- В Париже есть площадь Карусель, около которой разбит огромный сад Тюильри и расположился дворец Лувр, - начал рассказывать Воробьев. - Много веков Лувр был резиденцией королей. В конце девятнадцатого века конвент постановил превратить Лувр с его сокровищами в национальный музей. С тех пор дворец этот стал хранилищем шедевров живописи и скульптуры. Он является одним из самых богатых музеев мира...
- Ванюша! - вдруг вскрикнула девушка высокому юноше лет двадцати двух с всклокоченной шапкой русых полос, проходившему мимо.
Юноша изумленно остановился и, узнав Лиду, улыбаясь, подбежал к ней.
- Лидочка! Здравствуй!.. А я только что от вас... Чемодан оставил.
- Ты что, только с поезда, что ли?
- Да.
- Что это ты, Ванюша, вздумал приехать в Москву среди лета?.. Недавно ведь ты уехал отсюда...
- Да приехал я домой на каникулы, а там, в станице, такое идет, ажно дым коромыслом стоит. Молодежь наша станицу задумала благоустраивать... Улицу главную камнем замостили, электричество провели, огромный Дворец культуры отстроили... Осталось раскрасить его. Ну и говорит мне председатель колхоза, Сазон Миронович: "Ты говорит, Иван, художник. Ну-ка, помоги нам раскрашивать Дом культуры... Посоветуй, что и как делать. Пойдем посмотрим, а ты на все составь смету"... Ну, посмотрели мы дворец, составил я список - каких материалов и красок надо достать, чтобы привести его в надлежащий вид... Подсчитали мы, во сколько все это обойдется... Дали мне денег и проводили меня в Москву за материалами... Вот и иду я сейчас закупать...
- А когда домой поедешь?
- Если сегодня управлюсь с покупками, то завтра уеду.
- Возьми меня с собой, Ванюша, - сказала Лида. - Мне так у вас понравилось, когда я к вам приезжала... У вас в нынешнем году так же хорошо, как и в прошлом?
- Очень хорошо, Лидочка! - воскликнул юноша. - Поедем!
- Ну что ты, Ванюша! - отмахнулась девушка. - Ведь я пошутила... Я не могу ехать, занята очень.
- Если вы, Лида, из-за меня, - сказал Воробьев, - то ради бога не стесняйте себя. Поезжайте, пожалуйста. Я пока позанимаюсь один, да и могу другого репетитора найти...
- О нет! - покачала головой девушка. - Я дала обязательство комсомолу подготовить вас к экзаменам так, чтобы ни в коем случае не провалились... Как же я могу ехать? Хотя, по правде сказать, поехать хочется... Там же так хорошо теперь.
- Поезжайте на недельку, - сказал Воробьев. - Я подожду вас... Отдохните... Там ведь речка есть - покупаетесь... Подумайте, Лида.
- Это правда, - сказал Ванюша. - У нас речка теперь стала глубокая. Плотину насыпали. Купаться стало красота... Да и рыбу можно поудить... Поедем, Лида.
- Ну что там за неделю сделаешь? - дрогнул голос у девушки. Ее, видимо, очень соблазнила эта поездка, но она все еще продолжала слабо сопротивляться. Вот если б недельки на две...
- Поезжайте и на две, - великодушно сказал Воробьев. - Подожду и две...
- А ведь, Лидочка, в самом деле поедем, - продолжал настаивать и Ванюша. - Ты очень нужна в станице. Понимаешь, в чем дело... Как только раскрасим и разрисуем свой дворец, а это дело недолгое, подсохнет он, так сейчас устраиваем в нем концерт Лени... Концерт-то устраиваем, а аккомпаниатора-то и нет... Так вот, поедем, будешь ему аккомпанировать. У вас это ловко с ним выходит...
Девушка растерянно поглядела то на Ваню, то на Воробьева, молчала. Ей очень хотелось бы поехать в станицу, но она не в силах была покинуть Воробьева. Вот если бы с ней туда поехал он, - это было бы чудесно. Но как это сделать... Ведь неудобно же ей предлагать ехать с ней? И вот этот Ваня - ах, какой же он замечательный парень! - он как бы все, все понял, все учел. Он сказал Воробьеву:
- А может быть, и вы бы поехали с нами, да? Простите, пожалуйста, я с вами не знаком и не совсем понимаю, о каких занятиях у вас идет речь?
- Извини, дорогой Ванечка, - воскликнула осчастливленная девушка тем, что он догадался пригласить Воробьева поехать в станицу. - Познакомьтесь. Это Ваня. Ваня, ну кем ты мне доводишься?.. Ну, родня какой-то. А вот какой, я не знаю...
- Я дядя твой родной, - представился юноша, смеясь.
- Нет, не дядя, - досадливо отмахнулась Лида. - Больно многого ты захотел... Это племянник моей мачехи...
- Да я уж понял, - улыбнулся Воробьев.
- Ну, а это Воробьев Ефим Харитонович, - указала Лида. - Мой ученик. Поступает к нам в университет... Все понятно?
- Все, - кивнул головой юноша. - Вот у нас в станице-то и позанимаетесь. Там еще лучше можно подготовиться... Поехали! Я вас приглашаю. Жить у нас будете, дом большой... Насчет питания тоже не проблема. Батя наш прокормит. Единственное, что я не в состоянии для вас сделать, - с комическими ужимками развел руками Ваня, - это выписать вам командировочные...
- Спасибо, - поблагодарил Воробьев. - Подумаю.
- А чего же думать-то, Ефим Харитонович? - взглянула девушка на него ласково и так умоляюще, что он не устоял и согласился.
- Ну, ладно, поехали так поехали.
- Ой! Ой, как хорошо! - зааплодировала Лида. - Значит договорились?
- Да выходит так, - пожал плечами Воробьев с таким видом, словно удивляясь тому, как это он мог согласиться. - Только, друзья, скажите мне: столовая там, в станице, есть или нет?.. Я не хочу быть обузой вашей семье.
- А, - беспечно махнул рукой Ваня. - Обо всем этом мы договоримся на месте... Подготавливайтесь. Завтра едем...
На следующий день они втроем уехали в Дурновскую станицу.
XII
Иван увлекся покраской и разрисовкой Дома культуры. Под его руководством работала целая бригада девушек и парней. Леонид же, учившийся в Москве в школе имени Гнесиных по классу пения, находясь сейчас дома, деятельно готовился к концерту, который он должен был дать, как только покончат с покраской клуба.
Они с Лидой частенько уединялись в избе-читальне, где стояло старенькое, видавшее виды, пианино, жалобно дребезжащее при каждом прикосновении к нему, и репетировали.
Лида умела играть. Она с детства училась в музыкальной школе. Ей даже предрекали музыкальную будущность. Но Лида предпочла себе более скромную профессию геолога. А музыку все же очень любила и каждую свободную минуту отдавала ей.
С большой охотой готовясь с Леонидом к концерту, она не забывала и про Воробьева, который, кстати сказать, настоял на своем: остановился на другой квартире и питался в станичной столовой. Кончив репетировать с Леонидом, она сразу шла с Воробьевым на речку. У них на берегу было облюбованное, забытое, казалось, людьми, тихое местечко, густо заросшее бурьяном и дико разбросавшимся красноталом.
Они пробирались сквозь него к берегу, садились на горячий и мягкий, как пыль, желтый песок, у самой воды, которая недвижимо лежала у их ног, отражая в себе далекую синеву сверкающего неба. С противоположного берега, засматривая в воду, словно стараясь понять, что там, в глубине, происходит, наклонились старые вербы...
Однажды, утомившись от работы над тригонометрией, они сидели на своем любимом месте, на берегу, смотря на суетливо сновавших в воде серебристых пескарей.
- Вы не хотите искупаться, Ефим Харитонович? - спросила Лида.
- Да, пожалуй, надо искупаться, - сказал он. - Очень жарко, - и медленно стал раздеваться. Они еще ни разу не купались вместе. Раздевшись, они стояли один перед другим и с любопытством разглядывали друг друга. Он - мужественный, бронзовый, с великолепной, как у спортсмена, мускулатурой, с бегающими под кожей, как бильярдные шары, бицепсами; и она - маленькая, изящная, стройная девушка в легком розовом купальнике...
А как восхитительна ее небольшая голова с пепельными длинными косами, обвившими ее короной! Звездочками мерцают полузакрытые голубые глаза на ее юном, пышущем здоровьем, розовом лице. Живая игра мысли светится в них.
Лиду нельзя назвать красавицей. Нет, конечно. Но вся она, вся ее фигура полна очарования, притягательной милой женственности.
Воробьев точно впервые видел девушку, будто она открылась ему сейчас в новом свете.
Во всем ее существе столько было ясности, столько душевной простоты, что не проникнуться чувством глубокой симпатии к ней было невозможно.
Луч солнца, пробившись сквозь крону вербы, заиграл на ее лице, осветив на мгновение ярким ореолом ее пепельно-серебристые волосы, ее нежно-белый лоб, тонкие брови, прелестные глаза, устремленные на него...