Тогда Лиза крикнула вместе с другими настойчивыми голосами: "Цвету-у-ухина-а!" - и захлопала в ладоши, нарочно поднося руки ближе к Кириллу. Почти в то же мгновенье кто-то взял Лизу за локоть, точно сдерживая ее пыл. Она обернулась. Пастухов ухмылялся прекраснодушно:
- Правильно, правильно: Цветухин хорош!
Обрадовавшись ему как неожиданному союзнику, она выпалила:
- А я никак не могу убедить Кирилла, что Цветухин сделал открытие своим Бароном.
- Это автор сделал открытие, увидел в жизни, что скрыто, - проговорил Кирилл совсем в тоне назиданий Меркурия Авдеевича, так что Лиза подняла брови: откуда это?
- Мне, конечно, приятно слышать такое мнение, - посмеиваясь, сказал Пастухов, - я ведь тоже автор. Но хороший актер делит заслуги с драматургом.
- Не всякий драматург видит в жизни, что скрыто, - так же наставительно и будто рассерженно и лично адресуясь к Пастухову, продолжал Кирилл. - Для этого мало быть даже поэтом, для этого надо быть... (он подвинулся к Пастухову) революционером!
- Вы все про свое! - сказал Пастухов, опять усмехнувшись. - Идемте лучше поздравим Егора Павловича.
- Пойдемте, - едва не вскрикнула Лиза.
- Я не хочу, - сказал Кирилл.
- Оставьте глубокомыслие, друг мой, - отечески посоветовал Пастухов, беря обоих под руку, - радуйтесь хорошему спектаклю - и все.
Занавес перестал раскрываться. Еще с галереи стремглав низвергались неуемные выкрики, а партер уже опустел, и зал сделался великолепнее: под непотушенной люстрой, как угли, тлел красный мятый бархат сидений и ярусных барьеров. Потом вдруг все исчезло, и стало похоже, будто кончился многолюдный бал, и в тихой полутьме витал только запах тончайшей пыли и надушенных платьев.
По сумрачной сцене бегали плотники, ныряя под декорации, волшебно ускользавшие вверх. Свистели вытаскиваемые из пола гвозди. Пожарные расстегивали пояса, - медные каски их уже висели на стене.
Коридором, мимо распахнутых дверей уборных, шел трагик, сыгравший Актера, и, вытирая лицо мраморной от грима салфеткой, зычно повторял слова своей роли:
- Театр трещал и шатался от восторга публики!
Он зашел к Цветухину и трижды облобызался с ним, запустив пальцы в его раскосмаченную шевелюру.
- Как сыграл, старик, как сыграл! Поздравляю. Но ты не думай, что тебе помог твой ночлежный дом. Я ведь тоже хорошо сыграл, а по ночлежкам не ездил. Искра божия помогла тебе, вот что, старик, понял? И мне тоже.
Пастухов обнял Цветухина и минутку помолчал, сжимая ему руку. Потом посторонился, указывая на Лизу с Кириллом, остановившихся при входе.
- К тебе делегация от публики.
Цветухин раскрыл объятия с таким неудержимым радушием, словно не сомневался, что в них должен упасть каждый. И хотя Лиза отступила от него, он прижал ее к своей груди в лохмотьях Барона, растроганно и великодушно повторяя: "Спасибо! Спасибо!" Потом снова раскинул руки, чтобы заключить в них Кирилла, но тот шагнул за дверь и подал руку из коридора.
- Через порог нельзя! - воскликнул Цветухин, втягивая его в уборную и в то же время спрашивая: - Ну как, ну как?
- Удивительно, удивительно! - отвечала Лиза с засветившимися, влажными глазами.
- Правда? Правда?
- Удивительно!
- Ну, спасибо, спасибо! А вы, - обратился он к Кириллу, - вам понравилось?
- Вообще - да, - сказал Кирилл негромко, так что все прислушались, разглядывая критика, надломившего общий восторженный тон.
- А в частности, что же не понравилось? - спросил Цветухин с любопытством и немного поощрительно, как спрашивают детей.
- Вы не понравились.
- Вот тебе - делегация! - пробасил трагик.
- Я? Но почему же? - удивился Цветухин.
- Вы сыграли слащаво и всех разжалобили. А я читал пьесу, там совсем не так.
- Интересно, что вы вычитали, - уже насмешливо сказал Цветухин.
- В пьесе все эти оборванцы вызывающие и смелые. А вы думаете, что они просто жалкие пьяницы.
Трагик тряхнул своей мраморной салфеткой, точно отгоняя мух:
- Артист обязан волновать. Слышали, как ревела публика? Нет? Раз мы этого достигли, значит, мы победили. И ты, Егор, молодчина! Зачем же умствовать?
Вдруг раздался новый голос: Мефодий - Татарин, сидевший в уголке, распрямляясь и медленно наступая на Кирилла, в своем страшном гриме, сквозь который пробились крупные дробины пота, заговорил гневно:
- Не много ли вы берете на себя, молодой человек? Вы пришли к великому актеру в торжественную минуту, когда зритель устроил ему овацию, и осмеливаетесь его поучать! Да знаете ли вы, что об этом спектакле завтра будет говорить город? Что о нем узнают столицы? Что это - общественное событие? Знаете ли, что к нам за кулисы явился пристав и запретил играть будошника в мундире полицейского, потому что это вызывает в публике насмешки над полицией?
Тут все ахнули, переглянувшись и вскинув головы, словно в чистом небе зажглась молния, и Мефодий, поводя воинственно глазами, зашептал:
- Да после этого нам многолетие будут петь! Спектакль в историю войдет, в историю, молодой человек!
- Я ничего не говорю про спектакль, - сказал Кирилл, со спокойным упорством выдерживая устрашающий взор Татарина.
- Так как же вы беретесь поучать актеров?!
Цветухин отошел к зеркалу, пожимая плечами:
- Оставь, Мефодий. Каждый волен выражать свои убеждения.
Обида в его голосе будто подтолкнула Мефодия, он шагнул вперед, готовясь снова обрушить на Кирилла негодование, но в этот момент между ними стал Пастухов.
- Я беру публику под защиту от актеров.
- Я сумею защитить себя, если мне дадут говорить, - произнес Кирилл, выдвигаясь из-за спины Пастухова, чтобы опять скрестить взгляд с противником.
- О-о, непреклонная гордыня! - обернулся к нему Пастухов.
- Да он просто спорщик! - в испуге пролепетала Лиза. - Мне так стыдно! Я прошу вас...
Она бросилась к Цветухину. Бледная, с протянутой вздрагивающей рукой, она остановилась перед ним, на мгновенье словно потеряв речь. На щеке у нее, как у ребенка, были размазаны слезы. Она выдавила, заикаясь: