Дея уже несколько часов неотрывно следила за проекцией подземелья. Практически все участники выбыли, остались только Ян, Родмила, да тот самый молодой Сагорт, что прибыл верхом на волке.
Смотреть, как они проходят испытания, оказалось довольно трудно. Звук отсутствовал, картинка была мутной, к тому же она отображала все подземелье, а участники разделились еще в самом начале. Но все равно было ясно, что Ян держится молодцом и, судя по всему, даже взял вначале инициативу в свои руки. Правда потом их группа таскалась за горбатым коротышкой и почему-то бросила его одного на берегу подземного озера.
По трибунам время от времени проносились отчаянные возгласы, всхлипывания и шепотки, пару раз даже аплодировали, будто участники могли это слышать. Деи казалось, что она единственная не понимает, в чем смысл испытаний и ей ужасно хотелось поинтересоваться у Влада, чего же у них там происходит, но она не решалась. Правда, когда Дея увидела в подземелье Яна, подходящего к полуголой девицы, она все же осмелилась и обратилась к Веду за разъяснениями.
— А на сколько испытания реальны, участники могут серьезно пострадать? — зашептала она, оборачиваясь к нему.
— Все препятствия, что они встречают в подземелье — плод их воображения. И тем не менее, опасность будет для них реальной. Сама — то как считаешь, побороть собственных демонов, серьезное испытание?
Дея была настолько поглощена трансляцией, что даже не обратила внимания, как Влад перешел на «ты».
— А мне одной непонятно кому, какие страхи принадлежат?
— Конечно, нет. Достаточно того, что их транслируют на всю площадь. Это же испытания, а не стена позора. Поверь мне, там воплощаются не те страхи, в которых можно легко, признаться, — уголок его рта дрогнул, выдавая подобие улыбки. — Вот, например твой парень, он всегда так робок с тобой?
Влад смотрел на Дею с высоты своего нешуточного роста, продолжая кривовато улыбаться, и на этот раз ей совершенно не понравилась его улыбка. Было в ней что — то хищное и неприятное, что-то такое с чем девушка прежде не сталкивалась.
— Во-первых — он не мой парень, — проговорила она. — А во-вторых — с чего ты взял, что он робок?
Влад небрежно повел плечами.
— Просто смотрел внимательно.
Дея решила, что глупо спорить, она и сама заметила — Ян как-то обмяк, когда возникло видение девушки. Конечно, Влад подумал, что это ее Ян увидел в подземелье, ведь именно она, а не кто-то другой провожала его на состязание.
Бросив робкий взгляд на собеседника, Дея снова наткнулась на его неприятную улыбочку и подумала, что это все-таки не испытания, а действительно стена позора. Ее лучший друг, такой сильный и мужественный испугался девчонки, и это обстоятельство не укрылось от проницательного Веда. Ей захотелось защитить друга, как — то оправдать эту его маленькую слабость.
— Мы с Яном росли в довольно замкнутой обстановке, — начала она. — Но даже если ты прав и он действительно робок с девушками, то это не беда, потому как они с ним не особо стеснительны, — она вспомнила Ждану и непроизвольно скривилась, замечая, как Влад всверливает в нее свои сузившиеся глаза.
Ее пробрал озноб.
— Подозреваю, что проблемы подобного рода возникают у него с одной единственной девушкой, — проговорил он нарочито медленно. Потом неторопливо, словно нехотя отвел взгляд и снова уставился на проекцию, где последняя троица уже шла по каменному залу освещенному волшебной пылью.
Развернувшаяся там сцена заставила сердце Деи на миг остановиться. Она с такой силой вжала свои пальцы в край скамейки, непроизвольно подаваясь вперед, что послышался хруст ломающихся ногтей. А когда Ян падал в нескончаемую бездну, она потеряла его из виду.
Дея тщетно искала в мутном отображении подземелья друга, но и Ян, и Сеслав исчезли. Зато Родмила по-прежнему была там, к тому же, чудесным образом раздвоившаяся — одна Ведунья лежала на земле в лужи крови, другая — (ее копия) стояла над бездыханным телом и в истерики заламывала руки. Тишина, в которой разворачивалась эта горестная картина, усиливала общее напряжение. По всем трибунам пошла волна оцепенения, лишая зрителей самой возможности дышать.
Сначала Деи почудилось, будто она смотрит немое кино времен Чарли Чаплина, столь нелепым и наигранным казалось отчаяние девушки. Но потом она вспомнила слова Влада, осознав, наконец, истинную силу страха. Бесплотный, эфемерный, пускающий извилистые корни в самую глубь твоего естества, он способен убить тебя медленно и мучительно, либо же в одночасье. Твой самый коварный и опасный враг — порождение твоего же ума.
Теперь Дея видела — отчаяние Родмилы было неподдельным. Девушка упала на колени и зарылась лицом в волосы своего двойника, сотрясаясь в рыданиях. Потом неожиданно и порывисто вскочила на ноги, не женственно утерла слезы рукавом и направилась в сторону одного из порталов, в глубине которого, как показалась Деи, мелькали языки пламени.
Из оцепенения ее вывел скрежет мозаики, она снова складывалась в ступени. А вскоре на поверхность вышла и сама Родмила. Она шла, будто железный дровосек на негнущихся ногах и затравленно озиралась по сторонам.
Трибуны взорвались аплодисментами. Кто-то крикнул — «черная роза» и вот уже все ярусы скандировали экспромтное прозвище победительницы.
— Черная роза! Черная роза! — орали сотни глоток.
Дея была настолько потрясена происходящим, что даже не заметила, как Влад поднялся с трибуны. Только что сидел рядом и вот уже идет навстречу к своей подруге. Высокий и изящный, с мнимой небрежностью он взял ее под локоть и провел по кругу. Возбужденный народ кричал и свистел. На ошарашенную Веду, посыпались цветы и поздравления. Толпа шумела, гудела как огромный колокол, казалось еще чуть — чуть и дома стоящие близ площади, зайдутся тряской.
И вдруг верхние ярусы трибун смолкли. За ними утихомирились и нижние скамейки. Дея услышала, как из глубины подземелья раздаются звуки шагов. По стеклянным ступеням взбирался пыльный и измотанный Ян, со своей безвольной ношей. Дея сорвалась с места, бросилась к другу и чуть было не упала, запутавшись в платье.
Прекрасная рубаха расшитая звездами была порвана, волосы и плащ припорошены пылью, в глазах читалась усталость и тоска. Дея обняла Яна и нежно погладила по голове, словно пытаясь утешить. Но чьи — то руки отстранили ее, чтобы принять у парня бессознательного Сеслава.
После, когда все закончилось, Ян и Дея сидели в его комнате и вспоминали, как выступал Вайес. Его речь была немногословной, но емкой — он возносил хвалы Родмиле и Яну за отвагу и находчивость, за отзывчивость и благородство душ, а еще за то, что смогли сплотить воедино соревнующихся между собой людей.
Ян уже было решил, что провалился и опозорил себя, поэтому никак не рассчитывал на столь громкие дифирамбы в свой адрес. Он конечно был уверен, что звание победителя должно быть присуждено Родмиле, ведь она, в отличие от него, свое испытание прошла.
Оказалось, что Ведунья страшиться смерти и ей привиделось, будто она разбилась вовремя падения и как бы смотрит на себя со стороны. Но она нашла в себе силы и шагнула в неведомое и неизбежное — туда, куда по ее мнению попадают все Веды после смерти. На деле же, она вышла на поверхность победителем.
Как и предвидела Омелла, всех остальных участников забрали из подземелья сразу после окончания турнира. Больше всего пострадал, граничный Страж, которого Ян вынес с подвесного моста. Его переломы оказались вполне реальными, и бедняге предстояло провести месяцы во врачевальнях Мрамгора.
Но даже это не сильно омрачило всеобщего ликования и восторга. Багортцы шумели еще долго и буквально на руках несли Родмилу и Яна до ворот замка, где победительница и отважный Ян (так его прозвали жители Багорта) должны были привести себя в порядок и отдохнуть перед балом в честь участников турнира.
Ян лежал на диванчике подле камина и ерошил еще влажные после мытья волосы, пересказывая Деи их злоключения в подземелье. Она тоже делилась своими впечатлениями стороннего зрителя, который чуть не до самого конца смотрел все в полном непонимании происходящего. Эпизод с обнаженной девичьей спиной оба деликатно опустили. Дея боялась того, что Влад окажется прав, и в видении Яна действительно была она. Ян же просто не мог сознаться подруге в том, что выставил на всеобщее обозрение, столь интимную сторону своей внутренней жизни. Ему казалось, что он своим позором замарал и Деину честь тоже.