71735.fb2
- Нет.
- У вас болен ребенок?
- Нет.
- В таком случае рыбу я не продаю.
Бывают богатые уловы, тогда я раздаю рыбу друзьям. Меняю также на булку, овощи, фрукты. В нашем "шалаше" по крайней мере один раз в день едят рыбу. Однажды я наловил дюжину крабов и семь-восемь килограммов барабульки. Когда я проходил с уловом мимо дома
коменданта Барро, ко мне обратилась довольно полная женщина:
- У вас прекрасный улов, Папийон. Море неспокойно, ни у кого рыба не ловится, а у вас ловится. Я уже две недели не ела рыбы. Жаль, что вы ее не продаете. Я слышала от мужа, что вы отказываетесь продавать ее женам надзирателей.
- Это так, мадам. Но для вас я могу сделать исключение.
- Почему?
- Ваша полнота говорит о том, что вам следует поменьше есть мяса, оно вам вредно.
- Это правда. Мне рекомендовали есть овощи и отварную рыбу. Но здесь это невозможно.
- Пожалуйста, мадам, возьмите эти крабы и барабульки.
И я дал ей около двух килограммов рыбы.
С этого раза при хорошем улове я всегда выделял ей приличную порцию рыбы для соблюдения предписанной диеты. Она хорошо знала, что здесь на островах все только покупается и продается, однако мне она говорила только "спасибо". И в этом она была права, ибо чувствовала, что, предложи она мне деньги, я мог бы неправильно ее понять. Зато она часто приглашала меня к себе в дом. Угощала аперитивом или подносила стакан белого вина, потчевала инжиром. Мадам Барро никогда не расспрашивала меня о моем прошлом. Только однажды, когда она заговорила о каторге, у нее вырвалась такая фраза:
- Верно, с островов не убежишь, но лучше жить здесь в здоровом климате, чем гнить на материке.
Это она объяснила мне историю происхождения названия островов. Когда-то во время эпидемии желтой лихорадки в Кайенне белые священники и сестры из одного монастыря бежали сюда и спаслись. Отсюда и название - острова Салю, то есть Спасения.
Рыбная ловля дает мне возможность ходить повсюду. Уже три месяца, как я работаю золотарем, и за это время изучил остров как свои пять пальцев. Стал присматриваться к садам, куда заходил под предлогом обмена рыбы на овощи и фрукты. Садовника, работающего в саду рядом с кладбищем для надзирателей, зовут Матье Карбоньери. Мы с ним живем в одном "шалаше".
Он работает один, и мне пришла в голову мысль, что в его саду можно сделать и спрятать плот. Комендант уезжает через два месяца, и я обретаю свободу действий.
Вот уже три месяца, как я работаю. Дело поставил так, что за меня трудится тот черный симпатяга с Мартиники. Разумеется, за деньги. Сам я регулярно выхожу как бы на работу. Завел дружбу с двумя свояками, при говоренными пожизненно. Их зовут Наррик и Кенье, прозвище у них "колясочники". Как мне рассказали, они обвинялись в том, что убили и замуровали в бетонный блок инкассатора. Нашлись свидетели, видевшие, как они везли этот блок в детской коляске и сбросили его то ли в Марну, то ли в Сену. Следствие установило, что последний раз инкассатора видели, когда он заходил к ним получить деньги по векселю, и с тех пор никто его больше не видел. Они отрицали свою причастность к убийству и даже на островах продолжали утверждать, что осуждены невинно. Полиции так и не удалось отыскать тело, нашли только голову инкассатора, завернутую в платок. У свояков обнаружили несколько платков, которые, "по определению экспертизы", и по ниточной основе, и по технологии плетения соответствовали первому. Несмотря на то, что сами обвиняемые и их адвокаты без устали доказывали, что такой ткани по стране тысячи и тысячи метров, равно как и платков, из нее изготовленных, суд остался непреклонен. В конце концов оба свояка загремели на каторгу пожизненно, а жена одного из их, приходившаяся сестрой другому, получила двадцать лет тюрьмы.
Я с ними сошелся довольно быстро. Оба строители и работают здесь по специальности, поэтому им легко собрать мне по кусочку материал на плот. Надо только их уговорить.
Вчера я повстречался с доктором. Я поймал огромную рыбу килограммов на двадцать и тащил ее в лагерь. Пошли вместе. На плато присели отдохнуть. Он сказал, что из головизны можно приготовить отличную уху, Я тут же отрезал голову, прихватив хорошую порцию мяса, и предложил доктору. Он весьма удивился и за метил:
- Вы не из тех, кто долго сердятся, Папийон.
- Как вам сказать, доктор. Я это сделал не из-за себя. Я благодарен вам за своего друга Клузио. Вы сделали все, что смогли.
Мы еще немного поговорили, и в конце беседы он сказал:
- Вижу, что хотел бы удрать, не так ли? Понимаю, ты не простой человек, Папийон.
- Верно, доктор, я не создан для каторги, здесь я только гость.
Он расхохотался, а я стал напирать:
- Скажите, доктор, разве вы не верите, что человек может исправиться?
- Верю.
- А можете вы представить себе, что я смогу стать честным человеком и честно служить обществу?
- Да, и совершенно искренне.
- В таком случае почему бы вам не помочь мне осуществить это?
- Каким образом?
- Отправить меня на материк как туберкулезника.
И тут он повторил то, о чем я уже слышал:
- Это невозможно, и я не советую тебе это делать. Очень опасно. Администрация не отправляет на материк ни одного больного, пока он не пролежит в инфекционном бараке по крайней мере год.
- Почему?
- Стыдно сказать, но, мне кажется, потому, что хотят наказать человека, дать ему понять, что, если он симулирует, он обязательно заболеет, заразившись от больного. Так на самом деле и происходит. Я ничем не могу тебе помочь.
С этого дня у меня с врачом установились довольно дружеские отношения. До того момента, когда он чуть было не убил моего друга Карбоньери. Матье Карбоньери, сговорившись со мной, согласился занять место шеф-повара в столовой для старшего надзирательского состава. Главной задачей было разузнать, нельзя ли украсть три пустых бочки из-под вина, уксуса или масла, найти, чем их связать вместе, и оттащить к морю. Разумеется, после отъезда Барро. Трудности предстояли большие: за одну ночь надо было украсть бочки, отнести их к морю да так, чтобы никто не увидел и не услышал, и там связать канатами. Это дело можно было провернуть только в грозовую ночь с ветром и дождем. Правда, при этом море будет штормить, что может очень сильно затруднить спуск плота на воду.
Итак, Карбоньери - повар. Дежурный по столовой, надзиратель, дает ему трех кроликов, приготовить на
завтра к воскресному обеду. Довольный Карбоньери снял с них шкуры и отослал одного брату на пристань и двух нам. Затем он убил трех жирных котов и при готовил великолепное блюдо.
К несчастью, на воскресный обед пригласили док тора отведать крольчатины. Он попробовал мясо, оценил его по достоинству и сказал:
- Месье Филидори, позвольте поздравить вас: ваше кушанье превосходно. Кот приготовлен отменно - пальчики оближешь.
- Не разыгрывайте меня, доктор, мы едим трех прекрасных кроликов.
- Нет,- говорит доктор, упрямый как бык,- это кот. Извольте взглянуть на ребрышки, которые я сей час ем. Видите - они плоские, а у кролика - круглые. Нет никакой ошибки. Мы едим кота.
- Царица небесная! Господи Иисусе! - вскрикнул корсиканец.- У меня в желудке кошка!
И он бросился бегом на кухню, сунул Матье револьвер под нос и сказал:
- Может быть, ты бонапартист, как и я, но я тебя пристрелю за то, что накормил меня кошатиной.
- Если вы называете котом то, что дали мне сами, то это не моя вина.