- Как сказать, - вдруг тихо возразил Иван Иваныч, старший из реставраторов, задумчиво погружая пальцы в первобытную бороду, - как сказать. А я считаю, что мы делаем большую ошибку, высокомерно пиная ногами наследие наших ближайших предков. Если памятники целой архитектурной эпохи погибнут, знаете, как нас назовут?
- Да Иван Иваныч! Это же псевдовизантийский, антихудожественный стиль! На кой, простите меня, черт!
- Нет, уважаемый Андрюша, это - последние образцы чисто русской, национальной архитектуры. Что там ни говори, а это была архитектура большого стиля, в создание которого было вложено колоссально много труда. Вспомни храм Христа-Спасителя в Москве. Какое было здание, какие мастера расписали и украсили его! А Исторический музей чем плох? Или росписи Сурикова, Васнецова, Врубеля, Нестерова?
Они чуть не поссорились, оставшись каждый при своем мнении. Вернусь домой, обязательно попытаюсь разобраться в этом и составить собственное мнение...
В Вологду приехали вечером. Подкатили прямо к местному музею. Здесь наши новые друзья должны были подготовить, упаковать и затем перевезти в Москву найденные на Севере старинные иконы. Они предназначались для экспонирования на готовящейся большой выставке древнерусского искусства в музее Андрея Рублева, в бывшем Андрониковом монастыре.
Шеф исчез в музее вместе с реставраторами. Мы начали засыпать, сидя в своих креслах, только Инга пробормотала:
- Братцы, а ведь сегодня, кажется, Иван Купала... Если бы мы не задержались в Москве, то были бы уже в лесу.
- И ты бы, конечно, нашла цветущий папоротник, указывающий на клад, закончил за нее Липский.
Инга не ответила. Да и все уже устали от дороги, от впечатлений, от споров. Наступило молчание, пока, наконец, не хлопнула дверца. Машина слегка качнулась, мы подняли головы. Это был Андрей. Его лицо показалось мне суровым.
- Дозвонился до речного вокзала, - озабоченно сказал он. - Дождей мало. Сухона в этом году маловодна, суда ниже каких-то там порогов не ходят. Нас это не устраивает. Придется добираться до Котласа железной дорогой. Вы нас не подбросите до вокзала? - попросил он шофера. - Я понимаю, вы устали; если трудно, мы как-нибудь доберемся сами.
- Можно, - секунду поколебавшись, ответил тот, включая стартер, - чего это ради вы будете таскаться с вещами на ночь глядя. Уж чего там, довезу.
По темноватым, скупо освещенным улицам быстро доехали до привокзальной стоянки и выгрузились как раз вовремя: нужный нам поезд уже стоял у перрона.
ЗАПИСЬ 5
Еще один барьер на пути к идолу взят! Корабль отваливает от причала и устремляется вниз по течению. Пусть это не бригантина с алыми парусами, а самая обычная железная коробка-теплоход, но важно, что мы плывем. Корабль мне положительно нравится: тут все массивное, прочное, надежное, все прилажено, все на месте, аккуратно покрашено. Пошел четвертый день нашего путешествия, я привык к тому, что под ногами нет твердой опоры, научился таскать тяжелый мешок, спать в любых условиях, при любой тряске. Чувствую себя отлично.
Мы забрались на кормовую надстройку, где затишек от встречного чувствительного ветра, и расположились между двух маленьких спасательных лодок. Я взялся за свою тетрадь, шеф-повар и повар-консультант стоят рядом на самой корме на фоне кружевной белопенной кильватерной струи. Андрей что-то быстро-быстро говорит, делая рукой внушительные жесты, другая рука лежит на поручне, почти касаясь руки Инги. Вершинина смотрит вниз, ковыряя ногой палубу. Слушает молча. А меня терзает ревность.
"Интересно, знает ли она о том, как я отношусь к ней? Наверное... Нужно внести ясность, - уныло думаю я. - Но какую? И каким образом? Но и молча томиться - тоже глупо"...
Ветер доносит с берега сложный, щекочущий запах смолы, набухшего в воде дерева и еще чего-то химического. Рядом останавливается группа туристов.
- Справа от вас - величественная панорама одного из крупнейших лесообрабатывающих комбинатов, - через микрофон вещает экскурсовод, - вот эти сооружения, мимо которых мы сейчас проплываем, построены недавно. Это комплекс для очистки сточной воды. С вводом его в эксплуатацию загрязнению реки навеки положен конец. Анализы показывают, что сбрасываемая вода ничем не отличается от речной.
Тут я заметил, что шеф-повар резко повернулась от кормовых перил. Легко по крутой железной лесенке взлетела к нам. Сегодня она была особенно хороша: волосы, обычно рассыпанные небрежно по плечам, были стянуты узлом на макушке, и выделялась длинная, нежная, чуть тронутая загаром шея.
- Что же вы спите, как барбосы, - принялась она тормошить членов фирмы, - вы только посмотрите, какая дикая, нетронутая красота кругом!
Действительно, чем дальше продвигались мы на север, тем мощнее, полноводнее становилась река, вбирая в себя многочисленные притоки. Берега отодвинулись от теплохода; стали чаще появляться поросшие лесом острова-останцы. Сизо-стальная грудь Двины выпукло блестела, и в скупых лучах нежаркого солнца с пронзительной ясностью далеко-далеко просматривались голубые зубчатые леса правого, низменного берега.
Подошел Андрей, взглянул на часы.
- По течению мы делаем тридцать километров в час, следовательно, скоро будем выгружаться.
Аспирант угадал. Вскоре наш теплоход, издав низкий протяжный звук, стал подваливать к пристани. Матросы, почти такие же зеленые юнцы, как мы, со сверхъестественной серьезностью на лицах неловко набрасывали причальные канаты. Мы сошли по ребристым сходням на берег и сбросили в кучу мешки.
Заведующий перевозками, в коротковатых дрянцовых импортных джинсиках, поскакал собирать информацию. Вернулся он, против обыкновения, мгновенно, на ходу весело декламируя:
- "Пусть лежит у вас на сердце тень, песнь моя не понравится вам: засвистит она, словно кистень, по пустым головам!"
- Юмор у тебя, отец, - мрачно сказал Сашка, - экспромт или домашняя заготовка?
- Серые кроты! Это же стихи выдающегося поэта Скитальца!
- Выдающихся стихов много, а я один. Что с катером? Плохо?
- С катером хорошо. Без катера плохо. Будет только завтра утром. Жаль. Тут и езды осталось - рукой подать!
Здесь, на Севере, дни удивительно длинные. Стрелка часов показывала поздний вечер, а солнце стояло еще высоко в небе, когда мы начали разбивать лагерь в полукилометре от плавучей пристани. Натянули четырехместную палатку. Вершинина поставила рядом свою, японскую.
Потянуло дымом костра. Я настроил приемник на какую-то веселую волну. Тонус поднялся, дело пошло быстрей. Улучив момент, я сбежал вниз по галечному косогору, быстро разделся и бросился в воду. Против ожидания, она оказалась теплой - градусов двадцать, не меньше. Я плыл старинными саженками, с наслаждением шлепая ладонями по упругой поверхности Двины.
Эх, до чего же жизнь хороша! Если бы еще поменьше комаров, не надо никаких Сочи! Никаких Гагр!
ЗАПИСЬ 6
Катер этот скорее можно назвать плавающим автобусом, чем настоящим судном: носовая часть тупо срезана, палубы, как таковой, нет, все пассажиры сидят в общем крытом салоне. Скорость большая: на глазок так километров сорок - сорок пять, а то и больше. Кроме нас, здесь всего с десяток разнокалиберного едущего народа. Двигатель сильно, напряженно гудит, и все поневоле молчат. Кресла расположены, как в обычном автобусе, только низко, почти над самой водой.
Мимо широких окон быстро пролетают лесистые берега. Река петлистая; повороты следуют один за другим. Теперь мне ясно, откуда взялось это название: Вилюга! Леса здесь не такие, как были под Вологдой; там строевые сосны стояли стеной, одна к одной, как свечи. Тут же голову высоко задирать не приходится, чтобы взглянуть на вершины, да и стоят деревья не так густо. Ельники, сосняки, кое-где над елями возвышаются отдельные деревья-богатыри.
- Это лиственница! - кричит мне в ухо Андрей.
Местами леса порублены, здесь и там видны черные следы страшных верховых пожаров. Вырубки и гари, впрочем, уже затягиваются свежей зеленью всепроникающих березок. Кроме порубок, почти не видать следов пребывания человека. Только изредка мелькнет участок разбитой, в глубоких колеях лесовозной дороги, и еще реже - чье-то одинокое жилье.
...Река внезапно раздваивается, катер, надсадно гудя, делает еще один поворот и влетает в левый рукав.
- Это, по-северному, полой, - опять кричит Андрей, - то есть протока!
На берегу видны большие рубленые избы, многие - в два этажа, и такие же большие, добротные хозяйственные постройки.
Между некоторыми избами верхом перекинуты закрытые висячие переходы. Такого я еще нигде, кажется, не встречал. Наше судно круто взяло к суше и пошло прямо на нее. Под днищем туго заскрипела речная галька, и катер встал как вкопанный. Никаких пристаней, причалов или хотя бы элементарных мостков. Гениальная простота! С носовой части были откинуты сходни, по которым мы и выбрались на берег.
- Давайте, друзья, договоримся, - дождавшись, пока все местные отошли подальше, сказал Андрей, - ни слова о наших делах при посторонних. Для всех мы просто туристы. Все контакты, касающиеся золотого идола, пусть лучше идут через меня, тем паче, что я запасся в университете верительной грамотой. На всякий случай. Север есть Север, тайга есть тайга, а люди всякие бродят по белу свету. Шутки в сторону, за легкомыслие здесь можно поплатиться... - И совсем уже другим тоном закончил: - Ну что, встанем лагерем или попросимся на постой?
- Конечно, лагерем, - загалдели мы, - для чего ехали? Даешь походную жизнь!
Мы облюбовали для бивуака высокий, покрытый редколесьем мыс невдалеке от поселка. Отсюда через низменную часть останца, сплошь заросшую осокой и тимьяном, хорошо просматривалось основное русло Вилюги. Правее, чуть ближе к Слободе, в тихом заливчике, красиво обрамленном желтоголовой купальницей, болтался на воде десяток-полтора лодок. Тут были и тяжелые, неуклюжие дощаники, и допотопные плоскодонки-перевертыши, настоящие душегубки; были и вполне современные "Казанки" и "Прогрессы".
Местечко у нас хорошее, продуваемое ветерком и поэтому не очень подверженное атакам комарья. Как только расположились, президент собрал членов фирмы.
- Слушай диспозицию на сегодня! Липский - дневальный, ну, еще там дрова, костер, Инга - обед, Ветров и Яковенко - найти магазин, закупить провиант, я - на разведку к местным властям. Сбор в шестнадцать часов.
- Все ясно, - скорчил рожу Митяй, тряхнув темными волосами-пружинками.
Но мне почудилось, что в его глазах мелькнула радость. И я по-белому позавидовал приятелю: ведь он оставался один на один с Ингой, к которой, без сомнения, и он, как говорится, неровно дышал. Уж он использует такой случай, такую романтическую обстановку, чтобы поговорить с ней "за жизнь". Эх, Ветров, опять ты проморгал! Но не просить же шефа переменить "диспозицию"... Несолидно.