Я уже и не вспомню, когда мы вот так по-братски оставались с Биллом вдвоем. Пожалуй, только во время поездки в Рим и первые часы после явления Даниила народу. Дней пятьдесят уж точно не виделись.
Мы шли по улицам Иерусалима, и я с удовольствием отмечал разительные изменения, произошедшие с городом. Так, например, в лавках появились сувениры с изображением Даниила, а у старого кладбища выстроилась гигантская очередь из заранее ждущих своего часа граждан. Правда, большинство из них дежурили явно не ради себя, и за немалые деньги были готовы уступить свое место богатеям из дальних стран. Бизнес — ничего не поделаешь.
Но, пожалуй, самым важным изменением, буквально бросающимся в глаза, стала перемена общего настроения в столице мира. Город успокоился. Традиционно разрываемый религиозными и этническими противоречиями, щетинящийся недоброжелательными взглядами хасидов и арабов, в районы которых чужакам лучше не соваться, Иерусалим переродился и предстал перед нами совсем иным. Он стал лучшим городом в мире, где для беседы с живым Богом не нужны телефоны и даже церкви, и все твои деяния у него на виду. Иерусалим — город, построенный на месте жертвоприношения Авраамом Исаака, вернул себе свое истинное предназначение. Он стал городом беспрекословного подчинения слову Всевышнего, местом, послушным его воле, полным доверия и любви.
И еще Иерусалим стал городом сплошной субботы. Люди понимали — Мессия пришел, и ему не надо мешать работать. Лучше чуть-чуть подождать — очередь дойдет до всех. А пока еще можно кое-что исправить! Во всем мире было крайне сложно найти людей, более рьяно соблюдающих все мыслимые указания Моисея и Иисуса, чем соседи Даниила. Во многом это было связано с тем, что особо непримиримые были вынуждены покинуть свои жилища, а вновь прибывших не надо было убеждать в Его предназначении.
Забавно — в городе воцарилась мода на хитоны! От этого все вокруг стало напоминать безразмерный голливудский павильон, в котором непрерывно снимается картина на библейские сюжеты. Только постоянно лезущие в кадр автомашины и массовка, болтающая по сотовым телефонам, мешала жить. После теракта в гостинице «Царь Давид» смерть забыла дорогу в этот город. Люди стремились исправиться и жить по заветам, так что нужда в полиции и армии отпала сама собой. Даже политики покинули свои кресла. Правда, магазины продолжали работать, да и деньги по-прежнему были в ходу, но уже скорее по привычке — нуждающихся не осталось. Многие состоятельные граждане, не задумываясь, раздавали свои состояния страждущим. Денег было так много, что специально созданный городской фонд никак не мог их потратить. Жители Иерусалима молили Даниила о беседах, и он стал проповедовать по воскресеньям в мечети Омара. Одним словом — хорошо, хоть где-то жизнь налаживалась.
Гуляя с Биллом по Старому городу, я не без удовольствия рассматривал эту новую для меня реальность и жалел, что не смог в Москве добиться такого же результата. В одной из лавочек я увидел майку с изображением Билла и зашел под навес пообщаться с продавцом. Хитрющий араб расплылся в улыбке и стал тараторить, какая это честь для него, что апостолы нашего Даниила (и он, закатив глаза к небу, произнес — да святится имя его во веки веков!) зашли в его никчемную лавку. Тут же появились традиционный кофе по-восточному, сладости и холодная вода. Я был уверен, что, пока мы будем здесь сидеть, на ближайшем столбе обязательно прикрутят табличку, гласящую, что это не просто лавка, а официальное место отдыха новоявленных апостолов Божьих.
Уже немолодой мусульманин легко приспособился к новой реальности. Он так же молился, как и все годы до пришествия Даниила, но теперь добавлял к имени Аллаха и его пророка Магомета еще одно. Это, конечно, несколько удлиняло процедуру, зато позволяло оставаться политически корректным. Довольно многие верующие, независимо от церковной и конфессиональной принадлежности, пошли по этому пути.
— Дорогой Хасан, — сказал я, с удовольствием отхлебнув изумительно вкусный кофе, — не мучай нас своим восточным хлебосольством. Просто скажи, в какую цену маечка с Биллом?
— Да как я могу брать с вас деньги? — всполошился араб. — Да пусть отсохнут мои руки, если такая мысль хоть на мгновение промелькнула в моей голове…
Я бросил быстрый взгляд в его сторону и сказал:
— Ты уверен, что этого хочешь? Думай, о чем просишь, а то может и свершиться.
Хасан побелел от страха, но смог выдавить из себя улыбочку:
— Грешен! Возникла одна просьба, но только одна.
— Слушаю тебя, — покровительственно сказал я.
— Можно, я возьму у вас автографы и размещу их на моей апостольской продукции?
— Зачем, — удивились мы, — ведь деньги тебе не нужны?
— При чем здесь деньги, хабиби, — залепетал продавец, — при чем здесь деньги? Просто у всего города такого нет, а у Хасана есть. Знаешь, как приятно?
Я многозначительно посмотрел на Билла — грех тщеславия Даниилу все же не удалось побороть. Моему брату захотелось продолжить игру, и он взял инициативу в свои руки.
— Скажите, уважаемый, — спросил Билл, — а майки с чьими портретами продаются лучше?
Хасан потупил глаза. Я даже не стал пытаться читать его мысли, так как происходящее в его мозгу напоминало круговерть барабана «Спортлото». — Вам не могу врать, — торопливо ответил Хасан, — оба хорошо идут! Но вас, уважаемый, сильно молодежь не любит. Эти ваши «окна», знаете ли, — Хасан долго подыскивал подходящие слова, — виснут постоянно! Так что в сердцах о вас много чего говорят. Некоторые даже покупали майки и рожки вам подрисовывали. Вы только не сердитесь…
Билл ухмыльнулся, достал из глубин хитона фломастер и размашисто расписался на майке со своим изображением. Затем еще раз посмотрел на свой портрет и быстро пририсовал ему симпатичные рожки. Полюбовался содеянным и добавил высунутый язык.
— Вот так в самый раз будет! — сказал Гейтс и отдал майку сияющему от восторга Хасану.
Я вежливо, но довольно решительно взял Билла под руку и вывел его из лавки на улицу. Отойдя шагов на пять, я махнул рукой назад, и майка с политически некорректными каляками, вспыхнув в руках изумленного Хасана, обратилась в пепел. Зато все остальные изделия с нашими изображениями оказались подписанными.
— Так, — улыбнулся я, — судя по не в меру самокритичному поведению, ты у себя в Америке наворочал дел почище моего?
— Ну да, — промямлил Билл, — а ты что натворил? Я был настолько занят, что не следил за происходящим в твоей части света.
— Я был добр: уничтожил весь цвет российской журналистики, провалялся три дня в обмороке, после чего обозлился на Еноха и попытался его грохнуть. Но так как на помощь ему явился Илия в своей долбаной колеснице, то деды удрали, а я по случайности привел к единому знаменателю все население города Красноярска. Таковы вкратце мои подвиги. Это я еще не беру во внимание созидательную часть — работу с общественностью, властью и прочую лабуду.
— Впечатляет, — присвистнул Билл. — Но я тоже хорош, отличился по полной программе!
— Уничтожил всех нелегальных пользователей твоего софта? — ехидно предположил я. — Или нет, еще хуже: дал интервью вражескому каналу, а не нашему другу Теду, и он довел тебя до истерики?
— Ты недалек от истины, друг мой, совсем недалек. Знаешь, я ведь сначала думал, что после всей мощи, продемонстрированной Даниилом, мне будет довольно легко общаться с согражданами, но оказалось, что я совсем не прав. — Билл обернулся на лавку Хасана, очевидно, вспомнив отзывы о себе, пожал плечами и посмотрел на меня:
— Во многом я повторил твой путь. Решив, что при столь разветвленной сети дистрибьюторов продукции «Майкрософта» мне будет несложно донести слово Даниила до максимального числа пользователей, я первым делом открыл сайт. Посадил туда обученных людей, в задачу которых входили ответы на просьбы страждущих и выдача им советов о том, как вести себя в житейских ситуациях в соответствии с Учением. Идея пошла на ура, и вскоре количество ежесекундных обращений превзошло все самые оптимистические прогнозы. Появились наши колонки в газетах, были запущены программы на радио и телевидении. Конечно, внутренне я был готов к тому, что нелюбовь многих ко мне никуда не делась и рано или поздно она проявится, но они ударили меня по самому больному месту. Гейтс сжался, будто его били прямо сейчас.
— Ты знаешь, как непросто складывалась моя личная жизнь и как счастлив я в браке. Жена для меня столь много значит, что когда они устроили этот… — Билл не смог продолжать. Спазм перехватил его горло, кровь отлила от лица, а на глаза навернулись слезы. Пытаясь их сдержать, он высоко задрал подбородок и учащенно задышал.
— Успокойся, — сказал я, — может, не надо об этом рассказывать?
— Надо, — ответил Билл, — знаешь, как тяжело держать все это в себе?
Я подумал об Эльге, и мне стало стыдно за себя. Вот Билл — молодец, любит свою до беспамятства, заботится. А я — вышел из дома в Москве в домашнем халатике и через Красноярск в Иерусалим нон-стопом. И ни слова домашним — а они там, наверное, с ума сходят. Хотя бойцы у меня грамотные, что-нибудь наплетут. Надо им каких-нибудь сувениров привезти, что ли, да и про подарки Эльге не забыть.
Тем временем Билл справился с волнением и продолжил:
— Так вот, эти ублюдки взломали мой сайт и разместили на нем омерзительную порнуху. Лица всех «актеров» и «актрис» были заменены на наши!
— Твое и мое?! - У меня аж глаза округлились.
— Да нет, конечно, — мотнул головой Гейтс, — мое и Мелинды.
— Боюсь даже представить, что ты натворил.
— Даже не пытайся, — всхлипнул Билл, — это просто фильм ужасов какой-то. Я вспылил сразу! Не думал и не выжидал. Я чувствовал, как эти люди прилипли своими мерзкими рожами к мониторам и стали разглядывать всю эту похоть! Как своими жирными липкими пальчиками они расстегивают брюки, вываливая похотливые фрагменты плоти, и начинают их мять, думая, что вступают в интимные отношения с моей любимой. Как они тянут свои блевотные губы к монитору…
— Прекрати, — меня передернуло, — а то узнаешь, что я ел на завтрак! Мутит от таких подробностей.
— Я возжелал им всем смерти, — продолжал Билл, — страшной смерти, и она пришла! Я физически ощущал, как к своим целям устремились ангелы смерти, ведомые моим желанием. Судя по рассказам судмедэкспертов, по неизвестной причине у всех, кто наблюдал в тот момент порнуху, взорвались мониторы, и мощнейший разряд неведомой природы обратил их в пепел. Примечательно, что тех, кто посещал этот сайт с нечестивыми мыслями, примерно в то же время посетило такое редкое явление, как одиночная молния. Причем, заметь, не шаровая! Некоторые из этих случаев произошли в закрытых помещениях, но сценарий повсюду оказался одинаковым. Стоит такой подонок где-нибудь в очереди, и вдруг разряд молнии. И все, вместо него серый пепел.
— Правильно ли я понимаю, что молнии — это образное выражение, так как ничего подобного ранее никто из свидетелей не наблюдал?
— Конечно, сам я их не видел… — Билл сделал паузу, смысл которой я оценил несколько позже, и добавил: — В тот момент.
— Должен тебе сказать, — перебил его я, — это прелюбопытнейшее зрелище. Они стремительны! Возникает ощущение, будто молнии сотворены из неведомого металла. Если быть точным, это никакие не электромагнитные разряды, это, братишка, ангелы смерти. С печальными суровыми лицами, пронизывающие своими стрелоподобными телами несчастных грешников. Наблюдать их за работой волнительно и тревожно — они клубятся, выбирая жертв, и от них не убежишь и не спрячешься. Не понимаю, почему их принимают за разряд молнии? Совсем не похоже — скорее это стрелы гнева!
— Согласен, — кивнул Билл. — Я смотрю, ты в России действительно покуролесил!
— Не отвлекайся, — отмахнулся я.
— Так вот, самая тяжелая судьба постигла разработчиков этого похабного контента и хакеров, взломавших мой сайт. Обратились в прах не только они, но и члены их семей. У одного было несколько любовниц, так их всех испепелило!
— А не проклял ли ты, братец, весь их род и всех их близких? — спросил я, состроив наигранно грозную мину.
Вместо ответа Билл опять стал играться со своими очками, снимая и лихорадочно протирая их.
— Слушай, прекрати, а! — не выдержал я. — Мы-то с тобой прекрасно знаем, что у тебя идеальное зрение, так что можешь выбросить свои окуляры!
— А что я тогда буду теребить? — возмутился Гейтс. Прочитав мою очевидную скабрезную мысль, он густо покраснел и укоризненно посмотрел на меня:
— Да, знаешь ли, имидж — в очках я для людей как-то привычнее. Так вот, на этом мои приключения не закончились. Вдруг все вокруг забыли о том, что я помогал любому страждущему и раздал все деньги неимущим. Все добро, когда-либо сделанное мной людям, в момент перечеркнули журналисты. История приняла совершенно неожиданный для меня оборот. Какой-то полицейский из Сан-Франциско озадачился исчезновением стольких людей и умудрился проследить, что единственное объединяющее их обстоятельство — ненависть ко мне и любовь к порнографии.
— Старичок, — засмеялся я, — таких пациентов процентов шестьдесят от всего половозрелого населения земного шара!
— Шути-шути, — обиделся Билл. — Тебе легко, а у меня был настоящий шок, когда газеты стали печатать списки пропавших. При этом сначала никто не связал все эти таинственные случаи поражения самых разных людей со мной, и когда этот полицейский выдвинул свои предположения, его сразу же подняли на смех. Я уже подумал — пронесло, хотя, с другой стороны, чего мне бояться, ведь по заслугам получили грешники, а не какие-нибудь случайные люди? Но не тут-то было. Я и представить себе не мог, сколько народу лазило на мой сайт за мерзкими картинками и, соответственно, скольких постигла кара небесная. Счет шел на сотни тысяч людей, среди которых оказались не только прыщавые программеры, но и сенаторы, конгрессмены, известные деятели культуры, бизнесмены, полицейские и агенты ФБР. Даже пара губернаторов! И что меня особенно огорчило — неслабое количество сотрудников «Майкрософта».
— Не может быть! — Я заломил руки в притворном ужасе.
Билл не почувствовал издевки в моем голосе и продолжал:
— На меня подали в суд и даже вручили повестку! Меня травили во всех газетах и по всем каналам телевидения. Вряд ли это могло пройти мимо тебя. Я потупил глаза. Действительно, о каком-то смешном скандале в Америке мне говорил Илья и даже клал на стол распечатки, но я был настолько погружен в решение своих российских вопросов, что жизнь колорадских жуков меня не интересовала. Билла не очень огорчила моя реакция. Ему надо было выговориться, так что он и не думал останавливаться:
— Меня представили этаким графом Дракулой, а моих обидчиков агнцами, тем более что многих из них было довольно сложно заподозрить в увлечении порносайтами. Мол, они мне на ногу в подземке наступили, а я их молниями по фейсу. Шизофреник, короче. Мне вспомнили все, даже тот факт, что мои друзья, то есть Даниил и ты, — родом из России. Не могу перечислить всех глупостей, озвученных в это время! Конечно, меня поддерживали друзья и даже президент, но когда и он мне на полном серьезе посоветовал взять хорошего адвоката, я вспылил и пошел по твоему пути — созвал пресс-конференцию. И что ты думаешь? Заявки прислало столько желающих, что пришлось снять «Мэдисон Сквер Гарден»! Ну, а там я устроил бойню почище твоей московской.
— Да, переплюнул ты меня! И сколько граждан США ты уконтрапупил, то есть, извините, осудил?
— Да боюсь даже прикинуть, — Билл шмыгнул носом, — но, по-моему, до миллиона недалеко.
— Силен! — Я уважительно посмотрел на Гейтса: — Только вот чего я никак не пойму — ведь мы с тобой действовали не в один день, так? Тогда почему ни тебе, ни мне Даниил даже не пытался подсказать, каким путем идти?
— У меня нет ответа, — сказал Билл, — должно быть, ему было не до нас. Много дел. Вот ведь вроде в Израиле жизнь наладилась?
— Какая жизнь?! - Меня аж передернуло. — В этом городе нет смертей, но заметь, что и рожать перестали! Что, разом у всех женщин младенцы не хотят вылезать из утробы?
— Не младенцы, — насупился Билл.
— А кто?
— Правильнее говорить — плод.
— Слушай, филолог, ты хоть понимаешь, о чем я говорю? Что ты придираешься по пустякам?! Посмотри — мы живем в странной реальности: апостолы в отдельных странах и для выборочных категорий граждан устроили настоящий геноцид, назвав его Страшным судом. Ничего не напоминает, не смущает? Как к нам могут относиться люди, если мы просто испепеляем их знакомых и родственников? Заметь, мы ведь начали не с преступников всех мастей, а пошли по пути личной мести. Убийц, насильников и казнокрадов мы не тронули…
Я замер — одна и та же мысль одновременно обожгла нас с Биллом. Мы переглянулись.