Удивительно — как люди умудряются жить и заниматься обычными делами, когда сравнительно недалеко от них, всего в паре часов лета, мучительно гибнет древнейшая цивилизация? Уже через несколько дней после нашего не самого удачного визита к Даниилу жизнь вошла в прежний размеренный ритм. На наши шеи развязно взгромоздилась истосковавшаяся по чужому горбу рутина. Приходилось решать множество задач, о которых мы раньше даже подумать не могли. Во многом стал понятен груз, прежде лежавший на плечах большевиков: взять власть еще полдела, вот как распорядиться — это вопрос!
Неожиданно возникли вопросы экономики и политики. Хотя мы и заручились полным пониманием со стороны Кремля, со временем выяснилось, что и он не всесилен. К сожалению, существует множество вопросов, на которые не найти ответа в Библии. Передать функцию разъяснения было некому, так что пришлось нам самим разгребать кучу запросов от органов власти разного уровня. К счастью, для этой работы идеально подошел Никита — вот уж где его таланты проявились полностью. Особенно он любил вопросы землеотводов и разрешений на строительство в Москве. Поначалу его решения пытались блокировать местные начальники, но Никита нашел довольно эффективный способ убедить их в собственной правоте. Собрав весь кагал в здании Моссовета, он воздел руки к небу и потребовал, чтобы волосы тех, кто принимает решение за взятки, покинули головы своих хозяев. А для пущей убедительности добавил: «И пусть кожа почернеет у них и у тех, кто принимает решения в интересах своих родственников!» Очевидно, что после этого все московские чиновники стали донельзя узнаваемыми людьми. Зрелище из негров-муниципалов с зеркально лысыми головами некоторое время забавляло всю столицу, но по просьбе Путина я все же вернул им прежний облик. Повременив пару дней из вредности. После этого все проблемы с коррупцией в Москве оказались решены.
Никита оказался совершенно незаменим и в разрешении бесконечных коммерческих споров, которыми я категорически не хотел заниматься. Да ко мне и не обращались после одного довольно комичного случая. С этим сумасшедшим графиком я уже не помню когда, но точно совсем недавно, раздается звонок. Звонит Слава Сурков. Чувствую по голосу, что в комнате он не один.
— Владимир Рудольфович? — говорит он. — Привет, как дела? Как Эльга, все ли нормально?
Одним словом, обычная вежливая прелюдия. Активно поддерживаю беседу и жду развития событий.
— Знаешь, тут у меня сейчас Миша Фридман, — через некоторое время выдавливает из себя Сурков, — и у него к тебе есть один короткий разговор. Ты не мог бы уделить ему минут десять-пятнадцать?
Я не стал спрашивать о том, кто такой этот господин Фридман. Я и так знаю — банкир, нефтяник, один из самых богатых людей страны. Не могу сказать, что встреча с ним входила в мои планы, но никакого повода отказывать Суркову я не видел. Так что решили встретиться, но от предложения заехать в банк я отказался категорически — остался ждать у себя в Апостольском приказе. Не прошло и пятнадцати минут, как мне доложили, что гость в приемной. Я попросил проводить его ко мне.
Конечно, Фридмана я видел не раз и был с ним хорошо знаком еще по своей журналистской работе. Сильный, волевой, очень умный, абсолютно безжалостный и феноменально жадный человек. Каждый раз, когда он смотрит на тебя, возникает живое ощущение, что он решает, как бы к тебе так подобраться, чтобы поудобней слопать. В его обществе чувствуешь себя кузнечиком, к которому уже пришла лягушка — прожорливое брюшко. Одет Фридман был так, что сходство с земноводной обжорой только усиливалось. Строгий костюм от Китона, идеально подобранные рубашка и галстук все равно не сидели, так как явно были куплены в надежде на то, что их хозяин похудеет. Но в борьбе с животом победителем вышел живот, который теперь гордо рвался на свободу, оттопыривая пуговички. Михаил был предельно честен и перешел в наступление сразу после приветствия:
— Владимир, я бизнесмен и могу сказать, что не самый плохой. — Он ухмыльнулся. Очевидно, ухмылка должна была означать, что проявленная им скромность — это намек на самоиронию. — Я не хочу лезть в ваши дела и выяснять, кто вы есть на самом деле. Христос, Антихрист? По мне — хорошо, что евреи и не коммунисты. Но есть у меня к вам пара вопросов. Все-таки коммерция в мире осталась. Не знаю, каким образом к вам приблизился Билл Гейтс, но «Майкрософт» точно в выигрыше.
— Билл — избранный! — напомнил я.
Михаил сделал жест плечами, который должен был означать, что он с этим и не спорит, хотя сам выбор и не одобряет.
— Хорошо, с этим понятно, — согласился Фридман, — но ведь и Тед Тернер сумел выправить свои дела и резко усилиться. Поймите, я не жалуюсь, но и мы, как группа компаний, вполне могли бы поучаствовать в вашем проекте.
— Каким образом? — поинтересовался я. Разговор становился забавным.
— У нас есть и собственные телевизионные каналы, и банки, и большой опыт работы с судами и с государственными органами управления.
— Взятки даете? — то ли спросил, то ли подсказал ему я.
— Нет! — возразил Фридман, да так, что я почти ему поверил.
— А что так, денег жалко?
— Жалко, — сказал Фридман, и вот тут я поверил ему сразу.
— Так как же тогда?! - удивился я.
— Очень по-разному, — ответил Михаил и тяжело вздохнул.
— Так от меня-то вы что хотите? У вас и так все есть.
— Понимаете, — вкрадчивым голосом произнес не самый плохой бизнесмен, испытующе глядя мне в глаза, — в нашей среде от близости к первому лицу зависит очень многое, практически все! С вашим появлением расстановка сил кардинально изменилась. Все традиционные схемы и понятия ушли. Ну, скажем, раньше Рома высоко стоял, потом Олег. Боролись они вместе то с Ходором, то с Гусем, то с Березой. Кто к Игорю зайдет, кто к Славе — ну, в общем, это наша внутренняя кухня, и так сразу ее не понять.
— Ну почему же, — задорно возразил я, — очень даже ясно! Кто с Христом ходит, тот и авторитет. Кто к нему ближе всех сидит, кто голову ему на грудь кладет, кого он словом удостаивает — тот и в законе. То Петр, то Павел, то Иоанн, то Матфей. Видите, Михаил, — у нас с вами подходы не сильно отличаются.
Фридман понял, что я над ним подшучиваю, и это ему не понравилось. Он сделал паузу и пожевал губы. Я услышал, как он мысленно приказал себе ни о чем не думать, «ведь Сурков предупреждал, что Владимир их читает».
— Молодец, Михаил! — сказал я. — И удар держите, и домашнюю работу выполняете. Не буду я вас мучить. Я не замена Путину, это он ваш Президент. Мне от вас никакой помощи не надо, хотя не удивлюсь, если выяснится, что от моего имени вы уже и обращались, и воспользовались.
По промелькнувшей ухмылке я понял, что угадал.
— Поймите меня правильно, — продолжал я, — тот факт, что вы сейчас живы и стоите передо мной, означает, что, в отличие от многих ваших коллег, вы не совершали смертных грехов. По крайней мере, лично. Но вопрос остается открытым — как насчет чистоты ваших помыслов? Если вы жаждете наживы — то я вам помогать не собираюсь, а вот если спасения — то сначала вам надо покаяться, причем чистосердечно. Вам есть в чем каяться?
— Это очень сложный вопрос, — ответил Фридман, повторно кусая нижнюю губу.
— Простейший! — воскликнул я. — Давайте я вам помогу.
С этого момента у нас с Михаилом и возникли основные расхождения. Все то, что он считал достижениями, по моим представлениям требовало глубочайшего раскаяния. Чем глубже я вникал в прошлое и настоящее моего гостя, тем грустнее становился. После последнего факта его отнюдь не безупречной истории христианской жизни, я понял, что больше не могу продолжать.
— Вот что, Михаил, — произнес я, давая понять Фридману, что подвожу итог нашей беседы, — я все понял. Единственное, что я могу для вас сделать, это посоветовать следующее: раздайте все ваше имущество и ступайте замаливать грехи в пустыню.
— У меня были иные планы, — насупился он.
— А мне наплевать, — ответил я и, подняв руки, отправил Фридмана, как он был, в своем Китоне, прямиком в Иорданскую пустыню. А имущество его, в том числе и заботливо запрятанное в оффшорах, перевел в распоряжение Никиты — он разберется, что к чему. Вот после этой истории предприниматели мне на глаза старались не попадаться и все как один толпились в приемной у Никиты.
Тем не менее было бы неправильно считать, что все мои бойцы отсиживались в кабинетах. Рады бы, но с прискорбием должен сообщить, что люди не способны делать даже самые элементарные выводы. Так что Илье и Табризу также пришлось самолично учить граждан уму-разуму. Каждый месяц все новые напасти обрушивались на Китай, а люди ни в самой Поднебесной, ни в других уголках планеты не делали выводов. Не каются, и все тут! Первую неделю после начала черной полосы в жизни КНР все телевизионные репортажи стартовали со сводки событий на Дальнем Востоке, но постепенно успокоились. Теперь гак, изредка, перед прогнозом погоды вспоминают об удивительных природных катаклизмах в Китае и о том, что еще одна пара сотен миллионов от очередной напасти погибла.
Цифры жертв потрясали людей только поначалу, а потом исчез даже спортивный интерес. Все благотворительные организации вдруг куда-то подевались. Да и кто будет оказывать помощь во времена Божьего суда — как-никак, все не случайно. Удивительно, но по всей территории России и ближнего зарубежья регулярно возникали разнообразные ереси, с которыми приходилось жесточайшим образом бороться. Нюх на таких отщепенцев развился у Табриза, а уж приводил их в чувство Илья. Тандем получился — загляденье! Всему виной была людская тяга к чтению и любомудрствованию. Наши граждане с диким рвением принялись постигать основы христианства и тут же воплощать их в жизнь. Остановиться никто не мог — лоб уже синий, колени в мозолях, но этого все равно было мало. Развелось множество лжепророков, которые стали требовать буквального воплощения всего написанного в Евангелии. Их последователи перестали хоронить мертвых, добывать себе хлеб насущный и, раздав собственное имущество, стали требовать того же от всех остальных, безжалостно забивая камнями сопротивляющихся. К счастью, в условиях низких температур такие шалости не приводили к появлению и распространению инфекций, а попробуй где-нибудь по жаре сотенку-другую трупов не захорони, и все — прощай, Краснодарский край! Тут-то и появлялись мои мальчишки.
Табриз действовал первым. Потихонечку и ненавязчиво он выяснял, что творится и кто баламутит. Искренне пытался помочь советом, пояснял, что самодеятельности не надо, что счастье большое уже наступило. Если что непонятно, можно спросить у апостолов и те все объяснят. Или, на худой конец, обратиться в церковь — с этой организацией работа уже была проведена. Случалось, люди вменяемые и сами наводили порядок. Таких мои ребята продвигали по иерархической лестнице, обещали поездку в Москву и аудиенцию с Царем-пророком. А кто упорствовал, знакомился с Ильей.
Ни в коем случае не стоит думать, что Илюша злой или жестокий. Совсем нет. Просто работа тяжелая, да и имя обязывает. Ведь и Илья-пророк был человеком, мягко говоря, не сахарным. Вон детишки как-то раз дразнили его плешивым, так он медведя позвал из леса и тот детишек задрал. А все равно ведь праведником считается, да еще и из первостатейных. Вот ведь какой чести удостоился — нетленный! Еде-то до сих пор с Енохом бегают да коварные планы строят — ну прямо как дети. Старики-разбойники. Так вот, Илья каждый раз относился к каре творчески — сначала внимательно определял, кого ему напоминает враг, и только потом решал его судьбу. Кому бесчувственным оземь грохнуться, кому в соляной столб превратиться, а кому каменьями побитым быть.
Больше всего ему нравилось посмотреть задумчиво на очередного бесноватого и спросить со значением: «А что, милейший, на работе горите? Ну так горите-горите…» И посмотреть, как несчастный оборачивается грудой пепла. К чести Ильи, прибегал он к этим мерам крайне редко и всегда страшно переживал, отчего мне то и дело приходилось его успокаивать. Что, впрочем, довольно легко получалось.
Собственный опыт помогал.