- Иди, Лобик. Ну же, ну...
Медведь вылез наружу, потянул воздух. Именно оттуда, от реки, так сильно пахло лесом, прелой листвой, спелыми желудями, холодом, росой, снежными горами... Свободой!
Еще плохо веря в происходящее, Одноухий пошел, вихляя задом. Ноги плохо слушались его, но с каждым шагом прибывали силы, дышалось чаще и глубже, мускулы получили наконец работу, по которой соскучились.
Метрах в двадцати сзади двигался Человек с собакой. Медведь часто оглядывался, но страха уже не ощущал.
Он дошел до обрыва. Дорожка, сделанная для экскурсантов, резко спускалась вниз, косо пересекая крутосклон. Местами огороженная перильцами, она была узкой и опасной. Медведь резво побежал по ней, и когда Молчанов подошел к обрыву, Лобик уже скрылся. Человек осторожно зашагал тем же путем.
В буковом лесу, где было совсем темно, почти под стенами старой генуэзской крепости, поросшей толстыми грабами, Молчанов увидел светящиеся глаза. Лобик ожидал их. Может быть, хотел поблагодарить?.. Глаза исчезли, едва Человек и собака вышли на поляну.
Дальше начинались джунгли.
Александр жалел одежду и не полез через колючки. Он свернул к реке и некоторое время в полной темноте двигался за Архызом то по правому, то по левому берегу, переходя вброд мелководье. Ему, как и Лобику, хотелось уйти подальше от места незаконного действия. Незаконного? Впрочем, как посмотреть...
Миновав усадьбу пригородного совхоза, Молчанов вышел на лесовозную колею и к полуночи оказался далеко от рощи, в глухом лесу. Здесь он набрел на полянку, заваленную сушняком, развел костер и, свернувшись с наветренной стороны у огня, сразу уснул.
Так спят люди, которым удалось сделать доброе дело.
Ни в эту ночь, ни в следующие дни странствий Одноухий ему не встречался, и Архыз не почуял медведя поблизости.
Вряд ли он скоро попадется на глаза людям.
Александр Молчанов изменил свой маршрут. Он пошел к ущелью Мзымты в Желтую Поляну.
Нужно было связаться по радио с конторой заповедника.
Глава одиннадцатая
ПЕСНИ ЧЕРНОГО ДРОЗДА
1
Пришел сентябрь, месяц Сухого Листа, небо над горами еще больше поголубело, а солнце расщедрилось и разогнало все даже самые маленькие облака, полностью очистив красивое небо. По календарю лето ушло, по погоде только разохотилось.
Сухой воздух свободно наполнял легкие, дышалось глубоко и вкусно.
Золотая осень. Переплетенные паутиной кусты, запах спелых плодов и бесконечное синее небо над головой.
Уплыли в прошлое драматические события в верховьях Ауры, чучело погибшего Хобы теперь возвышалось в центре самой большой комнаты природоведческого музея. Его гордо поднятая голова с венцом рогов застыла с таким выражением, словно был он бесконечно удивлен и до сих пор не хотел верить случившемуся; так с вечным недоумением в глазах он и застыл на годы, заставляя посетителей умолкать при взгляде на него.
О Лобике не было никаких вестей.
Проведав в Камышках мать, Александр Егорович вновь собрался через перевал, чтобы на пути, в последний раз за этот год, встретиться с ботаником и вместе осмотреть контрольные делянки на пастбищах. Зимой они решили написать в научный журнал о результатах опыта по допустимой нагрузке пастбищ; не подлежала сомнению истина, что количество травоядных копытных в заповеднике можно удвоить без всякого риска для лугов.
Выслеживая Рыжебокую, Молчанов нашел еще два стада из северянок, пришедших на южные склоны. Начало миграции, положенное погибшим оленем, обрадовало молодого ученого. Перевал уже не отпугивал оленей. Найдут они дорогу на юг до глубоких снегов - и в заповеднике вздохнут свободней: зимняя бескормица не будет бедствием для оленей, Причерноморье станет их вторым домом.
Какой пугливой теперь сделалась Рыжебокая, показала последняя встреча на верхних лугах. Заметив Человека с собакой, оленуха немедленно покинула стадо, с которым ходила, и через сорок часов Молчанов разглядел ее уже в долине верхней Сочинки, за двадцать километров от места первой встречи.
Поди-ка приручи!
Сразу после гибели Хобы, когда в Южный отдел прилетел директор заповедника, чтобы решительно наказать виновников и распрощаться с пособниками браконьерства, они вместе с Котенко обсудили новое положение.
- Мы все-таки наивные люди, - задумчиво сказал зоолог, когда речь зашла об олене и медведе. - Мы пытались наладить доверчивые связи с дикими зверями так, будто, кроме нас, в лесу никого нет. Молчанов, олень, медведь, собака... И все. Двое или пятеро прониклись этой благородной целью и сделали все, что могли для приручения. А рядом ходили или ездили двадцать или сорок лесников, шумели лесорубы, бродили туристы, которые при виде зверя вдруг сами дичают, начинают улюлюкать или стрелять. И все летит к чертовой бабушке. Желание - одно, атмосфера - другое. Пока каждый человек в заповеднике и вокруг него не проникнется чувством братства к дикому зверю, все наши начинания обречены на провал. Это ясно как божий день. Мне случалось быть на Аляске, в Северном заповеднике. Лишь двадцать лет спустя, после долгого периода жизни рядом с дружелюбным народом, олени стали настолько доверчивыми, что теперь подходят к автобусам с туристами и берут лакомства прямо из рук. Двадцать лет взаимного изучения и доверия! Так что, Саша, смирись. У тебя все еще впереди.
- Я нашел молодого Хобу, - сказал Молчанов. - Я займусь им.
- Похвально! И не успеешь поседеть... - Котенко деланно засмеялся и погрустнел.
- Все равно, - упрямо сказал Молчанов.
Директор внимательно посмотрел на него.
- Боюсь, что у вас не будет необходимого времени для этого, Александр Егорович, - сказал он. - Дело в том, что в самое ближайшее время на вас будет возложено множество новых забот и обязанностей.
- Не понимаю! - Молчанов пожал плечами.
- Через две недели лесничий Коротыч покидает свой пост. Он уходит от нас. Не подошел для работы в заповеднике. И вот мы посоветовались, спросили мнение Бориса Васильевича и решили назначить вас начальником Южного отдела. Так что, Александр Егорович...
Молчанов быстро глянул на зоолога. Котенко улыбался.
- А что, Саша? Это вовсе не значит, что ты оставляешь научную работу. Напротив, она приобретет размах.
- Ну, знаете... - Молчанов растерялся. В одно мгновение он вспомнил мать, ее желание переехать в Желтую Поляну, вспомнил, что Таня должна приехать туда на постоянное жительство, что Саша-маленький все еще здесь... И колхидские джунгли вспомнил, где когда-то его отец стоял с винтовкой, этот огромный лесной край, который теперь должен охранять он.
- Раз Борис Васильевич...
- Он нам и посоветовал, Саша. - Котенко положил руку на его колено. Все идет к тому, что ты обживешься здесь. И охотничий дом сделаешь действительно базой для ученых. И зоопарк, который, конечно же, нужен, хоть и начался так неудачно. Словом, дел много, их хватит надолго.
После этого разговора он ушел на север и теперь собирался к ботанику, а затем в Южный отдел, чтобы принять дела у Коротыча.
Договорились, что Елена Кузьминична приедет, как только продаст дом и распорядится хозяйством.
Уже перед уходом он связался по рации с заповедником, и вот тогда директор сказал ему о Бережном: пропал человек.
- Как пропал? - удивился Молчанов. Он знал, что дядя Алеха, просидев некоторое время в предварительном заключении, был отпущен под расписку и в тот же день, махнув рукой на эту формальность, ушел, как говорили, домой, в Шезмай. Ловить его никто не собирался, прокурор считал, что на суд он все равно явится. А теперь выясняется, что домой он так и не пришел. Неужели в бега подался? Для его возраста поступок более чем странный.
- Вряд ли, - сказал на это директор. - Но как бы там ни было, вы должны остерегаться. Мы дали задание лесникам поискать по тропам. Вы идете с Архызом?
- Да, беру с собой.
- Ну и отлично! Желаю легкой дороги.
Об этом разговоре Саша матери не сказал. Он и сам не очень верил, что "Сто тринадцать медведей" способен перейти на положение бродяги. Не тот человек.
Сопутствуемый добрыми пожеланиями матери, Александр Егорович с полной экипировкой ушел в горы.