- Вы за де Голля или Петена?
- Мы ничего не знаем, и нам трудно разобраться. Мы заключенные и хотим начать новую честную жизнь на свободе.
- Вам предоставляется камера, которая не запирается ни днем, ни ночью. Вас освободят, как только проверят ваши показания. Если вы сказали правду, вам нечего бояться. Вы должны понять нас: идет война, и мы вынуждены принимать дополнительные меры предосторожности, излишние в мирное время.
Короче, через неделю нас освободили. Пребывая в гостях у полиции, мы не теряли времени зря, а обзавелись приличной одеждой. И вот в девять утра мы стоим на улице - Квик-Квик, Ван Хуэ и я. Все трое принарядились, каждому выдано удостоверение личности с приклеенной на нем фотографией.
В городе двести пятьдесят тысяч жителей. Он почти весь деревянный и построен в английском стиле; первый этаж - камень и цемент, остальные - из дерева. Улицы и проспекты запружены народом - тут собрались представители всех рас: белые, желтые, черные, индусы, китайцы, английские и американские моряки, скандинавы. Мы идем в этой пестрой толпе, чувствуя легкое опьянение. Радость перехлестывает через край, она переполняет сердце, сияет не только у меня на лице, но и у китайцев. Ее замечают и прохожие, многие смотрят на нас и приветливо улыбаются.
- Куда пойдем? - спрашивает Квик-Квик.
- Есть у меня один адресок. Негр-полицейский сунул мне адрес двух французов на Пенитенс-Риверз.
Согласно полученной справке, в этом квартале живут исключительно индусы. Я подошел к полицейскому в безупречно белой форме и показал адрес. В ответ он по требовал наши документы. Я с гордостью показал удостоверения.
- Благодарю. Все в порядке.
Затем он не поленился проводить и посадить нас в трамвай и переговорил с кондуктором. Поехали от центра города, и минут через двадцать кондуктор высадил нас. Приехали. Очутившись на улице, мы стали спрашивать: "Frenchmen? (Французы?)" Один молодой человек сделал нам знак следовать за ним. Он вывел нас прямо к небольшому одноэтажному домику. Не успели мы приблизиться к дому, как из него вышли три человека, подняв руки в дружеском приветствии.
- Какими судьбами, Папи?
- Уму непостижимо! - воскликнул самый пожилой из них с копной седых волос.- Входи. Я здесь живу. Китайцы тоже с тобой?
- Да.
- Входите. Добро пожаловать.
Пожилого каторжника зовут Огюст Гитту, или про сто Гитту. Он коренной марселец. Мы с ним из одного
конвоя и приплыли на "Мартиньере" в 1933 году. Девять
лет прошло. Один раз бежал, но неудачно. Потом был
пересуд, и первый приговор был заменен простым по селением. Его расконвоировали. Три года назад он бежал из колонии. Двое других - Малыш Луи из Арля и тулонец Жюло. Они тоже бежали, отбыв наказание, но по закону должны были оставаться во Французской
Гвиане еще на один срок, равный первоначальному при говору - десять и пятнадцать лет (этот второй срок называется "дубляжем").
В доме четыре комнаты: две спальни, одна кухня столовая и мастерская. Они занимаются изготовлением обуви из балаты, своего рода натурального каучука, собираемого в тропических лесах. С помощью горячей воды он поддается обработке и принимает любые формы. Без вулканизации на солнцепеке балата плавится - это единственный недостаток, против которого тоже есть средство: слои балаты усиливают холщовыми про кладками.
Приняли нас чудесно, от всего сердца и так радушно, как могут принять люди, прошедшие через страдания. Страдание делает человека благородным. Гитту без всяких колебаний оставил нас у себя, отведя комнату на нас троих. Возникла лишь одна проблема - чушка Квик Квика, но последний уверял, что свинка не пачкает в доме и по своим делам сама ходит во двор.
Гитту не возражал.
- Ладно, там видно будет, а пока пусть живет с тобой.
Из стареньких солдатских одеял, расстеленных на полу, мы на скорую руку приготовили для себя постель.
И вот все шестеро мы сидим перед открытой дверью, покуривая сигареты, и я рассказываю Гитту о своих приключениях за эти девять лет. Оба его приятеля слушают внимательно и остро переживают вместе со мной. У каждого из них случалось в жизни нечто похожее. Двое знали Сильвена и искренне сожалели о его ужас ной кончине. Мимо нас туда и обратно проходят люди всех цветов и национальностей. Время от времени кто-нибудь заходит, чтобы купить обувь или метлу, поскольку Гитту с друзьями делают и метлы, зарабатывая себе на жизнь. От наших хозяев я узнал, что в Джорджтауне проживает человек тридцать бывших каторжников и ссыльных, в свое время тоже бежавших. Они встречаются в ночном баре в центре города, чтобы выпить в компании рому или пива. Все работают, рассказывает Жюло, большинство ведет себя хорошо.
Прохлаждаясь в тени за разговором, мы сидели перед дверью домика, когда мимо нас прошел какой-то китаец. Квик-Квик его окликнул. Затем, не сказав мне ни слова, Квик-Квик и однорукий ушли с ним. Далеко они не должны уйти: следом побежала свинка. Часа через два Квик-Квик вернулся с ослом, тянувшим маленькую тележку. Гордый, как павлин, он останавливает ослика, разговаривая с ним по-китайски. Скотинка, похоже, понимает этот язык. В тележке три походные койки, три матраса, три подушки, три чемодана. В чемодане, который он передал мне, полно рубашек, кальсон, маек, две пары ботинок, галстуки и прочее.
- Где ты все это раздобыл, Квик?
- Земляки дали. Завтра их навестим. Пойдешь с нами?
- С удовольствием.
Все мы думали, что Квик-Квик усядется в тележку и поедет обратно, но не тут-то было. Он распряг ослика и привязал во дворе.
- Они мне подарили и осла, и тележку. С этим, они сказали, можно легко заработать на жизнь. Завтра ко мне придет земляк и обучит, как делаются дела.
- Умеют жить твои земляки.
Гитту сказал, что осла и тележку можно пока поставить во дворе. Все идет прекрасно в наш первый свободный день. Вечером все шестеро сидим за рабочим столом и едим хороший суп, приготовленный Жюло. На второе - спагетти.
- Каждый по очереди моет посуду и прибирается в доме,- сказал Гитту.
Этот совместный обед символизирует образование первой тесной общины. Сознание того, что тебя не оставят в беде и помогут сделать первые шаги в свободной жизни, действует весьма успокоительно. Квик, однорукий и я поистине счастливы. Крыша над головой, постель, щедрые друзья, которые в своей бедности великодушно стараются нам помочь. Чего еще надо?
- Что ты собираешься делать сегодня вечером, Папийон? - спросил Гитту.- Не желаешь ли поехать в центр и посидеть в баре, где собираются все беглые?
- Мне хотелось бы остаться здесь. Съезди, если хочешь. Я буду возражать, если ты не поедешь из-за меня.
- Да, я поеду. Мне надо встретиться кое с кем.
- А я останусь с Квиком и одноруким.
Малыш Луи и Гитту принарядились, надели галстуки и отправились в центр. Жюло остался заканчивать не сколько пар обуви. Я с товарищами пошел прогуляться по прилегающим улицам, чтобы лучше познакомиться с кварталом. Везде одни индусы. Очень мало негров и почти нет белых. Два-три китайских ресторанчика.
Пенитенс-Риверз - это название квартала, где проживают в основном выходцы из Индии и с острова Ява. Молодые женщины просто очаровательны. Старики носят длинные белые одежды. Многие ходят босиком. Это кварталы бедняков, но одеты все чисто и аккуратно. Улицы плохо освещены; бары, где пьют и едят, заполнены посетителями. Повсюду звучит индийская музыка. Меня остановил один негр в белом костюме и при галстуке:
- Вы француз, месье?
- Да.
- Приятно встретить соотечественника. Не откажитесь пропустить стаканчик.
- Как вам угодно, но со мной два моих приятеля.
- Не имеет значения. Они говорят по-французски?
- Да.
И вот мы уже сидим вчетвером за столиком в баре с видом на тротуар. Негр с Мартиники изъясняется на изящном французском - мы так не умеем. Он просит нас обратить внимание на английских негров, которые, заявляет он, все обманщики.
- Это не то что мы - французы. Мы держим слово, а они нет.