Во дворе стоял "газик". Дина отказалась от места в кабине, очень уж там пахло бензином, да и не хотелось сидеть рядом с насмешливым пареньком. Она с трудом залезла в кузов. Там были навалены ящики, тюки. Дина села у заднего борта, аккуратно поставила рядом свой чемоданчик и приготовилась ехать.
- Шо, мобилизовали на село? - спросил Петренко, поправляя кепочку с треснувшим козырьком.
- Да! - с вызовом ответила Дина.
- Ну, ну, дай бог нашему теляти волка съести...
Хлопнула дверка, машину рвануло, и она вылетела со двора, свернула на улицу и, быстро миновав город, понеслась по дороге. Дину кидало и подбрасывало во все стороны. Тюки, ящики, чемоданчик плясали, как обезумевшие. Казалось, злодей Петренко задался целью вытряхнуть из кузова все содержимое. Место у заднего борта, так предусмотрительно выбранное Диной, оказалось самым неспокойным, здесь трясло особенно сильно. Вскоре Дина сообразила, что лучше прислониться спиной к кабине, да еще упереться ногами в ящик или тюк. Над головой пылало белесое расплавленное небо, рядом по дороге проплывали в пыльном тумане повозки с медлительными волами, редкие автомобили, сонно брели понурые, костлявые лошади. Далеко вокруг простиралась желтая, высушенная степь. Дина кое-как умостилась, достала хлеб и, повернувшись боком к кабине, стала отщипывать по кусочку. Вдруг сквозь стекло кабины она в зеркальце, что висело перед шофером, встретилась с голодными глазами Петренко. Ей хорошо был знаком этот взгляд... Машина продолжала нестись по степи, оба отвели глаза. Секунду Дина медлила, потом застучала в стекло кабины.
Петренко резко затормозил.
- Тебе чего, до ветру? - высунулся он из кабины.
Дина молча протянула ему кусок хлеба. Петренко отрицательно замотал головой, но рука его против воли взяла хлеб... Петренко сгорал от стыда. Машина по-прежнему неслась как безумная по горячей степи. Скорей бы доставить эту девчонку и чтоб больше никогда не видеть ее сочувственных, жалостливых глаз за кривыми дужками очков!
ЖЕСТОКОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ
Машинно-тракторная станция расположилась с краю села, длинные бараки мастерских, огороженный деревенским тыном двор, в котором стояли несколько новеньких косилок, два трактора. Рабочие, пожилой человек с изможденным лицом и несколько подростков, видимо, слонялись без дела, потому что сразу подошли к Петренко и начали расспрашивать о городских новостях.
Дина тихонько вылезла из кузова, разминая затекшие ноги.
- Тебе куда? - не глядя, спросил ее Петренко.
- В политотдел...
- Ну и топай! - он махнул рукой в сторону села.
Уходя, она слышала, как пожилой спросил:
- Чья такая?
- Мамкина, - сердито ответил Петренко.
Вокруг расстилалось такое же высохшее, как степь, поле, покрытое щетинкой низкорослой пшеницы. Колоски были чахлые, а вместо зернышка Динины пальцы нащупали пустой мешочек, тут и пососать нечего. Дорога оказалась не короткой. Снова зной и мучительная жажда, снова палящее солнце. Зарябило в глазах, по спине, щекоча кожу, потекли струйки пота. У первой беленой мазанки Дина остановилась. Началось село с плетнями, скамеечками и калитками, соломенными, камышовыми крышами. Описание таких украинских сел Дина читала у Леси Украинки, Коцюбинского, Шевченко. Вспомнились с детства знакомые строки:
Садок вишневый коло хаты,
Хрущи над вышнями гудуть...
Но вокруг стояла безмолвная тишина. Закрыты ставни, заколочены двери хат, пустынна и сама улица... Сельскую площадь, тоже безмолвную, пустынную, мягким пуховиком устилала горячая пыль.
Только из распахнутых окон двухэтажного, сложенного из ракушника дома доносились голоса и стрекот пишущей машинки. Кто-то спрашивал:
- Начнутся дожди, все пойдет в рост, машины у тебя будут готовы? Вот что скажи!
И второй голос несколько раздраженно или обиженно отвечал:
- Та хоча было б шо убирать...
Над дверью висела вывеска "Сельска рада", пониже на клочке бумаги печатными буквами: "Политотдел".
Облупленное, прокуренное помещение, видимо, недавно подверглось переустройству, канцелярские столы были сдвинуты, на стене телефон с вертящейся ручкой, повисший на одной кнопке плакат призывал к сплошной коллективизации... Спорящие, мужчина в полувоенном костюме с тонким, бледным лицом, и второй, смелый с близко посаженными глазами, были явно раздражены.
- Не об машинах, товарищ Кухарский, переживай. Дощу немае, - говорил смуглый, - не буде дощу, не буде и уборки...
- Простите, мне к кому обратиться? - робея, спросила Дина и протянула свою командировку.
Кухарский взял бумажку, прочел, лицо его прояснилось.
- Отлично! Комсомол двинул нам на помощь! Садись, садись, товарищ Чепуренко, - он говорил, чуть шепелявя, - будем знакомы, я начальник политотдела Кухарский, а это, рекомендую - директор МТС товарищ Сидоренко...
Сидоренко поднялся и, не глядя на Дину, сказал:
- Так я в город поехал...
- Давай...
Сидоренко ушел, а Кухарский задумался, достал из ящика пачку "Цыганочки", извлек тонкими пальцами папиросу, повертел ее, разминая табак.
- Что ж тебе поручить, Чепуренко? - спросил он. - Помощника по комсомолу мне еще не присылали. Работы много. Главное сейчас - погода, но в этом деле мы с тобой пас, не так ли? Ворожить не умеешь? И я не умею. Беда. Тебя как зовут?
- Дина...
- Так вот, товарищ Дина... А лет сколько? Ну, по правде?
- Шестнадцать... почти...
- Отлично, - медленно проговорил Кухарский, - отлично, - машинально повторил он. - Братья, сестры есть?
- Нет. - Дина пожала плечами. Вопрос показался ей странным. Вдруг озарила догадка: неспроста начальник политотдела задал такой вопрос. Он решил послать ее на особо важное и опасное дело, возможно, с риском для жизни! Но что, что именно он ей поручит?
С нетерпением ожидала Дина услышать главное, для чего приехала сюда.
- ...детей немного, человек пятнадцать, их нужно откормить... просто откормить, понимаешь? Все уже подготовлено... помещение... оборудование... продукты получили...
Верно, Кухарский просто рассказывает... хотя непонятно, зачем? Однако Дина не преминула проявить и свою осведомленность.
- Да, нам говорили в горкоме комсомола, - сказала она, - выделены фонды из неприкосновенных запасов.
- Верно. Значит, согласна?
- А с чем согласна?
- Ну, заведовать яслями...
- Яслями? Мне?!