Наконец матушку-настоятельницу разбудили, и мне предоставили комнату на втором этаже. Из окна виднелись огни города, маяк и огни бакенов на канале. Большое судно медленно выходило из гавани.
Лег спать. С восходом солнца в комнату постучались. Ночью мне приснился кошмарный сон. Лали раздирала себе живот прямо у меня на глазах, и оттуда кусками выпадал наш ребенок.
Я быстро побрился и умылся. Спустился вниз. У нижней ступеньки меня поприветствовала ирландка-монахиня с вымученной улыбкой на лице.
- Доброе утро, Анри. Хорошо ли спали?
- Да, сестра.
- Пройдите, пожалуйста, в приемную матушки-настоятельницы. Она желает вас видеть.
Мы вошли. За столом сидела женщина лет пятидесяти или даже старше. Выражение лица злое, если не сказать свирепое. Черные глаза буравили меня насквозь без всякого снисхождения.
- Senor,sabe usted hablarespanol ? (Вы говорите по-испански?)
- Muy poco. (Немного.)
- Bueno, la hermana va a servir de interprete. (Хорошо; сестра нам переведет.) Говорят, вы француз?
- Да, матушка.
- Вы убежали из тюрьмы Риоачи?
- Да, матушка.
- Давно?
- Около семи месяцев.
- Где вы были все это время?
- У индейцев.
- Что? У индейцев гуахира? Не верю. Эти дикари никого не пускают в свои земли. Даже ни один миссионер не смог туда попасть, представьте себе. Это не ответ. Где вы были? Говорите правду.
- Я был у индейцев, матушка, и могу это доказать.
- Каким образом?
- Вот этим жемчугом, который они ловят.
Мешочек был пришпилен булавкой к куртке изнутри. Я отстегнул его и передал ей. Она открыла его, и горсть жемчужин высыпалась на стол.
- Сколько здесь жемчужин?
- Не знаю, может, пять, а может, шесть сотен. Что-то около того.
- Это не доказательство. Вы могли его и украсть где-нибудь.
- Чтобы вы успокоились, матушка, я останусь здесь, если вам будет угодно, до тех пор, пока вы не выясните, пропадал ли у кого-нибудь жемчуг за последнее время. У меня есть деньги, и я могу оплатить свое содержание. Обещаю, что никуда не двинусь из своей комнаты без вашего позволения.
Она жестко посмотрела на меня. Ее глаза как бы говорили: "А что, если ты убежишь? Ты убежал из тюрьмы, а отсюда и подавно удерешь".
- Я оставлю у вас мешочек с жемчугом - все мое состояние. Я знаю, оно в надежных и добрых руках.
- Ну хорошо. Зачем же вас запирать в комнате? Вы можете гулять в саду утром и в полдень, пока мои дочери молятся в часовне. Вы будете питаться на кухне вместе с прислугой.
Я вышел от нее более или менее успокоенным. Хотел пойти в комнату, но ирландка повела меня на кухню. Большая чашка кофе с молоком, свежий черный хлеб, масло. Монахиня стояла рядом и смотрела, как я завтракаю. Она испытывала какое-то беспокойство. Я сказал:
- Спасибо, сестра, за все, что вы сделали для меня.
- Я бы хотела сделать больше, но это не в моих силах, друг Анри.
И с этими словами она вышла из кухни.
Я сидел у окна и смотрел на город, порт и море. Земля вокруг была хорошо обработана и ухожена. Но чувство опасности не покидало меня. Я стал даже подумывать о побеге предстоящей ночью. Да шут с ним, с этим жемчугом: пусть матушка-настоятельница употребит его на монастырь или заберет себе - это ее дело. Я ей не доверял, и на это были причины. Удивительно, как это она, каталонка, настоятельница монастыря, а следовательно, образованная женщина, не знает французского? Невероятно. Вывод: ночью надо бежать. Да, в полдень я выйду во двор и выясню, где можно перелезть через стенку. Около часа в дверь постучали.
- Пожалуйста, спускайтесь вниз на обед.
- Да, иду. Спасибо.
Я сидел за кухонным столом и едва успел притронуться к мясу с отварным картофелем, как дверь открылась и вошли четверо полицейских в белой униформе. У троих винтовки, у офицера револьвер.
- No te muevas, o te mato. (Не двигаться, а то пристрелю.)
Он надел на меня наручники. Ирландка-монахиня пронзительно закричала и упала без чувств. Ее подхватили под руки сестры, работавшие на кухне.
- Vamos (идем),-сказал начальник.
Пришли в комнату. Разворошили мой узел и тут же нашли тридцать шесть золотых монет. Футляр с отравленными стрелами отложили в сторону, не поинтересовавшись содержимым. Они были уверены, что это карандаши. Начальник с нескрываемым удовольствием положил золотые себе в карман. Пошли к выходу. Во дворе уже поджидала полицейская колымага.
Пятеро полицейских и я втиснулись в эту машину-развалюху и помчались на полной скорости. За рулем сидел малый в полицейской форме, черный, как антрацит. Я был настолько ошеломлен происходящим, что не сделал ни малейшей попытки протестовать. Старался держать себя в руках - любые просьбы о пощаде и прощении не к месту и не ко времени. "Будь человеком,- внушал я сам себе,- и не теряй надежды". Вылезая из машины, я решительно настроился остаться мужчиной, а не превращаться в половую тряпку. Мне это удалось, о чем полицейский офицер, принявшийся меня допрашивать, не преминул сразу же заметить: "Этот француз крепкий орешек, его, кажется, совсем не смущает, что он попался!" Вошли в кабинет. Я снял шляпу и сел без приглашения, положив свой узел между ног.
- Tu sabes hablar espanol ? (Можешь говорить по-испански?)
- Нет.
- Llame al zapatero. (Позовите сапожника.)
Через несколько минут появился человек небольшого росточка в синем переднике и с молотком в руке.
- Ты тот француз, что убежал из Риоачи год назад?
- Нет.
- Не ври.