- Нет, мы прибыли из Джорджтауна, Британской Гвианы.
- И что же вам там не сиделось?
- В тех краях трудно заработать себе на жизнь.
Он усмехнулся и сказал:
- Вы полагаете, что здесь вам будет лучше, чем у англичан?
- Да, потому что мы, как и вы, романского происхождения.
К нашему кругу приблизилась группа из семи или восьми мужчин во главе с седовласым человеком лет пятидесяти, среднего роста, с кожей совершенно шоколадного цвета. В больших черных глазах светится живой острый ум. Правая рука - на рукоятке мачете сбоку.
- Префект, что вы собираетесь делать с этими людьми?
- Отвезу в Гуирию и посажу в тюрьму.
- Почему вы не позволяете им остаться здесь с на ми? Мы их всех разберем по семьям.
- Это невозможно - у меня приказ губернатора.
- Но они не совершили никаких преступлений на земле Венесуэлы.
- Это мне известно. И все же они очень опасны. Чтобы попасть во французские исправительные колонии, надо совершить что-то серьезное. А кроме того, они бежали без документов, и французы обязательно потребуют их выдачи, как только узнают, что они в Венесуэле.
- Мы хотим, чтобы они остались с нами.
- Невозможно - приказ губернатора.
- Все возможно. Что знает губернатор о несчастных и бедных? Человека никогда нельзя считать пропащим. Что бы он ни совершил, в жизни всегда наступает момент, когда ему хочется искупить свою вину, когда он сможет стать полезным обществу. Разве это не так? Люди, скажите!
- Так, так,- отвечали хором мужчины и женщины.- Оставьте их нам, и мы поможем им начать новую жизнь. За эту неделю мы убедились, что они хорошие люди.
- Люди куда более цивилизованные, чем мы, по садили их в камеры, чтобы им неповадно было творить зло,- сказал префект.
- Что вы называете цивилизацией, начальник? - спросил я.- Вы полагаете, что если у нас есть лифт, самолеты и метро, то из этого следует, что французы более цивилизованные, чем ваши люди, которые приняли нас и оказали нам помощь? А по моим скромным понятиям, здесь, в этой бедной общине на лоне природы вдали от промышленной цивилизации, в каждом из живущих гораздо больше цивилизованности, благородства души и человеческого сострадания. И если они обойдены благами технического прогресса, то уж христианского милосердия в каждом из них больше, чем у всех претендующих называться цивилизованными нациями мирового масштаба, вместе взятых. Я предпочту иметь дело с любым жителем вашей деревни, не умеющим ни читать, ни писать, чем с выпускником Сорбонны,- я имею в виду того, кто приговорил меня к каторге. Первый всегда остается человеком, второй даже забыл, что он человек.
- Я все понимаю. Однако всего лишь выполняю приказ. А вот и грузовик. Прошу вас проявить благоразумие и помочь мне исполнить мои обязанности без всяких осложнений.
Женщины стали по очереди прощаться со своими подопечными. Со мной попрощались Тибисай, Ненита и Негрита. Все трое заливаются горючими слезами. Мужчины пожимают нам руки - им очень больно наблюдать, как нас увозят в тюрьму.
Прощайте, люди Ирапы! Вы имели мужество вступиться перед своими властями за гонимых и страждущих, которых вы не знали еще вчера. Вы разделили с нами хлеб, заработанный в поте лица, которого постоянно не хватает вашим собственным семьям. Вы оторвали его от себя и дали нам. Пусть этот хлеб станет для меня символом человеческого братства, назиданием из кладезя древней мудрости: "Не убий, делай добро, не отринь руки просящего, сам пребывая в нужде, помоги несчастному и всем тем, кто более страждет, чем ты сам".
Если однажды мне суждено стать свободным, то я буду помогать другим, чем только смогу. Этому меня научили первые венесуэльцы, которых я встретил, и я еще встречу много таких.
ТЮРЬМА В ЭЛЬ-ДОРАДО
Через два часа мы очутились в большом поселке, расположившемся на берегу моря. Он имеет все основания превратиться в скором времени в город и морской порт. Название поселка Гуирия. Префект передал нас в руки районного шефа полиции. В полицейском участке с нами обходились довольно сносно, но допрашивали дотошно. Проводивший дознание чиновник, глупый, как пробка, напрочь отказался поверить, что мы приплыли из Британской Гвианы, где пользовались совершенной свободой. Он попросил нас объяснить, каким образом за такое короткое расстояние - от Джорджтауна до залива Пария - мы умудрились довести себя до состояния почти полной дистрофии? И когда я рассказал ему, что на пути к Венесуэле нас настиг жесточайший ураган, который и был всему причиной,- поверить в это оказалось выше его сил. Он посчитал, что мы его разыгрываем.
- В этом шторме погибли два больших судна, груженные бананами, вместе с командой. И еще один сухогруз с бокситами и тоже с командой. А вы утверждаете, что выжили на своей пятиметровой лодке, открытой всем четырем ветрам? Кто же поверит в эти басни! Даже старый дурак, который клянчит милостыню на рынке, ни за что не поверит. Врите, да не завирайтесь. Видно, дело нечисто, что-то вы скрываете.
- Наведите справки в Джорджтауне.
- Не хватает еще, чтобы англичане подняли меня на смех.
Не знаю, что и куда настрочил на нас этот тупорылый кретин, безмозглый и надутый чинуша, ни во что и никому не верящий, но только как-то поутру, часов в пять, нас разбудили, заковали в цепи, посадили в грузовик и повезли неведомо в каком направлении.
Раньше говорилось, что Гуирия находится на заливе Пария, как раз напротив Тринидада. Гуирия лежит в устье большой реки Ориноко, по величине не уступающей Амазонке, это еще одно ее преимущество.
Так вот, из Гуирии, привязанные друг к другу цепью, в сопровождении десятка полицейских, мы подъезжали на грузовике к Сьюдад-Боливару, крупному городу и столице штата Боливар. Путешествие на колесах по грунтовым дорогам весьма изнурительное и невеселое занятие. И узники, и стража одинаково страдали от жуткой тряски в кузове машины. Грузовик гремел на рытвинах и ухабах, а вместе с ним гремели и мы, словно мешки с орехами. До города добирались пять дней: дело в том, что ночью мы спали прямо в машине, а с утра снова отправлялись в дурацкую гонку неведомо куда.
Наконец, оторвавшись от моря более чем на тысячу километров, мы достигли места своего назначения, проехав от Сьюдад-Боливара до Эль-Дорадо по грунтовой дороге, пробитой через девственный лес. Тут дорога и оборвалась. К этому времени стража и узники выдохлись полностью.
Что же собой представляет Эль-Дорадо? Он прежде всего был надеждой испанских конкистадоров, которые, видя, что местные индейские племена носят много золота, твердо полагали, что где-то в этих местах скрывается гора из золота или по крайней мере наполовину из земли и наполовину из золота. Сейчас Эль-Дорадо представляет собой просто деревню на берегу реки, в которой полно харибы, пираньи - этих хищных рыб, способных в не сколько минут сожрать человека или животное; электрических угрей, обвивающих свою жертву, человека или животное, и убивающих ее электрическим разрядом, а затем высасывающих разлагающуюся плоть до самого скелета. Посередине реки лежит остров, а на острове - концлагерь. Это венесуэльская каторга.
Из всего, что мне довелось увидеть в этом роде, исправительно-трудовая колония Эль-Дорадо отличалась от прочих жестокостью, дикостью и бесчеловечностью обращения. Здесь заключенных подвергают постоянным побоям и издевательствам. С точки зрения постройки, она представляет собой квадратную площадку на открытом воздухе со стороной сто пятьдесят метров, обнесенную колючей проволокой. В ней содержится до четырехсот человек, которые живут и спят под открытым небом, доступные всем стихиям, поскольку навес из оцинкованного железа над лагерем не сплошной, а хаотично разбросан по периметру.
Все мило и очень просто: нас ни о чем не спросили и ничего нам не объяснили - прямо с колес взяли да посадили в тюрьму Эль-Дорадо. Привезли нас туда в три пополудни измотанных, усталых да еще на цепи. Не потрудились даже записать наши имена или хотя бы поинтересоваться ими; но уже в половине четвертого скомандовали на выход, дали три кирки и две лопаты и под угрозой применения силы погнали на работу. Сопровождали нас пятеро солдат во главе с капралом. Все вооружены винтовками и плетками из сыромятной кожи. Мы сразу поняли, что тюремная стража решила продемонстрировать перед нами свою мощь, поэтому не повиноваться в тот момент было неразумно и очень опасно. Что ж, посмотрим, что будет дальше.
Подвели к месту работы, где уже вовсю вкалывали узники. Заставили копать канаву по обочине дороги, которую вели через тропический лес. Мы молча принялись за дело, выкладываясь настолько, насколько позволяли силы. Однако это не избавляло нас от неприятной необходимости слышать оскорбления и удары, беспрерывно сыпавшиеся на заключенных. Нас не били. Смысл нашего немедленного подключения к работе сразу по прибытии, несомненно, заключался в том, чтобы мы воочию убедились, как здесь обращаются с подневольными.
Была суббота. По окончании работы нас, потных и покрытых пылью, привели обратно в лагерь, опять-таки без каких-либо формальностей.
- Пятеро из Кайенны, сюда.
С нами разговаривает капрал. Метис, ростом метр девяносто. Грязная скотина отвечает за дисциплину, но только внутри лагеря. Он показал место, где мы должны повесить гамаки. Прямо на открытом воздухе, как раз напротив лагерных ворот. Правда, над головой несколько листов оцинкованного железа. Значит, можно скрыться от дождя и солнца.
Большая часть здешних зэков - колумбийцы. Остальные венесуэльцы. Ужасы и жестокости этой трудовой колонии не идут ни в какое сравнение ни с одной каторгой. Того, как здесь обращаются с людьми, не выдержит даже лошадь. Но физически заключенные выглядят прекрасно: тут одна своя особенность - кормят хорошо, пища обильная и разнообразная.
Мы провели маленький военный совет. Бели кого-нибудь ударит солдат, лучше всего нам всем лечь на землю и не вставать, что бы с нами ни делали. О случившемся обязательно узнает кто-нибудь из офицеров, я тогда мы его спросим, за что нас посадили в эту каторжную тюрьму, если мы не совершили никаких преступлений. Гитту и Баррьер, уже отбывшие свой срок, говорили, что они потребуют, чтобы их выдали французским властям. Затем мы решили вызвать на разговор капрала. Говорить с ним было поручено мне. Капрала звали Негро Бланке (Белый Негр). За ним пошел Гитту. Скотина появился с бычьей плеткой в руке. Мы окружи ли его.
- Чего вы от меня хотите?
Я стал говорить:
- Мы хотим вам сказать только одну вещь. С нашей стороны не будет никакого неповиновения правилам тюремного распорядка, а следовательно, и никаких при чин для применения к нам телесных наказаний. Но мы наблюдали, как вы совершенно неспровоцированно бьете всех, кто попадется вам под руку. Вот почему мы и по просили вас прийти к нам, чтобы сказать вам откровенно: если вы ударите кого-то из нас, то вы в тот же день будете покойником. Вы поняли, что я хотел сказать?
- Да,- сказал Негро Бланко.
- И последний совет.
- Что еще? - выдавал он.
- Только то, что, если сказанное мною необходимо кому-то повторить, пусть это будет офицер, а не солдат.
- Ладно.