- Не знаю, должно быть, кто-то из их "шалаша", чтобы разрядить им задницы и прикарманить гильзы.
- Но там ведь лужи крови.
- Ты говоришь мне о лужах крови! Я им так исполосовал шеи, что она, поди, вытекла вся до последней капли вместе с желудочным соком. Когда я готовил свое копье, у меня возникла мысль о фонаре. В мастерские зашел один багор и стал менять батарейки в своем. Это и побудило меня обратиться к Дега с этой просьбой. И он дал мне фонарь. А теперь пусть наводят какой угодно шмон - все равно ничего не найдут. Я уже вернул фонарь Дега через одного надсмотрщика-араба. От ножа тоже отделался. Так что все шито-крыто. Я нисколько не сожалею. Они убили нашего друга, когда у него в глазах было полно пены, а я им помог отправиться на тот свет, когда у них в глазах было полно света. Значит, мы квиты. А ты как думаешь, Папи?
- Ты устроил все великолепно. Не знаю, как и благодарить тебя: мало того, что так быстро отомстил, ты еще и не стал вмешивать меня в это дело!
- Да брось ты. Я только исполнил свой долг. Ты и без того натерпелся и так отчаянно рвешься на свободу. Я сделаю все, что надо.
- Спасибо, Гранде. Да, я желаю вырваться отсюда больше прежнего. Помоги мне разобраться с этим делом и поставить на том точку. Если честно, я не верю, что армянин предупредил свой "шалаш" о том, что собирается убить Матье. Поло никогда бы не примирился с таким трусливым убийством. Уж кто-кто, а он бы понял, к чему оно приведет.
- Я тоже так думаю. Только Гальгани уверяет, что они все виноваты.
- Ладно, посмотрим, что произойдет в шесть часов утра. Я не пойду на работу. Скажусь больным и останусь здесь.
Утром в пять к нам подошел старший по корпусу.
- Ребята, как вы думаете, вызывать мне охрану или нет? Я только что обнаружил в гальюне двух окочурившихся.
Старый каторжник лет семидесяти пытался убедить нас - нас убедить! - что с половины седьмого вечера он ничего такого не замечал, то есть с того момента, когда тех ребят окочурили. И это несмотря на то, что пол был залит кровью и народ ходил взад и вперед по кровавым лужам, разнося повсюду кровавые пятна. И все это не где-нибудь, а как раз посередине прохода нашей камеры.
Гранде отвечал не менее хитро, вторя изумлению старого прощелыги:
- Ну да?! Двое окочурившихся в гальюне? С каких пор?
- Понятия не имею, хоть режьте,- продолжает старик.- Я спал с шести вечера и ничего не видел. Вот только что зашел в туалет помочиться, наступил на что-то липкое и поскользнулся. Достал зажигалку, вижу - кровь. Потом гляжу - а в гальюне-то два покойничка!
- Вызывай, посмотрим, что скажут!
- Инспектор! Инспектор!
- Чего орешь, скотина? Или в блоке пожар?
- Нет, начальник. В сортире застряли два покойника.
- Ты что, хочешь, чтобы я их оживил? Еще четверть шестого, ждите до шести. Смотри, чтоб в сортир никто не заглядывал. Чтоб ни ногой.
- Никак не возможно. Скоро подъем, каждый попрется справить нужду.
- Тоже верно. Подожди минуту - доложу старшему.
Появились трое: старший надзиратель и с ним еще двое багров. Мы думали, они войдут в камеру, но нет - остановились у зарешеченной двери.
- Говоришь, в сортире два трупа?
- Да, начальник.
- С каких пор?
- Не знаю, только что обнаружил - зашел помочиться.
- Кто такие?
- Не знаю.
- Конечно, ты ничего не знаешь, старый дурак. Тогда я скажу: один из них армянин. Пойди загляни.
- Вы совершенно правы: армянин и Сан-Суси.
- Хорошо. Дождемся переклички.
Шесть часов - и первый звонок. Дверь открывается. Торопливо входят двое разносчиков кофе, за ними следует еще один с хлебом.
Половина седьмого - второй звонок. Занимается день. Весь проход в красных следах. Народ достаточно походил по крови в течение ночи.
Появились два коменданта. Уже совсем рассвело. С ними восемь надзирателей и врач.
- Всем раздеться. Стоять по стойке смирно у своих коек. Настоящая скотобойня - везде кровь!
Первым в гальюн направляется заместитель коменданта. Возвращается оттуда белее полотна.
- У них буквально искромсаны глотки. Никто ничего не видел и не слышал, разумеется?
Полная тишина.
- Старший по корпусу, трупы уже окоченели. Доктор, когда приблизительно наступила смерть?
- От восьми до десяти часов,- отозвался врач.
- А ты их обнаружил только в пять утра? Ничего не видел и не слышал?
- Нет. Я туговат на ухо и почти ослеп. Судите сами, семьдесят уже стукнуло, из них сорок лет на каторге. Поэтому и сплю много. Заснул в шесть вечера и проснулся в пять утра только потому, что захотелось помочиться. Еще повезло, обычно я сплю до звонка.
- Уж куда как повезло,- продолжал комендант с иронией в голосе.- Нам тоже повезло: все заключенные мирно спали, а с ними и оба надзирателя. Как хорошо! Носильщики, забрать трупы и отнести в покойницкую. Прошу вас, доктор, напишите заключение о смерти. Всем заключенным во двор по одному и голыми.
Все по одному стали проходить мимо коменданта и врача. Их тщательно осматривали. Никто не был ранен, на некоторых нашли следы кровяных брызг. Они объясняли это тем, что запачкались, когда ходили в туалет. Меня, Гранде и Гальгани осматривали внимательнее, чем других.
- Папийон, где твое место?
Перерыли все мои вещи.
- А где нож?
- Вчера в семь часов вечера у ворот в лагерь отобрал инспектор.
- Да, это так,- подтвердил багор.- Он еще нам нагрубил, будто мы хотим, чтобы его убили.