Но сколько-нибудь планомерной эвакуации из этих областей не было, да и быть не могло; почти совершенно безуспешны оказались и попытки прямого бегства части населения на восток в целях спасения от наступающих немцев: моторизированные немецкие воинские части обгоняли бегущих, и последние оказывались вынужденными возвращаться обратно.
Вот как описывает эвакуацию и бегство населения из Вильны переживший оккупацию, виленское гетто и партизанское движение врач-еврей (Др. Марк Дворжецкий, «Ерушалаим д'Лита им камф ун умкум», Париж, 1948 г., стр. 23–24.):
«В первый же день войны немцы подвергли город воздушной бомбардировке. Советские войска немедленно начали отходить на восток. Одновременно и вслед за ними бежали тысячи населения, главным образом евреи. «Десятки тысяч ушли тогда из Вильны. Лишь считанным единицам [гецейлте фун зэй] удалось добраться до Советского Союза. Транспортные средства были заняты военными, быстро эвакуировавшимися. Из гражданского населения в поезда пропускались только единичные лица, имевшие членские билеты компартии. Тысячи шли пешком по дорогам и тропинкам. Немецкие танки обгоняли их. Часть бежавших была уничтожена на дорогах и трупы неделями валялись в лесах и на полях. Другие вернулись в Вильну, разбитые, голодные, измученные, в отчаяньи…»
Советская администрация не только не оказывала прямого содействия эвакуации евреев (и общей эвакуации гражданского населения вообще), но и прямо тормозила ее. Другой свидетель истории, тоже переживший всю голгофу виленского еврейства и игравший позже видную роль в виленской еврейской советской общественной жизни в первый год после освобождения, сообщает о первых днях войны (Ш. Качергинский, «Цвишн хамер ун серп», Париж, 1949 г., стр. 27.):
«Несколько десятков тысяч евреев пытаются уйти вглубь страны. Часть из них не пропускает [советская] пограничная стража. Они возвращаются в Вильну».
Вильна была занята немцами уже на третий день войны, и почти всё виленское еврейство погибло. И то же повторилось почти повсюду в новых советских областях. О Ковно переживший эти события на месте еврейский журналист и педагог рассказывает (Иосиф Гар, «Умкум фун дер идишер Ковнэ», Мюнхен, изд. Союза (Фарбанд) литовских евреев в американской зоне Германии, 1943 г., стр. 31–32.):
«Из-за спешности эвакуации военных и государственных учреждений чувствовался большой недостаток в транспортных средствах для гражданского населения. В этом одна из причин того, что лишь небольшие группы литовских евреев сумели своевременно эвакуироваться.
Нужно также отметить, что советская пограничная стража не пропускала на собственно русскую [т. е. на старую советскую] территорию беженцев из прибалтийских стран и из областей, присоединенных к Советскому Союзу после начала второй мировой войны. Из-за этого многие беженцы должны были вернуться на прежние места, хотя места эти уже были оккупированы немцами».