71875.fb2
- А я только с хутора вернулся, - заговорил Выговский, - писцы оповестили, что ты прибыл.
Пропустил Капусту вперед. Прошли через длинные сени, Выговский откинул тяжелую бархатную завесу, впустил гостя в большую залу. На парчовой скатерти, покрывавшей стол до самого пола, играли лучи солнца.
- Не слыхал еще новостей наших? - спросил Капуста, скользнув взглядом по картинам, развешанным на стенах.
- Про гетманшу слыхал, - спокойно ответил Выговский и спросил: Поснедаем?
Он дважды хлопнул в ладони, и на пороге вырос джура:
- Подать сюда горелки! Может, ты вино будешь пить?
Капуста безразлично пожал плечами.
- Вина! - приказал Выговский. - Вот тебе и гетманша! Что же там сталось? - спросил, щуря глаз, словно ему мешал солнечный свет. Но солнце как раз светило в глаза Капусте, и Капуста отметил про себя, что спокойствие хозяина деланное.
Закуривая трубку, Капуста проговорил:
- Пани гетманова, видать, плохо кончит, Иван. Дорога у нее одна - на виселицу.
- А на вид смирная была, - покачал головой Выговский. - Никогда бы не подумал, что на худое способна. Вот негодница! А как же гетман? Что он?
- Приказал взять под стражу и учинить розыск.
Выговский не сказал на это ни слова, разглядывал ровно подстриженные ногти. Он хорошо знал, что значит <учинить>... учинить>
Джура внес кушанья. Поставил вино, пододвинул тарелки, вилки и вышел. Выговский положил Капусте на тарелку колбасы, налил вина. Подняв кубок и заглядывая в него, Капуста сказал:
- Собиралась подсыпать гетману отравы в вино...
- А, чтоб тебя! - развел руками Выговский. - Говоришь так, словно и я собираюсь с тобой такое сделать. Давай, Лаврин, поменяемся кубками.
- Что ж, давай, - согласился Капуста.
Они обменялись кубками. Выговский засмеялся. Нехотя жевал жареную колбасу, краем глаза ловил выражение лица Капусты. Кто его знает, что у него там на душе, что в мыслях? Если бы на то воля генерального писаря, то сперва надо было бы спровадить в пекло Капусту, а уж потом... Его мысль прервали слова Капусты:
- Недалеко видят паны из Варшавы да ихние иезуиты. Смотрели бы лучше у себя дома...
Выговский тихо спросил:
- А как же ты дознался об этом, Лаврин?
- Добрые люди предупредили, Иван.
Ковыряя вилкой колбасу, Выговский возмущался:
- В какое время задумали! А?! Ты понимаешь, Лаврин? Перед самым походом. Хитро задумали, хитро.
- Крайза нашли нынче в яме, за восточными воротами, - вдруг сказал Капуста, поглядев в глаза Выговскому. - Убит выстрелом в затылок.
Выговский откинулся на спинку кресла. Тоненько звякнул вилкой по тарелке.
- Крайза? - переспросил глухим голосом.
- Его.
- Что ты нынче, Лаврин, все меня такими новостями угощаешь?
- Каждую новость понять можно. Терпение и настойчивость. Лучшего способа для этого и не ищи.
- Мне этот совет ни к чему, эти дела не сведаю. Вот дай мне универсал какой-нибудь написать или там грамоту панам сенаторам, так, чтобы у них под ребрами зачесалось, - это сделаю и сделаю как надо.
- Пойду, Иван.
- Что ж так торопишься, Лаврин? Не поел, не отдохнул, наговорил такого, что голова кругом пошла, и бросаешь одного? Я тут один, без вас, закрутился. Гетман когда будет?
- Приказал тебе в Корсунь ехать. А когда сам сюда - неизвестно. Бывай здоров.
Снова, как учтивый хозяин, генеральный писарь пропустил вперед Капусту, откинув завесу, чтобы гостю удобнее было пройти. Бросив через плечо взгляд на Выговского, Капуста сказал:
- Понимаешь - вот сюда, - задержался на пороге, тронув себя за затылок. - Вот так сзади, как, к примеру, я иду, а ты меня сзади. А?
Уловил в глазах Выговского испуганный огонек и, подняв голову, быстрыми шагами пошел через сени. За спиной услышал:
- Вижу, Лаврин, у тебя голова кругом идет от этих дел беспокойных, затуманилась...
- Нет, Иван, туман развеется, - и Капуста указал рукой на луга, видные с крыльца Писарева дома.
Над лугами расплывался, таял под утренним солнцем туман. Пар поднимался над землей.
...Выговский еще долго стоял на крыльце, опершись локтями о перила, устремив задумчивый взгляд в сизую даль. На джуру, который напомнил про завтрак, прикрикнул так, что того будто ветром смело в сени. Всердцах стуча каблуками по полу, возвратился в дом. Что это за посещение и что это за беседа? Неужели сболтнула что-нибудь на допросе эта проклятая баба? А что могла сболтнуть? Что она знает? А может быть, ксендз... Может быть, он ей... Нет, это невозможно. Крайз - тот знал, много знал. Что ж, Крайза нет. Крайз будет молчать. Как сказал Капуста: в затылок.
От одного угла горницы до другого десять шагов. Как долго можно мерить шагами это короткое расстояние? Выговский, ни на минуту не останавливаясь, шагает из угла в угол. Джуре, со страхом заглянувшему в горницу, приходит на память волк в клетке, которого осенью на ярмарке показывали цыгане. Вот точно так же ходил он из угла в угол, желтыми глазами, полными злобы, сверлил людей, теснившихся возле клетки.
Долговязый, коротко остриженный пан писарь, у которого волосы на голове торчат, точно волчья шерсть, в самом деле напоминает джуре волка.
Джура сидит в сенях на низенькой скамейке, обняв колени руками, удивленный и напуганный тем, что уловил сходство между волком и своим паном.
...В тот же вечер в корчме чигиринский пьянчуга Пилип, загадочно подмигивая двум подгулявшим казакам, шептал им на ухо:
- Казначея гетманского в потылицу - чвирк... Ночь темная, она не выдаст.
И дальше сказал пьянчуга Пилип такое, что казаки от его слов сразу протрезвились. Пригрозили ему виселицей и прогнали от себя, а Пилип подсаживался к другим в корчме, плел языком, что видел своими глазами, возвращаясь прошлой ночью с хутора Каменного, как возле яра за городом остановилась повозка и оттуда выбросили, словно мешок, человека. Повозка бешено помчалась дальше и, если бы Пилип не кинулся опрометью в кусты, наехала бы на него. Он может присягнуть, что то была повозка пана генерального писаря, - кто же не знает в Чигирине кованых, крепких повозок пана Выговского, сделанных где-то в заморских краях...
Пилипа в корчме слушали, но никто не проронил и слова, даром, что под хмельком. Лучше в такие дела не вмешивайся, не то будешь иметь дело с Капустой и попробуешь, каковы на вкус канчуки в крепости за Тясмином.
Шептали на ухо друг другу: