Утро следующего дня было холодным и пасмурным. Туман накрыл озеро и поглотил весь лес, словно пытаясь спрятать от какой-то напасти. Дея поежилась, вылезая из шалаша. Спину ломило от непривычной жесткости, одежда отсырела и очень хотелось есть. С трудом оживив еле тлеющие угли, она подложила хворосту в кострище и, повесив над огнем свое платье, отправилась купаться.
Озерная вода освежила и придала ей сил. Русалки обтерли ее губкой, которая оказалась живой, затем расчесали волосы и накормили водорослями с рыбой. Деи такой завтрак был непривычен, но пока это было единственное, чего имелось в достатке кроме, конечно, ягод и грибов.
Одежда пропиталась дымом, но была теплой. Утешало, что ее плащ всегда оставался в идеальном состоянии; не промокал, не мялся и источал тончайший аромат кувшинок. Дея закуталась в него как в броню и направилась к дому Влада.
Покинув свои владения, она выехала на огромное поле, края которого терялись в тумане. На небольшом расстоянии от леса, стояла тонкая одинокая березка. Она словно бы заблудилась в мареве, пытаясь выжить в этом бескрайнем просторе, не дотянув всего десяти аршин до дома. Она стояла продуваемая всеми ветрами беззащитная и обнаженная. Ветер содрал с ее чахлого тельца почти все листочки, и тонкие ветви никли к земле, слегка раскачиваясь.
Дея остановилась подле нее и прикоснулась к стволу. Дерево молчало, оно было одиноким, неприкаянным. Она вспомнила как жила в том прежнем мире, который считала домом и поняла вдруг, что Ян прав — там они были словно эта чахлая березка — без роду и племени, без поддержки и защиты, лишенные возможности свершить предназначенное.
Постаяв у деревца еще немного, она двинулась дальше.
Как и в первое ее посещение усадьба Влада была сокрыта в тумане, но сегодня Дея заметила слабую точку желтоватого света у входной двери. Она прошла через незапертые ворота. Участок перед домом был не убран — дорожки устилала преждевременно слетевшая с деревьев листва, а под одним из дубов валялась пустая бутыль и потухший масляный фонарь.
Девушка прошуршала к входу в дом и постучала. Как и в прошлый раз никто не спустился. Она сделала еще одну попытку и снова ничего. Дея хотела было уже уйти и даже добрела до ограды, но оглянулась и задержала взгляд на зажженном фонаре, что висел у входа.
«Как долго может гореть масляный фонарь? — подумала она. — Что если хозяин пришел в ночи, а фонарь забыл на входе?».
Она развернулась и поторопилась исполнить задуманное, пока ею опять не овладела нерешительность. Схватив фонарь, Дея толкнула дверь и зашла в дом. Хозяина она звать не стала, а направилась прямиком на второй этаж. Спальня была не заперта, через маленькую щелку пробивался холодный свет и доносился тяжелый, сладковатый запах.
«А вдруг он не один?» — мелькнула неприятная мысль.
Она тихонько постучала, но ответом ей вновь было молчание. Осторожно приоткрыв дверь и заглянув внутрь, она увидела комнату располосованную лучами утреннего света. Пылинки танцевали в этом свету, было тихо и умиротворенно, Влад лежал на кровати со сложенными на груди руками. Дея оробела то этой покойничьей позы и, превозмогая дрожь в коленях, ступила в комнату.
На полу у самой кровати лежал Пес, скорбно уложив лохматую голову на вытянутые лапы. Он скосил на девушку свои глаза-фонари, но головы не поднял, продолжая пребывать в странной апатии.
Медленно, стараясь не смотреть на Пса, Дея подошла к Владу. В нос опять ударил тяжелый запах терпких трав и чего-то приторно сладкого. Девушку охватил мистический ужас, но она нашла в себе силы склониться к лежащему.
Первое, что она испытала — облегчение. Вед был неестественно бледен, но его обнаженная грудь мерно вздымалась.
— Влад, — позвала его Дея, но он не отозвался и даже не шелохнулся.
Дея обессилив, опустилась в стоящее неподалеку от кровати кресло и поставила на колени фонарь.
«Что же мне теперь делать? — размышляла она. — Дождаться его пробуждения или уйти? Что он подумает, когда увидит меня здесь, что забытая им дурочка вознамерилась преследовать его?»
Но долго размышлять ей не пришлось. Снизу послышались торопливые шаги и настойчивый женский голос зовущий хозяина дома. Дея вскочила на ноги, да так и замерла, вцепившись обеими руками в фонарь, когда в спальню ворвалась взъерошенная Родмила.
— Что ты здесь делаешь? — бросила она Деи и, не дожидаясь ответа, кинулась к постели.
— То же самое могу спросить и тебя, — недовольно отозвалась девушка, но Родмилу, похоже, ответ уже не интересовал.
— Как давно ты здесь? — спросила она, даже не оборачиваясь, а занимаясь осмотром спящего.
— Минут пять не больше, — ответила опешившая Дея.
— Ты пришла, он уже был такой? — продолжала сыпать вопросами Родмила.
— Да-а-а, — протянула Дея, наблюдая как Родмила безжалостно трясет Влада за плечи.
Он же на это бесцеремонное обращение никак не реагировал. Тогда ведунья отвесила ему пару пощечин, но и тогда на его лице не дрогнул ни один мускул, лишь Пес вышел из своего оцепенения, угрожающе зарычав на чародейку. Но та цыкнула, и собака снова приняла прежний меланхолически — выжидательный вид. А Родмила кинулась в кабинет и принесла оттуда светящийся кристалл. Открыв двумя пальцами глаз Влада, она направила на него лучик света.
— Он не реагирует! — в ужасе констатировала Дея.
— Проклятье! — выругалась Родмила, швырнув кристалл о стену. — Опять принялся за старое!
— Да, что случилось, можешь ты мне объяснить?! — не выдержав, закричала Дея.
— Ничего хорошего, — только и ответила Родмила, копошась в шкафу Влада. — Скачи в замок и разыщи Гория, — давала она указания Деи. — Пусть он возьмет все необходимое и немедленно едет сюда.
Дея смотрела в недоумении то на Влада, то на Родмилу, пытаясь удержать в трясущихся руках догоравший фонарь.
— Ну, что встала! — вскричала Ведунья, выхватывая у нее фонарь. — Живее, у нас мало времени. Он вот-вот приставиться!
— Да что мне лекарю — то сказать? — спросила перепуганная Дея.
— Просто скажи, что это опять началось, — торопила ее Ведунья, выталкивая из спальни. — Да, и если встретишь Вайеса, не говори где была.
Озадаченная и насмерть перепуганная Дея припустила в замок. Ее неопытность в верховой езде подвела, когда она попыталась пустить лошадь в галоп, девушка не удержалась в седле и, упав, рассекла бровь. Шатаясь, она поднялась на ноги и, не обращая внимания на стекающую струйку крови, продолжила скачку.
Когда она добралась до ворот замка, сердце ее было готово выпрыгнуть из груди. Отдав Дорену первому встречному конюху и, не говоря ни слова, Дея побежала к лекарю. Не чуя ног, девушка добралась до его рабочего кабинета, но там его не оказалось. Зато ассистент с коровьими глазами был на месте.
Как только он увидел задыхавшуюся Дею с окровавленным лицом, то тут же вскочил из-за стола и стал усаживать ее в кресло. Не заботясь о правилах приличия, Дея схватила графин с водой и хотела было осушить его прямо из горла, но Еша упел подать ей боле подходящуюю посуду. Одним глотком Дея выпила всю воду и сбивающимся, охрипшим голосом все же смогла объяснить, что помощь нужна не ей.
— Нужно срочно отыскать Гория, — прохрипела она. — Одному человеку необходима помощь.
— Но он сейчас на перевязках, — объяснил Еша.
— От того как скоро вы его приведете, зависит жизнь этого человека. Довериться он может только Горию, — настаивала Дея.
Еша не стал спорить и обещал привести лекаря с минуты на минуту. И о чудо! Сдержал слово. Горий ворвался в кабинет с той поспешностью, на какую только был способен и вопросительно уставился на Дею.
— Меня прислала Родмила. Она просит вас взять все самое необходимое и немедленно приехать в дом за городом. Говорит, это опять с ним началось и он… Он… — Дея не договорила, уронив лицо в ладони.
Лекарь выразительно и с чувством выругался, но принялся собираться, выкрикивая ассистенту указания. Тот метался по кабинету, скидывая в кожаный саквояж пузырьки и склянки, различные трубки и пинцеты.
Схватив под мышку собранный чемодан, Горий поспешил к выходу. Еша и Дея последовали за ним.
— Нет, вы остаетесь здесь и подготовите комнату. Ту самую, что ты уже однажды готовил,
— обратился он к ассистенту, и тот согласно закивал. — Но только после того как ты сбегаешь в конюшни и накажешь приготовить мне скорую карету с носилками. Да и приведи в порядок нашу Г оспожу, — бросил он Еше уже в дверях.
— Слушаюсь, — пискнул юноша и бросился исполнять указания.
Пока Дея ждала возвращения ассистента, время издевательски тянулось. Она не могла найти себе места, сначала мерила кабинет широкими шагами, потом села на стул, допив остатки воды прямо из графина и опустила голову на стол, кропя слезами гориевские бумаги.
Деи казалось, прошла вечность, прежде чем вернулся Еша.
— Идем готовить комнату? — спросила она, вскакивая из-за стола, когда он вошел.
— Это мы успеем, — ответил Еша, отчего-то краснея. — Сначала я должен обработать вшу рану.
— Да плесень с ней! — отмахнулась Дея. — Идемте лучше займемся делом.
Но юноша с коровьими глазами и пунцовыми щеками был на удивление непреклонен.
— Поверьте, Г оспожа, это не займет много времени. Я только смою кровь и обработаю рану.
— Ну, хорошо, — сдалась Дея, — только быстро.
Юноша осторожно смыл влажной губкой засохшую кровь, а затем, разведя розоватую эссенцию в мисочке, стал пропитывать ею Деину рану. Раствор ужасно щипал, и она попыталась отстранить юного лекаря, но он отвел ее руку, подув на рану.
— Потерпите, Г оспожа, — попросил он, — иначе останется шрам.
— Плевать, — отрезала она и встала со стула. — Идемте уже.
Еша глубоко вздохнул, но отставил мисочку со жгучим раствором и повел Дею, готовить комнату. Сначала они зашли в прачечную и взяли стопку чистого белья, а потом уже направились в больничное крыло. Там они взяли у сестры корзину с различными медицинскими принадлежностями, но вместо того чтобы зайти в одну из свободных палат, Еша повел ее в уже знакомый Деи коридор с витражными окнами.
— А почему мы не приготовили одну из палат в больничном крыле? — поинтересовалась она.
— Я думал вам виднее, — удивился Еша. — Вы ведь в отличие от меня знаете, к кому сорвался лекарь Горий.
Когда они прошли в конец коридора, он достал ключ и отодвинул тяжелую шпалеру, за которой оказалась дверь. Дею поразило, что стены в сокрытой комнате были с полметра толщиной и сплошь увешаны коврами. Удивило девушку и то, что в помещении отсутствовали окна. Но еще чуднее была кровать: низкая и с какими — то ремешками. Дея заозиралась по сторонам, но больше не обнаружила ничего подозрительного и принялась заправлять кровать. Еша расставлял на тумбочке непонятные приспособления и пузырьки с растворами. Потом он отодвинул одну из шпалер и скрылся за ней. Через минуту зажурчала вода, и вскоре ассистент вышел с наполненным кувшином.
— Здесь есть еще одно помещение? — спросила Дея.
— Уборная, — пояснил Еша
— Окна тоже спрятаны за шпалерами?
— Нет, окон здесь нет вообще.
Дея решила ничему не удивляться, ведь если эта комната предназначалась Владу, она и должна быть странной. Правда его собственный дом по меркам Мрамгора не особенно выделялся, хоть и был несколько мрачен и вычурен.
Подготовка палаты действительно не заняла у них много времени и почти час проведенный в ожидании, чуть не свел Дею с ума. Но, наконец, раздался долгожданный стук в дверь, и Еша поспешил отворить ее, впуская Родмилу и какого — то крепкого парня с носилками. Тело, что неподвижно лежало на них было с головой накрыто простыней. У Деи перехватило дыхание. Еша помог крепкому носильщику переложить пациента на кровать, и тот тут же удалился.
— Уже разместили? — заметил лекарь, входя в палату, сразу после того как ее покинул носильщик. — Можешь идти Еша, — приказал он.
— Но я мог бы вам пригодиться, — начал, было, юноша, но лекарь прервал его.
— Нет, мне поможет Родмила. Ступай.
И ассистент послушно удалился.
— Вам тоже лучше уйти, — обратился он к Деи. Но девушка не сразу поняла, что он обращался к ней. Не привычно было слышать от грубоватого лекаря «вы». — Дея, вам не зачем это видеть.
— Нет, я хотела бы остаться, — настояла она.
— Как знаете, — бросил лекарь, принимаясь раскручивать длинные трубки и вынимать из футляра золотые иголочки.
Родмила взяла у него иглы и, побросав их в жестяную посудину, залила спиртом, а затем подожгла. Когда они остыли, Ведунья насадила одну из них на трубочку и Дея подумала о капельнице, но все оказалось еще более неприглядно. Г орий развел в колбочке пурпурный раствор с тошнотворным запахом и подошел к Владу.
— Если и это не приведет его в чувства, можешь попрощаться с ним, — тихо сказал он Родмиле, но Дея тоже это расслышала и с такой силой сжала кулачки, что из ладоней засочилась кровь.
Родмила откинула покрывало и воткнула иглу в вену на руке Влада. Лекарь приготовил свой омерзительный раствор и уже поднес стакан к губам, но Веда опустила руку на ему на плече и попросила:
— Можно я?
— Пожалуйста, — ответил тот и отдал девушки стакан.
Та даже не поморщившись, отпила треть и, взяв в рот трубочку, впрыснула раствор в вену. После второго подхода ее вырвало, и оставшуюся эссенцию вводил уже Г орий.
Дею тоже мутило, но она оперлась о стену и, прикрыв ладонью рот, ждала, когда подействует лекарство.
Минут через десять по телу Влада пробежала судорога, и Г орий похлопал его по щекам. Ониксовые глаза открылись, и Дея отшатнулась, вжавшись в дверь. Взгляд Веда был бесцельно-блуждающим и абсолютно бессмысленным. Наконец, он остановился на Родмиле.
— О-о-о, — протянул Влад незнакомым слабым голосом, — Розочка, мой нежный цветочек, ты всегда была так добродетельна.
Родмила смотрела на него укоризненно.
— Жалеешь, что не удалось сделать меня таким же? — прошептал он и отвратительно рассмеялся.
— Сколько? — спросил Горий.
— Двадцать, — проронил Вед безразлично.
— Твою же мать, Влад! — не сдержался лекарь.
— Ей сейчас немного не до этого, — равнодушно ответил он.
— Зачем? — упавшим голосом прошелестела Родмила.
— Не зачем, а почему, — пояснил Вед и его охватил дикий, безудержный смех. — Если счастье не доступно, буду искать наслаждений, — прохрипел он.
— Не боишься в своих поисках, пасть слишком низко? — с отвращением бросила Родмила.
— Может я этого и хочу.
Дея так и стояла, вжавшись в дверь. Влад был чудовищен. Она почувствовала, как по щекам покатались слезы и уже хотела выбежать вон, но тут он заметил и ее присутствие. Деи показалось, что в этот миг ее саму затыкали иголками и по прозрачным трубочкам в нее втекает этот черный, мертвый взгляд.
— Какой чудесный сон, — простонал Влад. — Идите все вон! Оставьте меня с моими миражами.
— Это не видение, идиот, — рявкнул Г орий и воткнул ему в руку очередную иглу.
Влад встрепенулся, попытался поднять голову и сосредоточить свой взгляд. На секунду Деи даже показалось, что он стал осмысленным, но это было лишь мгновение. Глаза его снова потухли, а голова безвольно упала на подушку.
— Что с ним? — вскрикнула она, зажимая ладонями рот.
— Ступайте к себе, Дея, — попросил ее Г орий, так мягко, как только мог, — опасность миновала. Сходите, подкрепитесь и как следует выспитесь, у вас сегодня будет тяжелая ночь.
— Я сама справлюсь, — огрызнулась Родмила. — Она тут совершенно ни к чему.
— Справишься, справишься, — бросил лекарь, — до ночи, а потом с ним посидит Дея.
Но… — начала было Родмила.
— Никаких «но»! — отрезал Г орий. — Мне нужно, чтобы за ним неустанно наблюдали и день и ночь. Если с Владом что-нибудь случиться когда тебя сморит сон, его отец с меня семь шкур сдерет!
Покинув палату на негнущихся ногах, Дея дошла до своих комнат. Все ее действия походили на какое-то обывательское подчинение, как бывает, когда фокусник просит выйти вас из толпы зевак, и вы выходите и делаете все, что он велит. Вот и сейчас Дея словно марионетка подчиненная воле Гория переоделась и спустилась на кухню, чтобы попросить немного еды с собой.
Сердобольная тетушка Ведара собрала своей ягодке, целый узелок вкусностей и еще долго сетовала, что теперь некому будет помогать ей с фруктами. Но Дея слушала ее в пол уха, слух вообще будто бы отключился за ненадобностью. Вся она сосредоточилась на одной маленькой точке в своем организме. Эта точка натужно работала из последних сил, казалось, ее обматывают толстыми, шершавыми жгутами и стискивают, давят, а она старается не лопнуть, продолжая отбивать не вполне стройный ритм. И пока Дея отчаянно пыталась справиться с подступающей дурнотой, Ведара без умолку болтала, суетясь вокруг нее.
— Но как это поразительно, — щебетала она, подливая Деи горячего чая. — Моя ягодка выбрана Синем лесом в Хранители! Ну, что за невероятная история. А я — то думала, что это слухи, которые распускают трепливые поломойки.
— Нет, тетушка, не слухи. И мне, если честно, пора в лес, — извиняясь, проговорила Дея, вставая из-за стола.
— Конечно, конечно, моя Госпожа, долг зовет, но ты заходи иногда к старухе Ведаре за пирогами и сыром.
— Обязательно, — постаралась улыбнуться Дея, — после того завтрака, которым меня накормили мои Озерные прелестницы, ваша еда не просто великолепна, она кажется мне амброзией.
Ведара прослезилась и, наконец, отпустила свою ягодку. Дея забрала из конюшни Дорену и направилась в лес.
Два вопроса не давали ей покоя: с чего она решила, что Влад круглая сирота? И что за грозным персонажем был отец Веда, если его гнева опасался сам Горий.
Но найти ответа на эти вопросы Дея так и не смогла. Всю дорогу до леса ее преследовал образ Влада, его жуткий бессмысленный взгляд и безумный хохот. Она уже догадывалась, что за напасть с ним приключилась, но не знала, как должна была к этому относиться.
Если бы на его месте оказался кто-то другой она, скорее всего, осудила бы его. Но судить Влада было сложно. И потом в голове занозой застряли его слова — «не зачем, а почему».
«Действительно почему? — думала Дея. — Почему же он это делал? Он — величайший ум, гений можно сказать и столь низменная слабость». И все же это была его слабость и Дея не могла относиться к ней однозначно.
По прибытии в лес она обошла те места, где еще не бывала — окраины близ гранитного пласта. Там лес был в менее плачевном состоянии и все же многие ручейки пересохли, а ветви деревьев сходились так плотно, что зайти в лес с этой стороны было почти невозможно. Даже солнечному свету пробиваться сквозь лиственную шапку было сложно, поэтому деревья начинали медленно увядать. Хилые ели растопырили во все стороны свои тонкие иссохшие ветки, словно шипы.
«Что же я должна предпринять, чтобы лес позволил хотя бы солнцу проникнуть в его пределы?» — размышляла Дея, только теперь понимая, что она должна не только людей убедить в том, что с ее приходом лес станет безопасным, но и сам лес уверить, что в ее присутствии никто не осмелиться навредить ему. Но как это сделать она пока не знала, все ее мысли были заняты проклятым Ведом.
Как бы отвратителен он не был, а покидать больного она все же не хотела, но ей нужно было вернуться сюда на день, ведь эту, а быть может и следующую ночь, она проведет в замке, и что-то подсказывало Деи, что это будут не лучшие ночи в ее жизни. Ей предстояло узнать другого Влада. Она уже поняла, что он заносчивый, самоуверенный и при этом невероятно тонкий и даже романтичный, но, что он может быть настолько чудовищным Дея и не подозревала. Хотя сейчас, теневая сторона его души пугала девушку не так, как несколько часов назад. В конце концов, в этом был весь Влад — ироничный, противоречивый Вед. И эта его ирония позволяла ему смело сопоставлять и уравнивать возвышенное и низменное, трагическое и комичное, реальное и эфемерное. Он походил для нее на сказочного принца, которого необходимо извлечь из стеклянного кокона. Но она подозревала, что в этой сказке нет никаких гарантий, что он снова в него не попадет.
Угнетаемая этим мыслями Дея пораньше вернулась в замок, чтобы поспать в теплой постели перед своей ночной вахтой. Не прошло и трех часов как она завернулась в мягкое одеяло, и ее разбудил стук в дверь — пришла Родмила.
— Проходи, — сонно пробормотала Дея, отворив ей. — Я сейчас оденусь.
Веда зашла и села на диван в гостиной, а Дея ушла одеваться в спальню. Когда девушка вышла, Родмила смерила ее презрительным взглядом.
— Чем я тебе не угодила? — спросила Дея холодно. — Ты на меня так смотришь, будто я у тебя кусок пирога отхватила?
— Кусок пирога?! — с возмущением воскликнула Родмила. — Да ты у меня кое-что посущественней украсть пытаешься!
Дея ошарашено посмотрела на раскрасневшуюся Ведунью и только теперь поняла, что она была Владу не просто другом.
— Ты думала, он увлекся тобой? — продолжала Родмила. — Может оно и так. Но знай, никто не задерживался подле него дольше недели. А сколько таких птичек как ты всего было, уж и не вообразить. Он и имен то их не запоминал, просто звал всех пташками, чтобы не путаться.
— Значит, он никогда не был один, — констатировала Дея, чувствуя, как из нее стремительно вытекают жизненные силы.
— Он всегда один, — с поразительной болью произнесла Родмила. — Никто не в силах заполнить пустоту в его сердце.
— Даже ты? — спросила Дея с ноткой сарказма в голосе. — Ведь твоя неделя уже истекла, а ты все еще при нем.
— Моя неделя растянулась на три года, — с чувством превосходства ответила Родмила и усмехнулась, посмотрев на соперницу.
— И как же тебе удалось не наскучит ему? — с издевкой спросила Дея. — Может, ты все же знаешь, чем наполнить его пустое сердце?
Настроение Родмилы поразительно быстро менялось. Она уже не казалась такой уверенной и озлобленной как минуту назад. Уставившись куда — то вдаль, она заговорила:
— Иногда мне кажется, что вакуум не в его сердце, а там, где оно должно быть. Поверь, его неспроста назвали «мраморным».
— И все же, ты сумела задержаться подле него дольше других.
— Просто я никогда и ничего от него не требовала, — продолжала говорить Родмила не с Деей, а сама с собой. — Я благодарно принимала столько внимания, сколько он мог дать.
— Внимания? — изумилась Дея. — Не любви?
— Я не дурочка, — Ведунья, наконец, посмотрела на соперницу в упор. — И тебе советую не обольщаться. Любить, по крайне, мере как прочие, Влад не умеет. Он может быть галантен, внимателен и даже ласков, но не путай это с любовью. Ты всего лишь его маленькое увлечение, но это скоро пройдет, и он снова станет моим.
— Сомневаюсь, что Влад может тебе принадлежать, если он только галантен с тобой, — ответила ей Дея, направляясь к дверям.
— Он может быть не только галантным, но и неприятным, — бросила Родмила, уже скрывающейся за дверью Деи. — Не отвязывай его. Он захочет сбежать и тогда наша спасательная операция будет бессмысленной.
Дея поняла, что имела в виду подружка Влада, когда зашла в палату. Больной лежал на кровати, уставившись в потолок, его руки и ноги были пристегнуты ремнями, что опоясывали борт койки. Г орий возился со склянками. Эта сцена напомнила Деи кинокартины о концлагерях, и она содрогнулась.
— А, вы пришли, — обрадовался лекарь. — Надеюсь, вы поспали хоть немного?
- Да.
— Я оставляю его на вас, но если он изъявит желание посетить уборную, разбудите меня. И заклинаю, не покупайтесь на его уловки и не расстегивайте ремни, — добавил он шепотом.
— В прошлый раз он сбежал, и мы не могли найти его целый месяц. А когда все же отыскали, он был так изможден, что лечился все лето.
Дея сглотнула и согласно кивнула.
— Вот и отлично. Через пару часов к вам заглянет Еша и принесет бодрящий чай и чего — нибудь перекусить.
— Я справлюсь, — заверила его Дея, хотя сама не была в этом уверена. — Идите отдыхать.
— Ты уверена? — спросил Влад своим обычным меланхоличным тоном, когда за лекарем закрылась дверь.
— Нет, — ответила Дея честно, — не уверена, но я надеюсь, что ты не станешь меня испытывать. Ведь когда результат известен, игра теряет остроту, не так ли?
Влад тяжело вздохнул, продолжая разглядывать кладку на потолке. Дея поняла, что диалога не выйдет и устроилась в кресло, с принесенными из библиотеки принадлежностями для письма.
Влад так ни разу и не обернулся, пока Дея старательно водила по бумаге пером, пытаясь вспомнить те навыки черчения, что сумела пробрести в интернате. Наконец рисунок был готов, и она отложила листок в сторону.
— Ты пытаешься прочесть свою судьбу по кладке кирпичей на потолке? — обратилась она к Владу, не в силах больше выносить угнетающую тишину.
— Нет, — коротко ответил он.
Дея поняла, что к беседе Вед не расположен, и все же немного помедлив, она спросила дрогнувшим голосом.
— Почему ты не пришел на назначенную встречу?
— Не смог.
Выспрашивать было унизительно, но Дею ужасно подавляла недосказанность между ними.
— Я заходила к тебе домой, но тебя там не оказалось, — продолжила она все тем же дрожащим голосом.
— Решил прогуляться, — неоднозначно ответил Влад.
— В дождь?
— Чем тебе не угодил дождь?
— Да, в общем, не чем, — растерянно пробормотала Дея. — Просто для прогулок обычно выбираю погожие деньки.
— Не терплю однообразия, — отозвался Влад, по-прежнему не смотря на нее. — Даже вечная безоблачность утомляет, моя пташка.
Каждое сказанное им слово было гвоздем вбитым в ее сердце, а от последнего Дею чуть не перекосило, но она все же попыталась поддержать разговор, не смотря на то, что он не был приятным.
— К сожалению, у меня не было возможности проверить эту теорию. Там, откуда я прибыла, солнце жаловало меня не часто, в отличие от дождей.
— Я имел в виду климат иного рода, — пояснил Влад бесцветным голосом.
Он с поразительным упорством делал их разговор невыносим, и все Деины силы ушли на то, чтобы сдержать себя в руках и не расплакаться. Она перестала искать темы для беседы и снова принялась выводить рисунки на бумаге. Так они и просидели в полной тишине, пока не пришел Еша. Дея вышла к нему, чтобы принять поднос с чаем и рогаликами.
— Как он? — спросил ассистент.
— Угрюмо, — коротко ответила девушка.
От юного лекаря не укрылась Деина подавленность и он попытался ее утешить.
— Когда человек болен, он, как правило, угрюм. Но когда ему станет лучше, это пройдет.
— Боюсь, ему может и не стать лучше. По-моему, он болен душой.
Еша не нашел, что на это сказать и просто протянул Деи поднос.
— Спасибо, — поблагодарила она и скрылась за дверью.
Когда девушка зашла в палату, то чуть было не выронила свой ужин. Пристальный взгляд, в котором сквозила злоба и любопытство, был направлен на нее словно дуло пистолета.
— Что за орудия пыток ты тут понарисовала? — спросил Влад, щуря ожившие глаза.
— Орудия пыток — это то, чем тебя силились оживить, — ответила Дея, ставя на тумбочку поднос. — Причем пытку в этот момент испытывают именно те, кто пытается помочь.
— Что ты имеешь в виду?
— Пока Родмила впрыскивала тебе в вены этот омерзительный раствор, ее стошнило. Я всего лишь хочу облегчить жизнь врачевателей. Ваши методы работы… Как бы это помягче сказать. Несовершенны.
— А ты, значит, знаешь более совершенные методы?
— Представь себе, — с достоинством ответила Дея, и налив себе чаю, уселась в кресло.
— Объясни, как эти приспособления облегчат впрыскивания, — попросил Влад.
Дея отрицательно покачала головой.
— Объясни! — потребовал он, раздражаясь.
— Рогалик хочешь? — спросила Дея, издевательски улыбнувшись.
В бешенстве Влад рванулся вперед, но ремни приковывали его к лежанке, лишая возможности пошевелить даже кистью. Его буквально лихорадило от гнева, но Дею это порадовало. Она улыбнулась и больше не чувствовала себя незначительной пташкой.
— Тебе нравиться видеть меня жалким? — прохрипел Влад.
— Нет, мне нравилось смотреть на твое величие.
— Что же ты тогда здесь делаешь?
— Я не испытываю к тебе жалости. Ты сейчас скорее неприятен, но и это меня больше не трогает. Ты слишком неоднозначен и не мог быть лишь тем, кого разыгрывал в начале нашего знакомства. А нянчусь я с тобой потому, что хочу знать, каким еще ты можешь быть.
— Зачем? — спросил он, кривя рот.
— Ты интересен мне любой.
Деи отчего-то стало легко признаться ему в этом. Может потому, что за ширмой ядовитой колкости проглядывалась боль? И ей действительно не было его жаль. Она наслаждалось тем, что могла увеличить эту боль во сто крат, если бы только захотела.
— Я интересен почти всем, — вяло напомнил он ей.
— Да, но не такой как сейчас, — ответила она, улыбаясь и приподнимая бровь. — Такой, ты им противен. Всем, за исключением меня.
— Только не говори, что безвольный и не вполне вменяемый, я особенно симпатичен, — со злобой выплюнул Влад.
— Может в таком амплуа ты и непривлекателен, но я не осуждаю тебя. Я пытаюсь понять, почему величайший ум Мрамгора прибегает к столь тривиальным способам ухода от действительности? — говорила она вкрадчиво. — Что должно было произойти, чтобы «мраморный» Влад сорвался? Я не верю, что все это только ради удовольствия. Ведь ты сама сдержанность, твоей выдержке можно только позавидовать, а люди, которые балуются этой дрянью постоянно, не могут похвастать такими же качествами. Я задаюсь вопросом, а что бы сотворила с собой я, постигни меня столь же сильное потрясение?
Влад отвернулся от нее, пряча глаза, но Дея не дала ему поблажки. Она встала и медленно подойдя, склонись над ним, смотря в упор.
— Как думаешь, Влад, я сделала бы на твоем месте то же самое? Или я просто повесилась бы на ближайшей сосне в собственном лесу?
Она сощурила глаза и наклонилась так близко, что кончик ее носа соприкоснулся с его лицом. Влад сглотнул, но взгляда не отвел. Он смотрел на нее без злобы и надменности, без пафоса или едкости, а как раньше — глубоким, заставляющим поежиться взглядом. Во всем его образе проступала какая-то драматичная рельефность и на этот раз отвернулась уже сама Дея. Отвернусь потому что испугалась, что под действием этого взгляда ее злость развеется, и она снова превратиться в слюнявую куклу.
Остаток ночи они молчали, а затем под утро, когда Влад, наконец, перестал гипнотизировать потолок и заснул, пришла Родмила и сменила Дею. Уходя, она коротко взглянула на расслабленное лицо с приоткрытым ртом. Во сне Влад казался значительно моложе, наверное, потому что складка у переносицы разглаживалась, а обремененные знанием и опытом, совсем не юные глаза, прятались за веками.
Дея чувствовала себя разбитой и опустошенной и прежде чем вернуться в лес решила поспать. Не к чему заявляться туда в таком подавленном состоянии, решила она, ведь ей предстояло убедить лес в ее состоятельности как защитника, а в данный момент она сама нуждалась в поддержке. Особенно остро ощущалась потеря единственного друга. Деи казалось, будто у нее ампутировали, что-то жизненно необходимое. Ей не хватало человека, с которым можно было поделиться самым сокровенным, не хватало как воздуха. Она всегда воспринимала присутствие Яна в ее жизни, как нечто само собой разумеющееся, а теперь его не было рядом и все потому, что она сама вынуждена была гнать его от себя. Теперь, даже если они находились в непосредственной близости, то словно бы стояли на разных берегах быстротечной речки, что уносила все то, к чему они так привыкли.
Мягкая уютная перина расслабила Дею и она погрузилась в спасительный сон без сновидений. Проснулась она уже после обеда и прежде, чем отправиться обратно в лес, зашла к лекарю.
Двери ей открыл ассистент, сам же хозяин кабинета сидел за столом и перебирал бумаги, подпирая тяжелую голову рукой.
— А это вы, Дея, — он поднял глаза, и девушка обратила внимание, что под ними у Г ория залегли тени.
— Я только хотела занести вам это, — сказала она, кладя на стол свои зарисовки.
— Что это? — спросил озадаченный лекарь, разглядывая листки.
— Это чертежи врачебных принадлежностей, которые позволят вам облегчить некоторые процедуры. Вот это — шприц, — она указала на первый рисунок, — я думаю, у наших мастеров хватит ловкости соорудить его из металла, а колба может быть стеклянной.
И Дея подробно объяснила, как пользоваться шприцем. Затем она обратила внимание на второй лист, где изображалась капельница, и так же подробно объяснила, как и зачем ее использовать.
Пока Дея раскрывала Горию секреты медицины, Еша стоял рядом, переводя восхищенные взгляды с рассказчицы на занятные картинки и обратно. Сложно было понять, что потрясло его больше — удивительные приборы или то, с каким знанием дела рассказывала о них Дея. Г ория же познания Деи ничуть не поражали, он внимательно слушал, делая на листках с чертежами свои заметки, а затем поблагодарил девушку за неоценимый вклад в медицину и даже предложил чаю, чем крайне ее удивил. От чая она отказалась, решив, что лучше навестит Ведару и, сославшись на то, что ей пора в лес, попрощалась.