Еще она заучила цифры от одного до пятнадцати — эти заковыристые значки, понятное дело, она видела на каждом часовом циферблате. Благодаря покупкам сувениров и вкусняшек разобралась в местной денежной системе. Запомнила курс обмена медных монеток на цельно-серебристые и на те, что с золоченым ободком (причем каждой расцветки монетки были трех калибров). И на практике выяснила, что арифметика в этом мире от земной ничем не отличается — сложение, вычитание и прочая-прочая благополучно происходят по знакомым Варе формулам. Подумаешь, система исчисления не десятеричная, а пятнадцатиричная! Это ж сущие мелочи. Программисты ведь тоже как-то живут со своей шестнадцатиричностью, и нормально им.
Вот с письменной речью дело обстояло сложнее — Варе предстояло, как дошколенку, заучить азбуку, а состоял здешний алфавит аж из сорока пяти букв.
— А в Синегорье используют другие буквы? — с подозрением уточнила она, прежде чем приняться за зубрежку.
Молодой учитель младших классов, которого Тугохвал призвал на помощь, посмотрел на нее с непонятным удивлением. Но спрашивать о причинах ее интереса не стал, ответил обстоятельно:
— Нет, сударыня, вам не придется проявлять лишнее усердие в учебе. В Синегорье и в Вольнополье говорят и пишут на одном с нами языке, лишь с незначительными отличиями. Когда-то три королевства были единой империей. До сих пор между странами сохранилась крепкая связь. Дружеские, почти родственные узы продолжают поддерживать как простые подданные, так и благородные фамилии и королевские семьи.
— Это хорошо, — кивнула Варя и с полной отдачей углубилась в изучение букваря.
К великому облегчению, и здесь ей крупно повезло: пусть прихотливым написанием некоторые символы могли бы перещеголять иероглифы, в целом система письменности оказалась привычной и понятной — никакой китайской грамоты! Буквы обозначали либо гласные, либо согласные звуки, и почти все слова следовали золотому правилу «как слышится, так и пишется». Поэтому стоило Варе произнести написанное слово хотя бы медленно, по складам вслух — тут уже подключалось ее «автоматом» полученное знание языка, и закорючки на бумаге обретали смысл. Конечно, поначалу было сложно — читать, как на иностранном, слагая непривычные символы в непонятные звуки, при этом внимательно слушать собственный голос и ловить мысленно звучащий «перевод». Но Варя верила, что с практикой придет и беглость чтения. (Вот только очень сомневалась, что тот же «автомат», так замечательно работающий в одну сторону, позволит ей когда-нибудь самой написать что-то внятное. Хорошо хоть, что здесь были не приняты «домашние задания» в тетрадочках. И для чародейства совершенно не требовалось ничего чертить, никаких пентаграмм с письменами заклятий).
Кстати, заниматься с молодым учителем Варваре понравилось гораздо больше. И не только потому, что Алояс Вихрь был симпатичным ясноглазым парнем — высокий, стройный, лет под тридцать, с темно-синими волосами, забранными в скромный хвостик. Просто с ним было спокойнее, чем с магистром. И пусть Чуролют вынужденно отступился от данного слова, что лично-де станет обучать свою необычную ученицу — всё-таки он сам человек подневольный и в первую очередь служит королю и обязан срываться во дворец в любое время, когда бы ни вызвали. Главное, Варю раздражала его стариковская эмоциональность. То он ужасается ее необученности, то через минуту чуть не скачет в восторге от ее первых успехов — разве ж магистры так себя ведут? Да и отвлекает такое поведение жутко! Против собственного прозвища Тугохвал на каждом шагу осыпал ее похвалой. Сперва это настораживало, потом чуточку льстило, а через пару дней стало не на шутку бесить. Варя с радостью воспользовалась шансом и вежливо объяснила Чуролюту, что до его уровня знаний ей еще расти и расти, а пока ей самое то заниматься с наставником младших классов.
Вскоре она окончательно утвердилась в правильности своего решения. На четвертый день в школу явился Белокрас, якобы принести отданные ему для починки амулеты, а как для Вари — ювелир просто соскучился и пришел ее проведать. Тут и выяснилось, что Алояс — родной брат Врану. То-то она с первого взгляда прониклась доверием к такому знакомому насмешливому изгибу бровей! И сам ювелир, хоть и не желал подавать вида, а вздохнул-таки с облегчением, увидев Варю под надежным присмотром. Ей даже сделалось немножко стыдно — за нее переживали, а она так увлеклась учебой, что перестала приходить в гости.
Более того, она дома-то перестала ночевать. Как настоящей ученице, ей выделили небольшую уютную комнатку для проживания и для отдыха между занятиями. Варя не стала отказываться — живя при школе, она и время экономила, и окончательно привыкла к тридцатичасовым суткам. И кормили в школьной трапезной вкусно и совершенно бесплатно. К тому же в спаленке можно было оставить Финика, обожающего подремать до обеда, а не таскать бедного зверя постоянно на плечах, вместо манто.
Раз в два-три дня по вечерам вместо прогулки Варя наведывалась к заветной стене с невидимым проходом в родной шкаф. Чтобы и сам проход проверить, не исчез ли, не затянулся ли вдруг, и квартиру свою, не случилось ли там, не дай боже, какого потопа без присмотра. Вещи кое-какие взять, белье постирать, голову помыть в привычных условиях да с бальзамом, освежающим краску на волосах. Смартфон зарядить опять-таки. Нащелканные фотки в интернет на сток сбросить, а полученные от восторженных покупателей деньги за якобы отфотошопленные снимки якобы косплейщиков — перевести на карточку, чтобы, если время совпадало с дневным, сбегать в соседний супермаркет и купить что-нибудь из привычной еды для полуночного перекуса. И сладостей.
Печеньками и конфетами Варя щедро делилась с мальчишками-«одноклассниками» за то, что те частенько объясняли ей доходчивыми словами какие-нибудь элементарные истины касательно магии, истории, традиций или этикета здешнего мира или зачитывали вслух сложные места из учебников.
К Алоясу она тоже пыталась «подлизаться» с пироженками-пирожками, поблагодарить за то, что учителем он оказался нестрогим и сквозь пальцы смотрит на ее ошибки, терпеливо спускает непонятливость. Но в отличие от старшего брата, Алояс оставался неподкупен. Один раз только, когда наступили выходные, они вдвоем наведались к ювелиру в гости, и Варя заранее озаботилась купить шоколадный торт и испечь дома фирменные ватрушки. Вот только тогда Вихрь не отказался от угощения — и по его лицу Варя с ехидным удовлетворением поняла, какой железной силой воли обладает этот молодой чародей, ежедневно из принципов противостоя ее конфетным приставаниям…
Да, Варя беззастенчиво предпочитала мужское общество — и сама не стремилась завязать близкое знакомство с кем-нибудь из местных дам, хотя школа вовсе не была похожа на монастырское братство. Здесь были и прочие ученицы, и дамы-преподавательницы. Пусть и тех, и других насчитывалось гораздо меньше, чем представителей сильного пола, однако ни о каком ущемлении прав женщин на образование речи не шло. (Кстати, с комнатой Варе повезло еще в том плане, что не пришлось делить жилплощадь с соседкой за неимением других учениц ее возраста. Ну, не селить же ее с преподавательницей! Так что, если девочки помладше размещались по трое в общей спальне, Варя, как принцесса, воевала с Фиником, деля пуховые подушки.)
Между прочим, заведовала школьным имуществом и командовала поварихами в столовой тоже дама — благообразная энергичная бабуля со внешностью сдобной крестной феи. Варя долго смущалась и хихикала, когда случайно обнаружила, что экономка по совместительству является сердечной подругой Чуролюта — долгими вечерами они, бывало, уединялись на балконе с видом на Кольцо и пили чай, предаваясь душевным разговорам…
— Сексизм? — на внезапный вопрос своей великовозрастной ученицы выгнул бровь Алояс Вихрь. Получив же разъяснения непонятному слову, пожал плечами: — Наш мир сотворен Великой Матерью, и силы чародеям дарует лишь ее воля. Как, почитая ее, мы можем неуважительно относиться к дамам и считать их в чём-то ниже себя? Мудрец сказал: «Взгляни в лицо своей возлюбленной — ее глазами смотрит на тебя сама Создательница». Физически слабее — да, часто требуете внимания и заботы — несомненно. Но хуже? Какая глупость.
И всё-таки чародеек было гораздо меньше, чем мужчин-магов. Как ни парадоксально, в этом была виновата щедрость самой богини. Слишком часто девочки с ярким цветом волос рождались с таким мощным даром, что просто не могли его контролировать. Тогда старшие в роду маги вынужденно запечатывали дар, опасный как для самой носительницы, так и для окружающих. С достижением совершеннолетия печати можно было снять и попробовать снова укротить рвущуюся наружу силу, но далеко не всякая барышня на это решалась — ведь тогда пришлось бы снова столкнуться с огромными трудностями, и усердие отнюдь не гарантировало успеха. Тем более, пока еще у юной не-колдуньи достаточно укрепится дух и воля для второй попытки — скорее ее тело успеет созреть для замужества, а то и для материнства. Кто же в здравом уме станет рисковать благополучием любимых близких? Вот потому и выходило, что умелыми чародейками становились преимущественно обладательницы сравнительно слабых способностей.
А мужчин риском и трудностями не испугать, особенно по малолетству — им всё будет мало! Пусть при рождении Великая Матерь одаривала мальчиков более скупо, чем девочек — возможно, как все родительницы, опасаясь тяги к хулиганству? — зато они использовали свои силы по максимуму, ничего не боясь. И со временем талантливый чародей мог значительно расширить возможности благодаря упорным тренировкам, на какие редким барышням хватит упрямства. К тому же мужчины научились «одалживать» силу у женщин своего рода или, что еще лучше, у избранницы сердца — через амулеты-накопители.
Влить заряд энергии в любой минерал (а лучше, конечно, в драгоценный камень чистой воды) в этом мире способна без преувеличения любая женщина, даже не считающаяся колдуньей или отказавшаяся от дара. Другое дело, что у хороших чародеек и «батарейки» (особенно для возлюбленного) получаются мощными и эффективными. Именно такие амулеты в трудные моменты в прямом смысле слова спасают жизнь: когда маг чересчур увлечется или столкнется с непосильной задачей, то может даже умереть от истощения — но не в том случае, если у него при себе имеется «законсервированный» запас «легкоусвояемой» энергии, такому магу будет всё по плечу.
— А я? — не терпелось узнать Варе. — Я — какая чародейка?
— Разве магистр не говорил вам, сударыня? — усмехнулся ее жажде признания Алояс Вихрь. — Вы — сильная и способная. Удивительно, что вы достигли возраста расцвета, избежав печати, и при этом не познали страха бесконтрольных всплесков силы. Плохо, что вы совершенно не владеете своим даром. Вы как будто его вовсе не чувствуете.
— Так я и вправду не чувствую, — пожала плечами Варя.
Вот в этой ее «нечувствительности» к местным всепроникающим, всеобъемлющим потокам магии и заключалась главная проблема, которую пытался решить Чуролют сперва единолично, потом в бурных обсуждениях и спорах с Вихрем.
— …Запомните, Варвара, главную заповедь! — на самом первом уроке вещал чародей с великой важностью. Варя уныло кивала, готовясь к долгой нудной лекции. — Мир — един! И мы, люди, часть этого мира — важная не менее, но и не более, чем любая другая: звери, растения, минералы или стихии. Всё видимое и незримое, что есть или было, или будет в этом мире — всё создано по воле и в любви Великой Матерью! Всё вокруг нас и мы сами — всё пронизано нитями энергий. Эти нити, эти потоки, безмолвно звучащие струны, можно сказать, нервы и лимфа мира — они соединяют, питают, оживляют, делают нас и всё сущее единым целым. И магия — это возможность одалживать энергию, дабы с благословения Великой Матери творить благо для мира. Это привилегия, которой удостоились некоторые из людей. И потому запомните, барышня, главный закон: чародейство не может нести вред! Иначе вы навлечете на себя гнев Великой и понесете суровую кару. Понятно?
— Да, господин магистр, — кивнула Варя, давя зевоту.
— На этом, собственно, всё, — удовлетворился ее понятливостью Чуролют. — Можно переходить к практике.
— То есть как? — искренне удивилась тогда Варя. — Прямо вот так сразу?
— Основы я вам сейчас объяснил, — пожал плечами чародей. — Если хотите больше рассуждений и теорий, на досуге почитайте учебники… Э, Алояс вам почитает, когда у него закончатся утренние занятия с мальчиками. Но учтите, некоторые мыслители напрямую противоречат друг другу! Что не мудрено: сие есть великий обман — пытаться объять мыслью и выразить словами то, что можно лишь прочувствовать собственным сердцем и душой. Поэтому я лично убежден, и мой обширный преподавательский опыт этот вывод подтверждает — на первых ступенях обучения много думать вообще вредно, сударыня. И вам настоятельно не советую напрягать разум напрасно — лишь запутаетесь, утомитесь и окончательно чувственно ослепнете.
Варя недоверчиво хмыкнула: неужели магия в этом мире настолько волшебно легкое и приятное занятие?
Она-то ждала, что будет тяжелее, чем на курсах веб-дизайна с уклоном в программирование. И вдруг здесь ей говорят — не думай! В чем подвох?
Никаких правил — кроме озвученной Чуролютом заповеди: «Не делай зла, ибо схлопочешь обратку от мироздания!»
Никаких заклинаний.
— Нет, пожалуйста, можете придумать себе любую ключевую фразу, если вам так будет легче сосредоточиться, — разрешил Алояс. — Вот у меня в классе в прошлом году был мальчик, ему помогала определенная поза: он вставал на одну ногу, поджав другую, и начинал мычать. К сожалению, мне пришлось поговорить с его родителями, и они наняли ему домашнего учителя — он очень мешал остальным ученикам.
Вообще-то Варя могла бы и азбуку не зубрить — для занятий магией безграмотность не помеха. Здешние чародеи не имели привычки сочинять гримуары и книги таинств со сборниками заклинаний на все случаи жизни. В учебниках, по которым занимались ученики Чуролюта, были прописаны не какие-то конкретные формулы или рецепты, а лишь общие рекомендации, принципы морали, скучные нормы техники безопасности и поучительные примеры из практики предыдущих поколений чародеев. И даже с чтением Варе не приходилось особо утруждаться, всегда поблизости крутились мальчишки, готовые помочь непутевой барышне.
Потом, конечно, выяснилось, что кое-какие формулы для колдовства всё-таки используются — нечто вроде «а» плюс «бэ» равно «цэ». Но это не мог быть рецепт типа: для трехсот грамм варенья возьмите сто пятьдесят три грамма сахара, тридцать семь миллилитров воды — и так далее. Здесь под формулами подразумевались обобщенные логические выкладки: возьмите какие-нибудь фрукты, ягоды, корку арбуза, сосновые шишки или одуванчики, добавьте сахар, мед, кленовый сироп или что вы там найдете, варите, тушите, запекайте столько времени, сколько посчитаете нужным — и получите повидло, конфитюр, джем или карамель. Но как хорошая хозяйка чувствует, не задумываясь, что к кислым яблокам надо класть «чуть-чуть» больше сахара, а к водянистым ягодам доливать «на капельку» меньше воды, так и умелый чародей обязан на бессознательном уровне учитывать великое множество нюансов обстановки и ситуации, времени и места, когда он собирается творить колдовство. Именно поэтому самым главным орудием мага была его интуиция, твердо опирающаяся на опыт, знания, наблюдения и особо развитую чувствительность к окружающему миру.
«Почувствуй, падаван, единение с миром! Ощути незримое движение скилла! Запомни — ложки не существует…» Просто одно сплошное джедайство! Сперва Варю аж на хихиканье пробивало, стоило ей усесться медитировать под бубнёж Тугохвала.
Собственно, первая ступень обучения только в этом одном упражнении и состояла, оно называлось — «услышать мир сердцем». Только так можно было обнаружить наличие в себе пресловутого дара и наладить контакт с обещанными течениями энергий, буквально кишащими вокруг, но упрямо не желающими показываться на глаза Варваре. Нормальные-то чародеи это ерундой не занимались — они все умели ощущать потоки сил с рождения, неосознанно, просто жили с этим.
— Как вообще можно одновременно расслабиться и сосредоточиться? — пыхтя, возмущалась Варя.
Она изо всех сил старалась медитировать «правильно», следуя подробным объяснениям. То пыталась как можно дольше сидеть без движений, мужественно не обращая внимания на мгновенно возникающее навязчивое желание почесаться везде и сразу. То по совету наставников пробовала, наоборот, ходить размеренным шагом по кругу, сама себе напоминая цаплю. Лежала на полу, изображая тряпичную куклу (Чуролют разрешал валяться только на коврах с толстым ворсом, и лишь на тех, которые недавно подвергались основательной чистке). Медитировала, плавая дохлой лягушкой в просторном бассейне женской купальни — слава богам, тут ее оставили в одиночестве.
Она даже танцевала в свободном стиле «пьяненький девичник» — умирала от смущения, но куда деваться? Взмахивала руками, взбрыкивала ногами, кружилась под ритмичные звуки нестройного квартета — Тугохвал постукивал ладонями по парным маленьким барабанам, двое мальчиков из класса Вихря сносно наигрывали мелодию на виолине и флейте, сам Алояс перебирал струны мини-арфы. Все были крайне сосредоточены и в отличие от Вари не видели в «музыкальной медитации» ничего смешного. К счастью, она сумела проникнуться духом момента и не хихикать. К несчастью, это ей тоже не помогло.
Она медитировала в школе — утром, днем, вечером, ночью. На рассвете, на закате. С видом на полные луны, лицом к Кольцу, спиной на север, потом на юг. Натощак или плотно поевшая. Ее вывозили на природу, медитировать в окружении здешней синеватой зелени, к спокойному озеру, на берег быстрой реки. Ее спускали в глубокий колодец, «поближе» к земной энергии. Ее приводили на самый верх самой высокой в городе башни, откуда поколения магов-погодников руководили ветрами и разгоняли тучи. Ее запустили в крольчатник, и орава дружелюбных белко-песцов облепила ее, как живая шуба, облизала лицо, изорвала юбку и кто-то пописал на макушку, после чего Финик ревниво дулся на нее три дня. Ради нее мальчишки Вихря устроили ночные посиделки во дворе с огромным пионерским костром, едва не спалив её саму, стараясь поближе познакомить с энергиями огня. Однажды вечером Алояс и Белокрас коварно зазвали ее в гости и напоили фруктовыми винами до состояния «люблю-обожаю-дай-тебя-расцелую!», но из этого тоже ничего не вышло, кроме утреннего похмелья.
За целую неделю у нее ничего не получилось.
Несмотря на все приложенные усилия, никакое «тайное знание о невыразимой словами сокровенной сути бытия» не залетело в ее голову, кружащуюся от разнообразия попыток.
Вот тут-то подвох и обнаружился — познать магию оказалось вовсе не так легко, как думалось поначалу. Окончилась сплошная полоса ее удачи. Похоже, Варя родилась «толстокожей», как носорог.
За десять дней предвкушение чудес в ее душе остыло, сменилось сперва скукой и недоверчивым ожиданием, затем полнейшим разочарованием и обидой. И Варя решила, что, либо ее обманывают, и нет у нее никакого магического дара. Либо на ее счет заблуждаются, потому что не знают, кто она такая на самом деле.
А раз так, выходит, это она сама всех обманывает? Может, они и правы, и потоки энергий с благодатью богини действительно пронизывают всех и вся — кроме нее. Просто потому, что она не здешняя.
Быть обманщицей Варе ужасно не хотелось. Так что она выбрала удобный момент и позвала Чуролюта и Алояса прогуляться — до заветного прохода в родной книжный шкаф. Где во всём честно призналась, повинилась, всё объяснила. И показала.
Почему-то Вихрь на ее речь среагировал неожиданно — покраснел и отвел взгляд.
— Что? — не поняла Варя.