- Как ты сюда попал, мой славный овчар?
А сам уже смотрел не на собаку, а на Сашу-маленького, смотрел и улыбался во весь рот, потому что нельзя было не улыбнуться, когда перед тобой стоит вот такой плотный светловолосый малыш и задумчиво чешет оголившийся живот.
Он был босиком, в трусиках с помочами и в полосатой безрукавке, которая вылезла из трусов. Он стал еще более толстощеким, загар не прилипал к белому его личику, удивленному, смешливому, но еще настороженному, потому что не узнал, кто перед ним.
Осторожность все же пересилила неясные воспоминания, он бросился в калитку, там во дворе сидела баба Ира со своей сверстницей-гостьей, ухватил ее и потащил к калитке, указывая вытянутой рукой туда, где что-то такое...
- Иду, иду, пожалуйста, не тащи, - говорила Ирина Владимировна, уверенная, что у внука конфликт с собакой. А за ней уже шла заинтересованная Елена Кузьминична и тоже улыбалась.
Александр стоял за калиткой, рука его лежала на голове Архыза.
- Саша! Милый ты мой! - Никитина поцеловала его, а он только шире открыл глаза и уставился на свою мать. Еще новость!
- И ты здесь? - спросил он для верности, хотя такой вопрос мог вызвать только улыбку.
- Я, сынок, я. И Архыза, как видишь, взяла. Не удержалась, пожалела. Как можно оставлять его одного в такое время!
Женщины уже тащили гостя в дом, а Саша-маленький, вцепившись опять в Архызову шерсть, не спускал с Саши-большого любопытных глаз. Он требовал подтверждения.
- Узнаешь? - спросила бабушка. - Это кто?
- Шаша, - сказал внук и расплылся. - А где твое ружжо?
- Ах, ружье? Будет и ружье. - Александр поцеловал женщин, поднял Сашу-маленького и тоже поцеловал.
Хозяйка и гостья глянули друг на друга и вдруг заплакали.
- Как жизнь? - спросил Александр своего тезку, делая вид, что не заметил женских слез. - Ты потяжелел, Саша. Кормят тебя здорово, а? Или от солнца кавказского?.. Возьми-ка вот. Это тебе.
Саша-маленький сполз с его рук, чтобы вплотную заняться кульком. Когда взрослые входили в дом, он уже жевал батончик. И Архыз тоже жевал, потому что не мог отказаться от любезно развернутой конфеты. Плата за труд в роли верховой лошади.
- Ты ведь хотела позже... - сказал Александр матери, не упрекая ее, а все еще удивляясь тому, что она уже здесь. Завидная торопливость.
- Письмо меня смутило, Саша! Как ты ушел, тут вскорости и получила я письмо. Думала, гадала, где тебя отыскать, вспомнила, что ты хотел в Поляну заглянуть, ну и сама решила поскорей. Вот видишь, угадала встретить.
- Какое письмо?
- Обратного адреса там нету, но думаю - от Тани.
Щеки его загорелись. Он так ждал этого письма!
И пока Елена Кузьминична рылась в своей сумочке, пока искала очки, Александр стоял перед ней, в нетерпении переступая с ноги на ногу, не зная, что делать со своими руками, а со щек его никак не сходил жаркий румянец.
- Вот оно, вот, слава богу, не помяла... - Она передала сыну конверт с красными шашечками по обводу и облегченно вздохнула. - Ты уж не ругай меня, Саша, за Архыза, ему так хотелось со двора, так скучал он по тебе! Могла бы, конечно, соседям отдать, они бы ухаживали, но как посмотрела в его глаза, как увидела тоску безысходную, не решилась оставить. А уж Сашенька обрадовался собаке! Прямо с ходу подскочил к Архызу, и, представь, они сразу подружились.
Она говорила, говорила, а Ирина Владимировна уже хлопотала с закуской, звенела на кухне посудой. Архыз появился в открытой двери, лег там и не сводил глаз с Молчанова, а Саша-маленький, оставив кулек с конфетами, то сидел возле шерстистого бока овчара, уговаривал его встать и пробежаться еще раз, то теребил за уши и бегал вокруг, но ни голос матери, ни шум маленького Саши, ни другое движение вокруг - ничто не доходило до сознания Александра, сидевшего с письмом у окна.
Таня писала:
"...Что-то случилось со мной, милый Саша, в тот день, когда мы прощались, и ты сказал такие слова, такие... Я вдруг с удивлением и радостью ощутила теплоту собственного сердца, все во мне как бы оттаяло, и снова я почувствовала себя молодой, полной сил, устремлений, в ожидании и надежде на славное и милое, как в добрые дни нашей молодости, нашей дружбы. До чего хорошо жить!.. Ты только не подумай, Саша, что я способна шарахаться из одной стороны в другую. Нет и нет, тысячу раз нет! Просто я до этой встречи долго пребывала в каком-то замороженном состоянии и уже подумывала, что вся жизнь впереди будет у меня серенькой, тусклой и уж никакого просвета, никаких надежд. И вот ты, твои слова, которые до сих пор звучат в ушах..."
И еще в письме было много милой девичьей скороговорки о себе, о мелочах жизни, о работе. Оказывается, Таня ушла от Капустиных вскоре после рождения малыша, долго жила у своей сотрудницы, потом получила комнату в большой квартире, а теперь всерьез подумывает покинуть город и уехать к осиротевшей маме.
"Должно быть, мы скоро увидимся, Саша. Нам есть о чем поговорить, есть что сказать друг другу. Я с нетерпением жду этого дня".
Так заканчивала она свое письмо. Надеждой на встречу. Надеждой на счастье.
Александр прочитал его, невидящими глазами уставился в окно и добрые четверть часа сидел не шевелясь, отрешившись от всего мира. Обе женщины тихонько вышли из комнаты. Со двора доносилась быстрая, нескладная речь Саши-маленького, где-то гудел самолет, тикали часы, а он сидел, думал, и тихая радость наполняла его, а улыбка не сходила с лица.
Медленно, торжественно пробили часы за его спиной. Он удивленно вскинул брови. Что-то много раз они били, очень много. Ого, уже двенадцать! Как быстро, прямо-таки молниеносно пролетели утренние часы! И вдруг он закричал - нетерпеливо, по-мальчишески:
- Ирина Владимировна! Ма! Покормите меня! Я очень хочу есть, время обеда, а вы убежали куда-то!
Он вышел на крыльцо, сияя улыбкой, такой радостью, которую ни скрыть, ни затаить нельзя, и снова попросил есть, словно теперь почувствовал полную раскованность в молодом, сильном теле, сто раз уставшем за многодневный переход и нервное ожидание вот этого главного, что оказалось в Танином письме.
Архыз уже мчался к нему из дальнего угла сада. А за ним, спотыкаясь и не поспевая на своих коротеньких ножках, бежал растрепанный, покрасневший от игр Саша-маленький и после каждого падения хватался за трусики, готовые свалиться и погубить его мужской авторитет на глазах гостей и бабушки.
Обедали оживленно, весело, с разговорами. Женщины переглядывались и многозначительно улыбались. Все к лучшему.
Саша-маленький забрался к Молчанову на колени. Сбоку, касаясь босой ноги малыша, пристроился Архыз, он щурился от трудно подавляемого желания получить вкусный кусочек, от запаха пищи, от радости близкого общения с хозяином и терпеливо сносил заигрывания мальчугана.
Теплый ветер забегал в открытые окна. Он приносил запахи близкого моря и свежей зелени. На дворе колготились куры, где-то призывно блеял козленок, зовущий свою маму. Мирная сельская жизнь.
Стукнула калитка.
- Никак, Борис Васильевич, - сказала хозяйка и пошла навстречу.
И все встали из-за стола, пошли встречать. Потом усадили гостя за стол, он ел, поблескивая очками, и добродушно, по-стариковски смотрел на Александра и на Сашу-маленького, удобно сидящего на его коленях.
- Смотрите-ка, он сегодня ест как настоящий мужчина, - заметил учитель, кивая Саше-маленькому.
После обеда Молчанов вышел проводить Бориса Васильевича.
- Теперь я понял, почему вы утром засмеялись, - сказал он. - Вы знали, что мама и Архыз здесь. Решили сделать сюрприз, да?
- Я и еще кое-что знаю, Саша, - загадочно ответил Борис Васильевич. Сказать тебе сейчас или повременить?
- Ну зачем же? Конечно, скажите!
- Наверное, придется сказать. Если Таня уже не сделала этого прежде меня.
Молчанов остановился:
- Не томите...
- Ну так вот. В свое время мы обговорили с ней одно небольшое предприятие. Потом я получил от Татьяны согласие и даже заявление. Этот документ мы недавно обсудили на совете учителей, наше решение утверждено в районо. Теперь я могу сказать тебе, что в новом учебном году в нашей школе преподавать биологию будет знакомая тебе Татьяна Васильевна...