В люльке заворочался и заплакал ребенок. Старуха, покачиваясь, пошла к нему.
- Не уроните, мамаша, - опасливо сказал Незовибатько.
- Не бойся... Мне ведь не впервой с ними возиться.
Раскачивая люльку, она монотонно запела:
- А-а... Баю, баю, ка-ча-ю... Спи, голубенок, спи... а-а...
Сазон Миронович и Незовибатько мирно пили водку, поджидая прихода Сидоровны, беседовали. Меркулов рассказывал о своих тюремных злоключениях. Но вот вошла Сидоровна с припухшими от слез, покрасневшими веками. Мужчины замолкли, выжидающе поглядывая на нее.
Некоторое время она сидела с закрытыми глазами и молчала, словно обдумывая, что ей сказать. Потом она порывисто схватила свою недопитую рюмку, выпила.
- Слов нет, - сказала она медленно, растягивая слова. - Жалко мне дюже Конона... Дюже жалко. Человек он хороший, обходительный. Любовь поимел ко мне, несчастной, когда каждый тыкал в меня пальцем: дескать, жена врага народа. Проходу, бывало, по улице не давали, улюлюкали... А он вот не на что не поглядел, дитенков моих усыновил, на мне женился... Спасибо тебе, Конон Никонович, за все... Но а все-таки останусь я с Сазоном, с ним и жить буду.
- Ну, стало быть, вопрос решен, - сказал Незовибатько и глянул в окно. - Рассветает. Пойду поищу себе квартиру.
- Может, у нас бы побыл бы? - нерешительно спросил Меркулов.
- Нет, пойду.
III
Дела художественного салона шли отлично. Константин благодушествовал... и старел. Он несколько ожирел и стал рыхловат. Голова его побелела. И все же, несмотря на свои пятьдесят восемь лет, он не производил впечатления старика. При помощи косметических средств и массажа морщины на его лице смягчились, сгладились. Пышные, белоснежные волосы красиво оттеняли смуглую кожу его лица.
Одевался Константин изысканно. Трудно теперь было узнать в нем бывшего офицера, донского казака. Это был типичный французский буржуа.
Люся не раз говорила Константину:
- Костенька... Давай поженимся... Мы уже люди пожилые, неудобно так жить...
- Ты, Люся, ничего не понимаешь, - отвечал Константин. - Нельзя мне жениться на тебе. Ты тогда будешь просто мадам Ермакова. Все титулы твои как мыльный пузырь лопнут. А ведь они украшение, приманка для салона нашего.
Константин теперь уже давно перебрался на квартиру к Люсе. Жили они в полном согласии, без ссор. В будние дни Константин работал в салоне, Люся занималась домашними делами. А по воскресеньям уезжали в собственном автомобиле куда-нибудь на прогулку за город. Раза два ездили в Мурэель к Максиму Свиридову.
Однажды во второй половине мая Константину позвонил знакомый француз.
- Алло, мсье Ермаков! - зазвучал его бархатный баритон в трубке. Говорит Понсе. Здравствуйте!.. Не хотите ли вы со своей супругой вместе с нами поехать покататься по Парижу? Я вместе с женой заеду за вами.
Понсе был владельцем шикарного магазина, торгующего изделиями изобразительного искусства. Отказываться было неудобно. Константин был связан с этим магазином, сбывая туда продукцию своей студии.
Вскоре маленький, толстенький, суетливый Понсе во фраке, с цилиндром в руке, появился в гостиной.
Все уселись в просторный блестящий, словно только что начищенный ботинок, черный лимузин Понсе.
- К Булонскому лесу, - сказал хозяин шоферу.
Легкие фиолетовые сумерки окутывали вечерний Париж. На улицах зажигались вертящиеся, прыгающие огненные рекламы. На тротуарах было людно, особенно на Елисейских полях.
Булонский лес стоял молчаливый и загадочный. Гуляющих было мало... Изредка лишь из какой-нибудь аллеи вдруг, как видение, появится изящная амазонка в блестящем шелковом цилиндре с развевающейся вуалью и исчезнет за каким-нибудь толстенным раскидистым платаном. А вслед за ней торопливо проскачет на разгоряченном скакуне всадник в берете...
Заехали в один из шикарных аристократических ресторанов. Метрдотель указал им столик.
- Пожалуйста, господа... Сейчас к вам подойдет гарсон.
- Смотрите, мсье, - озираясь, в восторге шептал Понсе, - вон там, налево, сидит министр финансов... А там вон, правее, в монокле сам Рокфеллер... Недавно приехал из Америки... Миллиардер, - благоговейно выдыхает маленький француз. - Подумать только!.. А рядом с ним английский посол...
Всюду, куда ни глянь, баснословная роскошь, элегантные фраки, мундиры, изысканные туалеты дам, бриллианты, жемчуга.
В трепещущих радужных огнях кружатся в вальсе пары. Какие чудесные элегантные вечерние туалеты! Белоснежные воздушные, золотистые, брызжущие искрами, муаровые... А сколько здесь прелестных горящих женских глаз!.. А сколько зацелованных декольтированных плеч и спинок...
Над толпой, как легкий морской прибой, плещется шутливый говор.
- Поймите, мсье, - в упоении говорил Понсе. - Это цвет Парижа... Франции!.. Это же рай!..
На что ж Константин многое повидал на своем веку, но здесь он чувствовал себя робко, неуверенно. А о Люсе нечего и говорить. Ничего подобного она в своей жизни не видела. Все вокруг казалось ей сказкой.
- За великую Францию и французский народ! - произнес тост Понсе, поднимая бокал с искрящимся вином. Но выпить ему не удалось. Вдруг танцевавшая, кутившая публика заволновалась, о чем-то бурно заговорила... Многие стали поспешно покидать ресторан.
- В чем дело, Понсе? - спросил Константин.
- Сейчас узнаю, - сказал тот и исчез в толпе. Через минуту он вернулся бледный, перепуганный.
- Большое несчастье, - пролепетал Понсе дрожащим голосом. - Немцы, не встречая сопротивления наших войск, подошли к побережью Ла-Манша... Не нынче, так завтра будут в Париже... Эжени, идем, - сказал он жене.
Когда они все уселись в машину и поехали, Понсе спросил у Константина:
- Что вы предполагаете делать? Ведь если немцы войдут в Париж, они нас не пощадят. Мы с вами бывшие офицеры, вы даже генерал. Оба участвовали в первой мировой войне.
- Гм... Я еще не думал об этом. А вы что, решили удирать из Парижа?
- Непременно, сейчас же, сегодня. Вон, смотрите, - указал он в окно, - предусмотрительные люди уже едут...
- А как с женой?
Понсе нерешительно и виновато взглянул на тоненькую изящную свою жену, которая ко всему тому, что говорил он, относилась, видимо, спокойно.
- Ну, Эжени, конечно, останется дома. Я не думаю, чтобы фашисты причинили ей неприятности... А бросать без присмотра дом, мою богатейшую коллекцию картин было бы крайне неразумно. А как вы - останетесь?
- Я еще не решил... Если надумаю уезжать, позвоню вам.
Но когда Константин приехал домой и встретил умоляющий взгляд Люси, он решил, что никуда не уедет.
- Мы с тобой, Люся, здесь ни при чем. Воюют немцы с французами. Россия ведь не воюет... Пошли они все к чертям! Заварили кашу, пусть сами расхлебывают... Наше дело - сторона.
На следующий день Константин видел, как по улицам Парижа двигались огромные толпы беженцев. Нескончаемыми потоками они тянулись через столицу Франции с севера на юг... Автомашины, экипажи, двуколки, крестьянские громоздкие колымаги, загруженные до отказа домашним скарбом, толпы стариков, женщин, детей с узлами, чемоданами, тачками, детскими колясками, велосипедами, с тяжелыми тюками, увязанными веревками и ремнями...