- Бог в помощь тебе, труженик, не будешь ты больше рабом! А будешь гражданином! Только не нужно враждовать, и нельзя допускать гражданской войны и смуты. У нас нет классов. Я, к примеру, хозяин завода, ты рабочий - все мы единый русский народ. У нас один враг - германец! У нас одна цель - победить! А для этого нужно побольше снарядов, винтовок и пушек. Разобьем поганого Вильгельма и спасем отечество!
- Сам иди воюй!
- Убивать своих братьев пролетариев не пойдем!
- Слазь с трибуны, крахмальная душа!
Но меньшевик никого не слушал и продолжал:
- Да поможет нам господь бог! Забудем распри и междоусобицы! В полном единении...
- Долой! Тащите его за ногу!
На трибуну вскарабкался колбасник Цыбуля. Он был весь красный от гнева.
- Геть вас усих! Желаем порядка, установленного богом и царем!
Кто-то схватил Цыбулю и стащил в толпу. За него вступились лавочники, содержатели кабаков, извозчики. Началась свалка. В этой суматохе я потерял Ваську. Мне больно отдавили ногу, и я юркнул в парадное какого-то дома.
3
Тут было теплее. Без картуза голова у меня совсем замерзла. Я огляделся. В просторном парадном вверх поднималась лестница с бархатными красными перилами.
Оттуда, сверху, донесся приятный детский голос:
- Геня, подожди меня, я одна боюсь...
По лестнице сбежали франтоватый мальчик в военном костюме, без фуражки и девочка в белой шубке.
За ними, звеня медным бубенчиком, прыгала маленькая белая собачонка. Она сразу же набросилась на меня с яростным лаем. Наверно, собачонке не понравилась моя засаленная телогрейка с длинными болтавшимися рукавами.
- Марго, перестань лаять! - прикрикнула на собаку девочка, но та вцепилась в мои штаны и трепала их. - Марго, ты слышишь? Я что сказала?
Мальчик в военной форме подошел ко мне. Он был похож на взаправдашнего офицера.
- Ты почему здесь? - спросил он строго.
От страха у меня пропали все слова.
- Я спрашиваю тебя, оборванец, почему ты здесь?
- Мне есть хочется, - пробормотал я.
- А мне какое дело? Уходи отсюда!
- Оставь его, Геня! - вступилась за меня сестра кадета.
- Почему не уходишь? - зловеще повторил он. - Может быть, ты хочешь узнать, что такое нокаут?
- Не надо, Геня. Посмотри, какой он бледный. Ты ведь рыцарь и не станешь бить слабого.
- Отойди, не мешай мне!
Кадет согнул руки в локтях и, прижав их к груди, запрыгал передо мной на одном месте.
- Защищайся, шмендрик!
- Оставь его, Геня, ведь он побирашка!
- Отвяжись! Лучше будь моим секундантом. Когда я опрокину его нокаутом, будешь считать до десяти.
Кадет продолжал прыгать, выставив кулаки, и вдруг ударил меня в лоб. Сестра кадета стала между нами.
- Перестань!..
Кадет нахмурился:
- Вечно эти бабы вмешиваются не в свои дела!
- Геннадий, как не стыдно, фи!
- Тогда пусть он убирается вон!
- Погоди. Я дам ему хлеба. Эй, побирушка, иди за мной! - И она побежала вверх по лестнице.
Сам не зная почему, я последовал за девочкой, шлепая по мраморным ступеням рваными опорками.
На втором этаже я остановился перед высокой белой дверью, где вместо ручек висели два медных кольца в зубах львов. Дверь была полуоткрыта. Я вошел и остановился пораженный.
То, что я увидел, было словно во сне. В огромном светлом зале окна поднимались от пола до потолка. На стенах в тяжелых золоченых рамах висели картины. А под ними выстроились рядком шелковые голубые кресла с гнутыми ножками. В кадушках росли какие-то деревья от пола до потолка. Из угла смотрела на меня высокая белокаменная женщина с отбитыми руками. Все это отражалось в блестящем, будто зеркальном, полу. В комнате пахло духами, откуда-то доносилась тихая музыка.
Будто во сне, глядел я на эту красоту, не в силах пошевелиться. "Неужели так живут люди?" - подумал я, и мне вспомнилась наша тесная землянка с сырым глиняным полом, где под кроватью жила мышь, а в сенцах за кадушкой прыгали серые земляные лягушки.
Девочка выпорхнула из другой комнаты и точно разбудила меня. Я неловко переступал с ноги на ногу.
- Зачем ты вошел, я тебе велела за дверью подождать! Ну вот, и наследил еще! Бери хлеб и убирайся!
Кадетка дала мне ломоть мягкого белого хлеба. От него ароматно пахло. Не зная, куда девать ломоть, я сунул его за пазуху и побрел вниз.
Когда я спустился с лестницы, кадет и его сестра уже стояли в дверях и смотрели на многолюдную площадь. Я прошел мимо них и остановился у парадного.
Митинг на площади продолжался, но драки уже не было. И не было нигде царских флагов, только красные полотнища трепетали над головами рабочих.
Я искоса наблюдал за детьми богачей. Ничего не скажешь, кадет был красив: ресницы длинные, брови стрелками, а лицо нежное, чистое, как у девочки. "И все-таки наш Васька красивее, - думал я, - жаль только, что ходит он в тряпье... А эти буржуи задаются... Подумаешь, цаца, побирашкой меня назвала!.."
Сестра кадета, глядя на рабочих, вдруг сморщила носик и сказала: