- Помогу...
Это Ганка. Какие у этой девочки печальные, а может, осуждающие глаза, ведь она все слышала.
- Не надо, я сама, - Дина отстранила Ганку, взяла мешок. Стыдно будет, если маленькие дети станут ей помогать.
Дина дошла до порога, тут силы оставили ее, она запнулась и рухнула вместе со своей ношей, стукнувшись о край двери. Но боли от удара она уже не чувствовала...
...Медленно возвращалось к ней сознание, сначала согрело чье-то прерывистое дыхание у щеки, потом ожгли капли холодной воды, и наконец ее привел в чувство одурманивающий запах... Могучий хлебный дух заставил ее открыть глаза. Она увидела большой кусок ноздреватого, мягкого хлеба в руках Ганки.
- Ешь, ешь, - говорила девочка, и глаза ее сияли, - это хлеб!
Дина схватила хлеб и стала есть, жадно и торопливо.
Ганка деликатно отвернулась. Петренко, стоящий рядом, тоже отвел глаза.
- Ну, очуняла? - с нарочитой грубоватостью спросил он.
- А детям... дали?
- Все едят, - шепнула Ганка, - там в торбыне еще три хлебины осталося.
В руках у Ганки была кружечка с водой.
- Ты думала, что я умираю, и обрызгала меня водой? - воскликнула Дина. - Умница ты моя! - Она судорожно обняла Ганку.
Ганка прошептала:
- Люди кажуть, кто сомлеет, сбрызгнуть надо.
Петренко, видя, что дело пошло на лад, сказал:
- Ну, пошли до хаты, расписуйся за харчи...
Солнце зашло за крышу дома, и во дворе стало чуть прохладней. Дети сосредоточенно ели хлеб. Олеся сидела и тоже аккуратно отщипывала маленькие кусочки хлеба. Дина поднялась, вздохнула и вошла в дом.
Остановившись посреди хаты, она спросила:
- Где расписываться?
- Да ты хочь глянь, за что расписуешься, ты ж материально ответственная. Може, я тебя обдурил?
Дина подошла к новой груде ящиков и мешков, тихо спросила:
- Неужели ты мог бы взять... у них?
Петренко молча протянул бумагу, и Дина, прислонив ее к стене, вывела аккуратными ученическими буковками свою фамилию.
- Ну, я поехал, - сказал Петренко.
- Подожди! А ты не знаешь... Когда мне дадут зарплату?
- Гроши? - изумился Петренко. - Тебе уже и гроши враз подавай? Ну и ну...
- Да нет. То есть да. Понимаешь... мне ведь нужно... ну питаться. А хлеб и продукты, это же только детям...
Петренко задумался.
- И ты ничего не ела? Через это и хлопнулась?
Дина молчала.
- Я так придумляю, - авторитетно заявил наконец Петренко, - поскольку ты заведувачка, тебе и положено по закону...
- Положено? - обрадовалась Дина.
- Точно! Все нянечки тот год харчувалися с детями!
ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ЗАБОТЫ
Дина начала кухарить. Продуктов было много, трудно было оторвать от них глаза - ящики, мешки, банки с красивыми этикетками: по желтому полю, под голубым небом пасутся коричневые коровы, а внизу большими светлыми и веселыми буквами - "Сгущенное молоко" или "Масло".
Что же она сготовит? На обед полагается борщ.
Нет, борщ Дине не осилить, ни за что.
- Манную кашу сварю, - снова сообщила она детям, - а вы пока поиграйте тут, во дворе.
- А нам кашу дашь? - недоверчиво спросил Юрко. Все его братики с сомнением уставились на Дину. Черноглазые, смуглые, в одинаковых коротких рубашонках, они походили на близнецов, только один, Санько, был нежным и беленьким.
- Дам, всем дам, Юрко...
Она уже запомнила его имя. А вот как зовут того худенького в холщовых штанишках, которого привел дед, нет, не дед, а сосед?
- Тебя как зовут? - спросила Дина.
- Пилипок...
- А це Оксана, - сказала Ганка. Она держала за руку маленькую девочку, лохматую, как другие, но с приятным, смуглым личиком, которому не хватало только улыбки, казалось, улыбнется девочка и сразу похорошеет. Но она глядела сосредоточенно, хмуро.
- Ты чего невеселая? - спросила Дина, - хлебушка поела, теперь будете кушать все хорошее, и много, поправитесь. Ну, улыбнись...
Но девочка продолжала настороженно молчать.
- Она наляканая, - сказала Ганка.
- Идите, идите, играйте, - торопливо сказала Дина.