- Но как же быть? Раньше нам привозили печеный хлеб, а теперь нужно самой печь.
- У тебя же есть мука.
- Но... я не умею...
- Совсем... не умеешь?
- Только блины... немножко...
- Что "немножко"?
- Ну печь немножко умею... Иногда получается, а иногда нет.
Грудский растерялся.
- Разве трудно освоить это дело? - спросил он после некоторого раздумья.
- Не получается, - уныло ответила Дина.
- Спросила бы у женщин...
- Все равно не получится. - Она теребила свой передник, уставившись в землю.
"Вот еще нюня", - подумал Грудский и сказал:
- А ты уж постарайся... освоить... как комсомольское задание.
Казалось, все было уже сказано, но Грудский медлил. От реки подул легкий ветерок, и он подумал, что хорошо бы сейчас искупаться! Совсем не хотелось уходить.
- Ну, как тебе здесь? - уже другим, не официальным, а дружеским тоном спросил он.
- Ничего. Дети очень хорошие... Они такие способные, товарищ Грудский... Вот Пылыпок, он все знает про Буденного. А Юрко, у него хотя и есть недостатки, но он тоже хороший мальчик. И Ганка...
- Да ты сама хорошая, - сказал Грудский и улыбнулся.
Дина смутилась, но через секунду продолжила:
- Они мне все-все рассказывают, делятся...
- Ты знаешь украинский язык?
- А как же, мы в школе проходили. У нас школа русская, а по украинской мове у меня всегда "отлично" было...
- Мове?
- Мова - язык, украинский язык...
- А я ни бельмеса не понимаю, - признался Грудский, - вот записываю слова, составляю себе словарик. - Он достал помятый блокнот и принялся читать: - "Перукарня - парикмахерская, лазня - баня, карпетки - носки, дружина - жена, кохання - любовь..."
Тут он запнулся, очень уж несолидным показался ему такой набор слов.
- Чудно, правда?
- И ничего чудного нет, - отвечала Дина. - Украинский язык такой певучий... Хороша и поэзия и проза...
- Ты, верно, сама стихи сочиняешь?
- Ой, что ты! - смутилась Дина. - Сейчас не время. Работать надо!
- Трудно работать, когда мало знаешь, - признался Грудский, - мы в политотделе сейчас "Справочник агронома" изучаем... Я ведь мало учился, на рабфаке один год, ну и курсы всякие. Мобилизовали сначала на лесозаготовки, потом задумал в летную школу. Приняли. Мать еще горевала, боялась, а тут новая мобилизация - сюда. Теперь учимся все. И товарищ Кухарский тоже.
- Знаешь, что люди говорят? Будто зря он народ в поле гонит. Бесполезное мученье. Неужели правда?
Грудский ответил не сразу.
- Я тоже слышал такие разговоры. Понимаешь, мы посоветовались в политотделе... Нельзя же сидеть и ничего не предпринимать. А вдруг рыхление и прополка помогут? А товарищ Кухарский, он настоящий большевик! Я ему верю!
- Угадывает он чужие мысли, - улыбнулась Дина, вспомнив свой первый разговор с начальником политотдела.
Грудский рассмеялся.
- Он же в ЧК одно время работал. Его в Полесье один помещик задумал отравить, пригласил к себе в гости, стал угощать, а товарищ Кухарский посмотрел хозяину в глаза и почувствовал неладное. Взял со стола кусок мяса, бросил хозяйскому псу. Тот и перевернулся, а Кухарский прыг в окошко!
- Ой, как интересно! Это он тебе рассказал?
- Он мне много чего порассказал...
Они стояли на пороге сеней у распахнутой двери. Грудскому давно пора было уходить, а он все медлил. Дине тоже не хотелось, чтобы он ушел.
- Значит, он смелый человек! А я... Я всего боюсь... В общем, я трусиха. Ночью страшно в этой хате. Боюсь и печи... кажется, оттуда вылезет старуха. Даже днем я этой печи боюсь. Я и тебя боялась...
- Меня?
- Ну да. Ты же из горкома. И бываешь сердитый!
- Чего это надумала?
- Нет, точно. Бываешь!
Они рассмеялись.
- Однако надо бежать. Сегодня мой черед коней в ночное вести, - сказал Грудский.
- Ну как они, поправляются?
- Еще бы! Травы за ночь наедятся, гладкие становятся. Ну, побегу. Ничего не бойся! - крикнул он ей уже издали.