- Нет еще, - отвечает Сьенг Мьенг.
А день уж к вечеру клонится.
- Скоро? - взмолился монарх.
- Тут, рядом, - сказал Сьенг Мьенг. - Вот за теми горами, еще часа три. Только мне перекусить надо. Я с собой взял крестьянский рис и простой соус.
- Ну-ка, дай мне, -сказал король и немедленно съел весь крестьянский рис с простым крестьянским соусом.
- Вкусно? - спросил Сьенг Мьенг.
- Очень! Никогда такой вкусной пищи не ел.
- Ну вот, - оказал Сьенг Мьенг, - ты и съел мое лекарство. Теперь можно возвращаться домой..."
Вечером, когда все уснули и бомбежка кончилась, писал корреспонденцию для "Правды". Завтра отъезд. Надо подвести итоги, записать впечатления.
...Сейчас в Лаосе идет 2510 год буддистской эры. В апреле, в пятнадцатый день Полной Луны, люди станут приветствовать Новый год - 2511-й... Если попробовать стать писателем-фантастом и допустить на мгновение, что, попав в Лаос, в районы, контролируемые Нео Лао Хак Сат, вы, таким образом, перенеслись в следующее тысячелетие, то каждому, кто знает сегодняшний день этой далекой горной страны, станет страшно. 2510 год отмечен горестным безлюдьем земли: ни одного человека вы не увидите на дорогах днем. Собственно, дорог как таковых нет - земля изрыта воронками от тонных бомб. Да и что такое лаосские дороги? В стране нет ни одного километра асфальта. Машины идут по узким долинам, стиснутым среди серо-голубых громадин скал. Поэтому бомбят все долины; это не преувеличение - американская авиация изменила тактику и вместо бомбежек конкретной машины, появившейся на дороге, или конкретной группы школьников, возвращавшихся из школы, теперь бомбит просто-напросто квадрат карты, перепахивает землю. А ее здесь очень мало - земли в горах. Эта земля кормит людей, а сейчас ей не позволяют кормить людей: рисовые поля, немыслимые без сложной лестничной системы ирригации, тоже изрыты бомбами. Самолеты ВВС США бросают тонные бомбы на скалы - туда, где, по агентурным данным диверсионных групп, заброшенных с американских самолетов, расположены госпитали, школы, общежития. Сейчас в этих районах Лаоса ни один человек не может жить в своем доме - все сожжено и разрушено, и людям приходится ютиться в холодных пещерах. Здесь изучают математику, здесь стирают белье, здесь рожают детей, здесь пишут книги и дают концерты. В пещере у Сисан Сисаны, выдающегося лаосского поэта, члена ЦК Нео Лао Хак Сат, стоит стол, на нем пишущая машинка и магнитофон: Сисана - руководитель Информационного агентства Нео Лао Хак Сат. Здесь же, в пещере, - нары. Это его квартира. На этих нарах живут пять сыновей Сисаны и трехлетняя дочка. А подле бледной, прозрачной его жены, которую зовут "Цветок лотоса", лежит маленький человек одного месяца от роду. Сисан Сисана назвал сына, родившегося в пещерах, - "Солнце".
Если во Вьетнаме американские бомбардировщики чувствуют себя теперь отнюдь не так вольготно, как в первые дни агрессии (недаром в Таиланде в барах на военных базах вошел в моду "смертельный коктейль" под названием "МИГ-21" шампанское с водкой!), то здесь, в Лаосе, где нет того шквала заградительной противовоздушной обороны, который так пугает американских летчиков во Вьетнаме, ВВС США упражняются в бессмысленной жестокости. Впрочем, я не берусь судить, бессмысленна ли их жестокость. Я прожил две недели в пещерах Лаоса и пришел к выводу, что действия американской авиации здесь нельзя расценить иначе, как продуманную подготовку лаосцев к рабству. Днем ревут реактивные смертоносцы, ночью надсадно, как бормашина у стоматолога, нудит в черном звездном небе "АД-6". Этот подолгу вертится на одном месте, прежде чем сбросить свой груз бомб, этот, в отличие от "Ф-105" и "тендерчифов", тщателен в выборе объекта бомбометания. Однажды ночью мы пробирались по узенькой лощине в скалы, где сейчас расположена школа. В кромешной тьме ночи плавали зеленые светлячки и надрывно трещали цикады. Если бы не комиссар охраны Сисук, вышагивавший впереди с автоматом на груди, то и светлячки эти, и цикады, и громадное, тихое, звездное небо - все это походило бы на Кавказ. И кажется: вот-вот повернешь за скалу - и замелькают впереди огоньки селения, и веселый горец скажет: "Гамарджоба, генацвале, ругу рахар", и поведет тебя на освещенную террасу дома, и нальет стакан синего вина, приглашая к неторопливой беседе. Мы действительно свернули за выступ скалы и увидели высоко в горах красный огонь костра, - видимо, жарили оленя, чтобы не разводить костер утром: дым в голубом небе заметен издалека, особенно сверху. Одновременно с этим багровым светом высоко в скале мы услыхали поначалу далекий, но все время приближающийся звук "АД-6". Комиссар охраны Сисук обернулся и крикнул по цепи:
- Фонари!
И мой товарищ Понг Сурин Фуми и Ви Лай выключили фонарики, а Сисук вдруг неожиданно громко закричал, сложив ладони рупором:
- Эй, в пещере, костер тушите!
Его там, видимо, не слышали: сидят себе люди у костра, смотрят завороженно, как выстреливают острые красные искры в ночную тьму, как жар ломает хворост и как обжаривается, запекаясь розоватой корочкой, оленья нога.
Самолет теперь ныл уже где-то совсем рядом. Сисук стащил с груди автомат и выпустил очередь метров на сорок выше костра, полыхавшего в пещере сине-багрово, дымно и жарко. Я увидел, как вокруг костра заметались зыбкие, расплывчатые тени людей. Пламя на мгновение сделалось очень ярким, а после в том месте вырисовывался жутко-зеленый провал темноты, - так бывает, если долго тереть закрытые глаза, а после их резко открыть, - и в это же время в мир пришел новый звук, знакомый мне с августа сорок первого.
Сисук что-то крикнул, - видимо, велел ложиться, - мы, попадав, успели чуть отползти от тропы к скале, и в это время земля дернулась, словно от острой боли, громыхнуло сразу в нескольких местах, - сработало эхо, стало на мгновение мертвенно, сине-светло, будто высверкнули сотни магниевых фотовспышек. Я запоздало закрыл глаза и открыл рот: в горных лощинах, где кидают тяжелые бомбы, были случаи, когда от взрывной волны выскакивали глазные яблоки и рвались барабанные перепонки, - но Сисук уже поднялся, проворчал что-то вслед улетавшему самолету и сказал:
- Можно идти, он улетает...
Так что, как я убедился, у ночных "АД-б" точность бомбометания исключительная: где есть огонь, там, значит, еще живут люди - это и бомби! Самыми первыми жертвами "АД-6" во время их ночных налетов стали буддистские храмы: люди приходили туда ночью, весь Лаос сейчас живет ночью, а "точные" американские летчики кидали свои тонные бомбы на эти огоньки света в храмах. Бонза Ки Кэо, глаза ассоциации буддистов в провинции Самнёа, рассказал мне о том, как авиация США воюет с религией. В пагоде Бан Бан в Самнёа шла служба. Б это время налетели "ЛД-G". Они сначала сбросили осветительные ракеты. Стало светло и холодно. Бонза Ин Тхонг и пять молодых монахов начали уводить верующих в убежище. Они в общем-то не очень верили, что будут бомбить: хотя американские летчики и христиане, но все равно они верующие люди - нельзя бомбить храм бога, даже если он имеет иной цвет кожи, нежели чем у Христа. Ко когда стало особенно светло, самолеты сбросили тяжелые бомбы. Бонза Ин Тхонг и пять монахов Были убиты, десять молившихся, не успевших спрятаться, тяжело ранены. В провинции Самнёа за последнее время разрушено 26 пагод, разбито 1660 будд - каждый из них принадлежит не только Лаосу, эти произведения народного искусства, имеющие двухтысячелетнюю историю, принадлежат мировой культуре. Во время бомбежек только в провинции Самнёа было сожжено более 9 тысяч бесценных буддистских рукописных текстов: по истории восточной медицины, философские трактаты, ботанические наблюдения, собиравшиеся столетиями. В провинции Луанг-Прабанг разбиты 2 старинные пагоды, памятники мировой культуры, - это Ват Тат Нханг и Мыонг Гноу; в провинции Луанг Нам Тха разбито 8 пагод.
...Девочку зовут Тонг Лыонг. Ей тринадцать лет, она учится в третьем классе. Тонг Лыонг говорит чуть хрипловатым голосом:
- Мы кончили заниматься, и учительница нам сказала, чтобы мы поиграли возле пещеры. Стали играть в то, как чистят рис. Играли, а в это время они прилетели. Мы успели забежать в пещеру, а девочка На Ли И очень испугалась и не успела, она упала на землю, когда засвистела бомба, и заплакала. Бомбы взорвались, и На Ли И очень закричала, потому что ее ранило в ногу осколком. Я побежала к ней и стала ее поднимать, а она не может. Но она маленькая, и я ее взвалила на спину...
- Они больше не бомбили? - спрашиваю я.
Девочка с ужасом бросает взгляд своих громадных глаз на низкий потолок пещеры и отвечает:
- Бомбили. Они после сбросили фосфорные бомбы около входа в пещеры...
Дым от фосфорных бомб медленно вползает в пещеру. Это тяжелый, удушающий дым, и страшен он в первую голову детям: они слепнут и теряют сознание. Погибало по десять человек в классах, в пещере. Учительница не может найти детей - тяжелый белый газ, как вата, стелется по пол}'.
- Мы сначала выбежали, а после я услыхала, как там кричит Буи. Он ослеп, он очень маленького роста и сразу ослеп и упал. Я его вытащила из пещеры, а здесь они снова начали кидать фугасы...
- Какой был самолет?
- Их было два. "Эй Ди".
Маленькая девочка волновалась, терзала свои руки, хрустели суставы пальцев (это не только нервное, - из-за того, что американцы загнали людей в мокрые пещеры, детишки стали болеть острым ревматизмом).
...Да, они хотят подготовить людей к рабству, иного вывода я не мог для: себя сделать. Но есть хорошая пословица: "Кто посеет ветер, пожнет бурю". Она имеет прямое отношение к варварской практике американского империализма в небе и на земле нейтрального Лаоса.
Они уже пожинают бурю. В середине января войска Патет Лао нанесли сокрушительный удар по Намбаку (неподалеку от Луанг-Прабанга), по плацдарму для нападения на районы, контролируемые Нео Лао Хак Сат. Войска, вооруженные, обученные, экипированные американцами, - их более шести тысяч во Вьентьяне, этих непрошеных военных советников из Пентагона, - откатились под натиском вооруженных сил Патет Лао, теряя американскую артиллерию, американские автомашины, американские автоматы.
Они уже пожинают бурю: в пещерах учится столько народу, сколько никогда раньше не училось. Грамотный человек, приобщенный к мировой культуре, никогда не пойдет на то, чтобы быть рабом. Сюда, в пещеры, возвращаются студенты, обучавшиеся в дружественных странах, - люди, которые будут сражаться против рабства.
Они уже пожинают бурю: Америка - страна, давшая миру Линкольна и Вашингтона, - стиснута кольцом негодования. Нужно ли это Америке? Может быть, ей стоит прислушаться к голосам тех миллионов честных американцев, которые требуют прекратить грязную войну, которые хотят миру только одного - мира? Может быть, пора?
Сегодня ночью возвращаемся во Вьетнам. Хлопочет наш дорогой Пинг Понг. Ему помогает Кем Фет. Сисан Сисана сидит вместе с нами, тоже задумчивый, грустный. Достает из нагрудного кармана металлическую пачку сигарет "Золотое руно". Долго разворачивает тряпку, в которую была аккуратно завернута металлическая коробочка, и говорит:
- Это мне подарили на XXIII съезде вашей партии. У вас еще такие сигареты, говорят, не курят.
У нас такие сигареты курят, но я, чтобы сделать приятное моему лаосскому другу, говорю:
- Да, эти сигареты у нас крайне редки, и курят их только самые хорошие люди и самые близкие друзья.
Он протянул по сигарете Свиридову и мне. Мы жадно затянулись. Я заметил, что у Сисана осталось шесть сигарет. Как же долго он хранит этот подарок, привезенный из Москвы!
Потом мы сидели за столом - Сисан Сисана, Валя Свиридов и я. Изредка к нам подсаживался Понг Сурин Фуми -он все хлопотал перед нашим отъездом, готовил еду, проверял вещи, бензин в канистрах, оружие. Сисана сказал:
- Жаль, что я принимал вас с ребенком на руках, в нарушение "протокола". Люди Востока всегда очень щепетильны по отношению к "протоколу". Но вы простите меня за то, что я не соблюдал его в наших пещерах.
Я сказал:
- Самый лучший "протокол" - это когда иностранца принимают с ребенком на руках.
И этот мужественный человек вдруг не смог сдержать слез.
- Дети тоже хотят солнца, дети тоже хотят жить под небом. Когда же они увидят наше лаосское солнце?
Я уезжал из Лаоса со странным, в определенной мере парадоксальным чувством. Я проезжал мимо пещер, где сейчас шли занятия медицинских курсов; мимо горных урочищ, которые при свете фонариков обмеряли молодые специалисты по гидроэнергетике; мимо рисовых полей, которые возделывали крестьяне, тоже при свете фонарей. Возле одной, особенно большой, пещеры мы остановились - там шел концерт. Люди восторженно хлопали любимым артистам и пели вместе с ними великолепную мелодичную "Чампу". Я проезжал сквозь четко и ритмично пульсирующую жизнь страны, которая борется за единство, нейтралитет, мир и процветание. Этот четкий ритм жизни рождал во мне уверенность в скором и безусловном торжестве того дела, за которое сражаются эти люди.
Мы ехали ночью по дороге, среди огромных воронок, по таинственному, мрачному, обгоревшему, черному лесу. Наткнулись на завал. Сисук выскочил из машины, крикнул нам, чтобы мы падали на землю, а сам ринулся на завал. Засады не было. Он вытер со лба пот, присел на дерево, сваленное бомбой. Мы разобрали завал, двинулись дальше.
На границе распили последнюю бутылку коньяку и запели "Чампу". И было нам сладко и горько -так бывает всегда, когда расстаешься с друзьями, оставляя в душе крупицу веры, что предстоят нам еще встречи, и не такие горькие, какие были.
Небо было громадным, черным, звездным. Мы пересекли границу, и еще какое-то мгновение до нас доносились слова веселой песни "Чампы". А потом стало тихо, и вокруг нас сомкнулась ночь...
Проснулись в маленькой вьетнамской деревушке, пошли к ручью помыться. Здесь уже было теплее - отъехали километров четыреста с гор к долине. Мы разделись и молча сидели возле ручья, грелись под ласковым солнцем. И было нам по-прежнему грустно. Снова, как и две недели назад, над нами ревели самолеты: американцы летели бомбить Ханой и Хайфон.