вал на долларовой купюре и в ее детской памяти, ибо «отец сделал меня той, кем я стала, / одинокой
женщиной / без целей, / такой же одинокой, как в
детстве / без отца»**.
Уэйкоски сравнивает свою мать, равно как и
Хьюго — своих старых соседей, с матрацем Армии
Спасения, с безжизненной пустотой Северной ДаО
коты, причем делает это в недоброжелательной,
злобной манере. Хорошо одетая сестра противопосО
тавлена ее собственному «джинсовому Я». Когда
она едет домой, где бы он ни находился, она едет
в одиночестве. Каждый из них: главный морской
старшина, мать, сестра, сама поэтесса — одинокие
люди, на какоеОто время соединенные судьбой.
В отличие от Ретке, который может найти поддеО
ржку у трех женщин, работающих в теплице, или от
Хьюго, который может удовлетворить свой голод
даже гнетущей скукой, Уэйкоски знает, что обраО
щение ко времени, когда была сделана фотография, или к изображенным на ней людям не прибавит ей
ни дополнительных сил, ни душевного комфорта,
ни ощущения заботы. Она кается, что не могла люО
бить ни свою мать, ни главного морского старшиО
* «The Father of My Country», ibid., p. 44.
** Ibid, p. 48.
Анализ случаев из литературного творчества
157
ну. Но ее сопровождает образ матери, который она
различает и в боковом зеркале автомобиля, и в своО
ем собственном изображении. Она проделала путь
от Пасадены до Уиттьера, передумав за это время
о всякой всячине, но материнский образ все время
смотрит ей вслед.
Как и другая трагическая женщина, Медея, коО
торая оказалась под гнетом проклятия, поэтесса посО
тавила крест на всех своих скрытых возможностях.
Она творила свою жизнь, исходя из травматического
видения самой себя. Чем больше она старается позаО
быть о своем прошлом в Пасадене, тем сильнее оно
пробирается внутрь ее души. «Как я ненавижу свою
судьбу»,— к такому заключению она приходит.
Здесь следует обратить внимание на весьма
существенное различие между роком и судьбой,
которое двадцать пять веков назад отмечали еще
афинские драматурги. Естественно, поэтесса не выО
бирала себе родителей, как и они не выбирали ее.
Но в предопределенных судьбой встречах, на переО
сечении координат времени и пространства, кажО
дый из нас заставлял страдать других. Вокруг этих
травм мы создаем определенные стили поведения
и установки, необходимые для защиты хрупкого