— А ты про это помалкивай! Ты не здешняя — кто докажет обратное? — хитро вывела принцесса.
— И что, с тех пор у него нет любовниц?
— Нету, — развела руками эгоистично довольная Зорька. — Тут не мамин двор, ненадежных девиц я б при себе не потерпела и братцу невесть кого подсовывать бы точно не стала. Да и он на молодых служанок смотреть не желает.
— Это да! — сообразила Варя. — При мне их отчитывал, чтобы не смели на глаза попадаться.
Принцесса слегка смутилась:
— Ну, бабам языки не укоротишь, а выгонять за глупость и пустую болтовню, чтобы потом набирать и обучать новых, тоже не дело. Прознав про Зимкину прошлую несдержанность, пустоголовые девчонки и сейчас норовят ему глазки строить. А его от их ужимок мутит — видать, сразу былое вспоминается.
— А в городе у него тоже никого нет? Он же там целыми днями…
— Вот именно — когда ему? Он там постоянно у всех на виду — то чахнет с министрами, то со старшими магами заседает, то дела королевского суда разбирает, то с Венцемиром устраивает смотры войскам. А то вовсе уносится на другой конец страны и до икоты донимает проверками князей и баронов, ежели на тех простолюдины жалобу подадут за притеснение. Опять-таки стихийные разрывы с парнями латает. В пограничных крепостях помогает унимать оголтелых белогорцев или вольнопольские разбойничьи банды. В Дивогорске с регентами союзную военную политику обговаривает. У Твердивера и Чуролюта едва не каждую неделю бывает. Носится, в общем, как кролик в колеснице — а ты говоришь, любовница! К тому же это он с твоими амулетами такой бодренький сделался, будто нынче зима, а не лето.
— А почему тогда он был неразборчивый? Случилось что-то? Он же юный был совсем! И как только эти бабы посмели домогаться невинного мальчишку?!
Зорька снова повздыхала, взвешивая, говорить или не стоит — и таки «продала» братову тайну, уж очень Варя подарком угодила. Понизила голос до шепота:
— Сердце разбитое пытался по осколкам собрать.
— Да ты что?! — шепотом же воскликнула Варя. — Какая же дура его бросила?!
Зореслава снова поджала губки, отвела взгляд:
— Не важно, какая. Важно, что он в нее был влюблен до умопомрачения. Ну, или воображал, что влюблен, по юности это одинаково больно, — рассудила она глубокомысленно, будто не было ей сейчас столько же лет, как брату тогда. — А Кра… красавица эта, когда узнала о дедушкином проклятии и о том, что не сможет ни при каких условиях сделаться законной женой Зимки, взяла и…
Она замолчала, тяжко вздохнув, в мыслях заново окунувшись в события минувших лет. Варя ей искренне сочувствовала — похоже, подростком Снежен был впечатлительным и импульсивным. По психике крошечной сестренки ураганом прошлись все его переживания и страсти, ведь проблемы обожаемого брата ее до сих пор волнуют больше собственных забот.
— В общем, она ушла от нас, — нашла в себе силы заключить Зореслава.
— О, боже… — выдохнула Варя, вообразив подростковое самоубийство в порыве запретной влюбленности. — Прости, что спросила, мне очень жаль… Действительно, от такого шока трудно найти избавление.
— Вот видишь, поэтому Зима нельзя обвинять в распутстве.
— Ох, какое уж тут…
Они еще полчасика согласно поохали и разошлись в печали и задумчивости.
_____________
Известие о несчастном финале первой любви Снежена затмило для Вари колкости королевы. В следующие дни она невольно старалась обращаться с женихом с особой трепетностью, отчего тот всерьез насторожился и хмуро принялся вычислять возможный подвох.
Зато вскоре из-за его подозрительности Варя получила сюрприз в виде полноценного домашнего выходного в компании объекта своих чувств. Говоря проще, Зимослав извелся ожиданием неприятностей и решил плотнее пообщаться с непривычно задумчивой невестой. Пришлось, конечно, серьезно разругаться с министрами, но зато удалось освободиться пораньше и явиться домой аж ко второму обеду. Варя как раз заканчивала под присмотром бабы Веры печь ватрушки.
За обедом не только Варя удивленно поглядывала на королевича, но дивились все, кто сидел с ними за общим длинным столом — очень уж непривычно было видеть, что хозяин никуда не торопится, а спокойно наслаждается едой и благожелательно выслушивает брюзжание бабы Веры, докладывающей о подготовке к зиме. Кстати, королевская кормилица не обошла вниманием Варино активное участие в общественно-полезных мероприятиях — правда, не всегда было ясно, то ли старушенция ее нахваливает, то ли от души костерит.
После трапезы Снежен предложил Варе вместе прогуляться по поместью, (разумеется, не по всему, с причитающимися полями, лесами и деревней, а по прилегающей к башне территории). То ли для того, чтобы лично удостовериться, всё ли в порядке в обширном хозяйстве и благополучно ли поживают многочисленные обитатели. То ли для того, чтобы понять и самому увидеть, как люди относятся к Варваре, приняли ли ее, согласятся ли назвать в будущем хозяйкой. Не молчит ли она столь подозрительно из-за вспыхнувшего за его спиной конфликта, вдруг ее кто-нибудь посмел оскорбить или отнестись к ней с пренебрежением?
Но нет, как ни приглядывался Зимослав, ничего плохого не обнаружил. Его невесту доброжелательно приняли все — от кроликов и зябликов до последнего дворника.
Прачки, правда, наябедничали, что молодая госпожа приходила их поучать, как и чем выводить пятна с белья и скатертей, будто они сами не смыслят в своем деле. Варя тотчас вступила в дискуссию, доказывая, что со всей дури лупить бельем по ребристой доске нет проку, ткань-де от такого обращения изнашивается быстрее, а лучше замачивать белье на ночь. И воду для стирки удобнее нагревать не над огнем, чтобы потом таскать кипяток ведрами, плеская себе по ногам, а сразу в чане машинки, раз в агрегате Грозоврата предусмотрена такая функция, а они, непросвещенные бабы, элементы прогресса дружно игнорируют. Да еще сливают мыльную воду не в колодец отстойника, а в овраг, откуда сливы с ручейком уходят прямиком в озеро, загрязняя экологию… В общем, Зимослав еле остановил завязавшуюся перепалку. И государевой волей постановил озеро не загрязнять, а воду нагревать разрешил по старинке, ибо прачки таким образом заряд на амулете экономили. Варе же пообещал на досуге найти инструкцию, оставленную дедом к агрегату, так как заклинание на амулет полагалось накладывать особое, ей пока что незнакомое.
Потом они наведались в гости к Друне.
Варя уже знала, что обособленное деревянное строение, похожее на японский деревенский храм, что располагалось в прозрачной рощице и имело вместо крыльца большую дощатую террасу с резными столбами-подпорками — это и есть «конюшня» зубро-дракона. (Причем «мансарду» под крышей, куда вела боковая лесенка, занимал Огнеяр Тихун). Но ей не приходило в голову обойти вокруг, а между тем оказалось, что на заднем дворе сайгак «выращивает» свой собственный «сад камней». Выглядело это как огромная песочница, по углам которой возвышались бесчисленные пирамидки из булыжников и валунов — от совсем маленьких до внушительных, в два человеческих роста.
— Молодец какой, еще одну построил! — похвалил умного скакуна Зимослав.
Друнь зажмурился от удовольствия и принялся игриво бодаться с хозяином.
— Неужели это он сам сложил все пирамиды? — изумилась Варя.
— Сам, конечно.
— А зачем?
— От скуки. Сам находит камни на берегу озера, сам притаскивает сюда. Это его ванна с песком, он ее так украшает. Может, со временем хочет стену построить, чтобы никто не подглядывал за его купанием. А может, его просто тянет сложить гнездо. Сайгаки ведь в горах живут, там не всегда можно найти подходящую пещеру, а спать на голых скалах неуютно.
В версию про гнездо не очень верилось. Зачем оно, если есть персональный домик с крышей и террасой? С разрешения Друни Варя зашла в «теремок». Здесь пахло зверем вовсе не так сильно, как думалось. И было очень даже уютно: стены из смолистых бревен, два малюсеньких окошка — для вентиляции и чтобы можно было подсмотреть, что делается снаружи. Подстилка из свежего сена и ворох старых одеял вроде того, что она недавно отобрала у Зима. Два входа, причем двери при надобности сайгак мог закрыть сам, потянув зубами за ручку, сделанную из веревки. В углу лежали игрушки — мячики, сшитые из обрезков кожи и из цельного мешка, набитого опилками, большущая кость со следами зубов, обрезок толстого каната с объемными узлами. И запасные ходули-сандалии. Те две пары «босоножек», которые сайгак носил нынче, чистоплотный скакун оставил на ступеньке перед входом на террасу. Седла и сбруя, видимо, хранились где-то отдельно.
— Он никогда не войдет в дом в обуви, — хихикнул Снежен, — особенно в свой. И брезгует наступать необутыми лапами на землю — особенно осенью, когда кругом лужи и грязь. Песок исключение.
— А другие сайгаки так же себя ведут?
— Нет, мой особенный!
— Кто же придумал для него обувь?
— Мама. Она первая заметила, что мой найденыш отказывался выходить на улицу, если ему не удавалось стащить с кухни четыре ровных полешка. Маленьким он был таким забавным.
— Может, потому, что рожденный летать…
— Тсс! — неожиданно шикнул на нее Зим. На ухо тихо предостерег: — Мы не любим говорить о полетах. И о крыльях.
Варя растерянно кивнула, заверила, что обязательно это запомнит.
— А… а где у него туалет? — нашлась она, поменяла тему.
— Вот там неподалеку есть болотистый длинный овраг с густыми зарослями папоротника, — принялся бодро объяснять Снежен. — Болото напрямую с озером не соединяется, не волнуйся за загрязнение. Растения мигом усваивают отходы, превращая к весне в отменное удобрение, за которым стоят в очередь все окрестные земледельцы.
— Скажи еще, что в этом овраге папоротник цветет буйным цветом, — хмыкнула Варя.
— Цветет, и еще как. А что?
Когда стемнело, попрощались с уставшим от игр сайгаком и завернули к Зорьке в гости, там напросились на чай. У присоединившейся Росаны Снежен выспросил об успехах невесты в обучении чародейству. Гувернантка, помня о многочисленных «забытых» бутылочках первоклассного ликера, воодушевленно рассыпалась в похвалах, при этом заговорщицки подмигивая Варе, так что Зимослав не удержался и предложил вылечить нервный тик.