Вскоре из спальни с значительными, таинственными лицами вышли врачи. Их было трое. Они молчали поздоровались с Виктором. Прохор подошел к седовласому профессору, о чем-то зашептался с ним.
Когда врачи ушли, Прохор отозвал Виктора и Зину в прихожую.
- Профессор сказал, что у Марины милиарный туберкулез... Это... это... такая штука... - Он запнулся и сказал жене: - Зина, вот рецепт, пойди в аптеку, закажи... Возьми и ребят с собой... Пусть прогуляются...
Когда Зина с ребятами ушла в аптеку, Прохор, как тайну открыл, прошептал на ухо Виктору:
- Это такая болезнь, от которой почти никто не выздоравливает...
Виктор горестно поник головой.
Всю ночь он просидел в столовой, прислушиваясь к тихим стонам жены, доносившимся из спальни. Иногда он вставал с дивана и, осторожно ступая, подходил к кровати больной, смотрел на нее. Марина, глубоко дыша, лежала с закрытыми глазами. Изредка она поднимала дрожащие веки, мутно взглядывала на мужа.
Виктор, удрученно вздыхая, шел в столовую, садился на диван и снова предавался горестным размышлениям.
II
Марина болела трудно и долго. Врачи утверждали, что при милиарном туберкулезе выздоровление почти исключено. Из тысячи выздоравливал только один. Подобные высказывания медиков угнетали Виктора, и какие он меры только не принимал к тому, чтобы спасти свою жену. Он ничего не жалел, приглашал самых лучших врачей, выписывал их даже из столицы... По бешеным ценам покупал у спекулянтов редкие лекарства. Но все тщетно. Ничто Марине не помогало. Ей становилось все хуже. Она теперь лежала в постели, как тень, тихая и покорная ко всему. Сильно похудевшее восковое лицо ее было величаво спокойно... Марина все понимала и ждала смерти...
И это-то ее покорное ожидание неизбежного, грядущего конца особенно волновало Виктора.
"Зачем такая тихая покорность? - думал он. - Зачем?.. Нужна упорная борьба за жизнь... нужно бороться... Надо напрячь все мускулы своего организма, все клеточки на борьбу за жизнь..."
Обессилевший от переживаний, он выходил ночами на улицу и бродил около дома, как лунатик... Слезы лились по его щекам... Ему думалось иногда, что, может быть, сила страстной его любви поможет ей подняться с постели.
...Жизнь вокруг Марины проходила своей чередой. Дети утром уходили в школу, в обед возвращались домой, обедали, делали уроки, уходили на улицу...
Иногда и Виктор уходил из дома. Неотложные дела заставляли отлучаться.
За Мариной, ухаживала приглашенная Виктором старушка, в прошлом медицинская сестра. Она не отходила от больной...
Виктор теперь не работал в газете. Литературный заработок позволял ему посвятить себя исключительно творческой деятельности.
Но сейчас, когда жена была при смерти, разве он мог думать о работе?
Недавно его приняли в Союз писателей. Придя домой, он показал жене маленькую коричневую книжечку.
- Посмотри, Мариночка. Это писательский билет... Теперь я вроде признанный писатель... Поправляйся скорей, родная. Как мы еще заживем с тобой хорошо... Правда ведь?
Исхудавшая, с прозрачной кожей, обтянувшей ее выдававшиеся скулы, Марина как-то отчужденно, даже, казалось, зло, смотрела своими когда-то такими дивными глазами.
Виктор пугался ее взгляда.
- Марина, тебя не радует это?
- Радует, - равнодушным голосом говорила она. - Но... только мне все равно... я умру...
- Да что ты говоришь! - с досадой восклицал он. - Это же глупости... Мы еще увидим с тобой счастливые дни.
Но они оба ошиблись. Марина не умерла. И счастливых дней они не увидели...
Наступила весна 1936 года. Была она дружная, теплая, солнечная. Вместе с весной, поправляясь, расцветала и Марина. Она опять становилась красивой женщиной, еще краше, чем была до болезни.
- Марина, милая, - лаская ее, влюбленно говорил Виктор, - ты просто чудо!
На его ласки Марина не отвечала. По-прежнему была она равнодушная, флегматичная. Каждый раз в такие минуты на лице ее блуждала растерянная улыбка.
- Марина, - как-то после проявления своих бурных ласк с огорчением сказал Виктор, - я тебя не узнаю... Ты стала совсем другой.
III
Да, профессор Карташов был уже давно влюблен в Марину. И, для того чтобы чаще ее видеть, быть ближе к ней, он притворился страстным поклонником творчества Виктора, постарался сдружиться с ним.
Проницательная Марина сразу же разгадала эти уловки профессора. Она отлично поняла его истинные намерения и помалкивала, посмеиваясь про себя. Ей нравилось, что в нее был влюблен Карташов. Ей нравились его ухаживания, казалось бы, такие робкие.
"Что ж тут дурного? - размышляла она. - Ведь это так невинно... Пустяки!"
Но Карташов был хитрый, опытный ловелас. Зная, что Марина очень любит своего мужа, он старался всеми способами поколебать в ней эту любовь. Но ему это не удавалось...
Продолжительная болезнь Марины несколько охладила пыл профессора. Он долго не приходил к Волковым. Больные ведь редко нравятся здоровым...
Прослышав о том, что Марина выздоровела, профессор купил букет ландышей и отправился к Волковым.
Виктор встретил его упреками:
- Что же это такое, профессор? Совсем забыли нас. Марина ведь чуть богу душу не отдала... Едва спасли.
- Каюсь, каюсь, - прижал руки к сердцу Карташов. - Не хотел беспокоить. А вот узнал, что выздоровела Марина Сергеевна, так сейчас, как видите, и примчался... А где же выздоравливающая?
- Вот я, - выходя из комнаты, сказала Марина.
Увидел профессор Марину, и сердце его дрогнуло. После долгой болезни она показалась ему еще очаровательней.
В этот вечер профессор долго засиделся у Волковых. Не спуская своих восторженных глаз с Марины, он оживленно беседовал с Виктором о его творчестве, читал рукописи, расхваливал их.
- Вы замечательный писатель, - говорил он. - Выдающийся... У вас великая будущность...
Это нравилось Виктору, и по наивности своей он верил Карташову, не подозревая, какого коварного человека пригревал в своем доме...
Как-то с группой писателей Виктор выехал в район на читательскую конференцию. Воспользовавшись его отсутствием, Карташов пришел к Марине. Она была одна. Дети гуляли в сквере.
Карташов развалился на диване. Марина сидела у стола. В комнате стоял полумрак, располагавший к интимности.
- Сядьте ко мне, Марина Сергеевна, - сказал Карташов. - Я вам что-то хочу сказать.
- Мне и отсюда слышно, Фрол Демьянович.