Город стоял по правую сторону речки. По другую шла степь - море полыни, кашки и молочая.
От речки поднималась крутая каменистая гора, на ней расположились нестройными рядами землянки, косоглазые, с длинными печными трубами, с крышами набекрень. Извилистые улицы ручьями сбегали с горы к речке.
Между этими улицами тянулись кривыми линиями тесные переулки. Они служили для свалки нечистот и назывались Грязными. По этим улочкам никто не ходил, и летом они густо зарастали лебедой, лопухом и колючками. Кое-где среди бурьяна желтели подсолнухи, выросшие сами собой на мусоре.
Грязные улицы были излюбленным местом наших собраний. Здесь решались все неотложные дела. Так было и в то памятное июльское воскресенье семнадцатого года.
Мы собрались на Грязной с утра. Причина была важная: предстояла битва с кадетами, битва не на жизнь, а на смерть.
Наш главнокомандующий Васька держал перед нами речь. Он стоял на опрокинутой тачке голый по пояс (рубашку стирала мать) и, потрясая кулаками, выкрикивал:
- Товарищи пацаны! До каких пор будем терпеть! Царя скинули? Скинули. Значит, должна быть свобода. А чего кадеты всю власть себе заграбастали и задаются?
Концы веревки, которой были подвязаны Васькины штаны, яростно болтались и подпрыгивали.
- Почему богачи учатся читать и писать, а нас в школы не принимают?
Золотистые, как пшеничная солома, волосы на Васькиной голове росли буйно и неудержимо. Они сползали клиньями на виски, на высокий лоб, а на затылке даже закручивались в косичку. Брови у Васьки были грозно сомкнуты, а голубые глаза метали молнии.
- Кадеты на ставок нас не пускают, купаться не дают, - продолжал он. - Вчера колбасник Сенька нашему Алеше Пупку голову проломил. Поглядите, вон у Алеши голова перевязана. За что сироту мучить? Мы с вами кто?.. Я спрашиваю, кто мы?
Ребята не знали, как отвечать, и помалкивали.
Мне захотелось поддержать Ваську, и я выкрикнул:
- Пролетарии всех стран!
- Правильно! - одобрил Уча.
А Васька, ободренный нашими возгласами, продолжал:
- ...И если мы пролетарии всех стран, что мы, ставок у кадетов не отвоюем?
- Отвоюем! - поддержали ребята.
- Что мы, кадетам по шеям не дадим?
- Дадим! - загудели голоса.
- Царя кто скинул?
- Я! - выкрикнул Уча.
- Правильно! - подтвердил Васька. - Я сам видел, как Уча и Абдулка за веревку тянули. Значит, ставок теперь наш. Верно я говорю?
- Верно, верно! - одобрительно кричали отовсюду.
- Тут кадеты письмо прислали, - сказал Васька, - сейчас Ленька прочитает.
Я взобрался на тачку. Абдулка Цыган, у которого под глазом красовался лиловый синяк - "подарок" кадетов, порылся за пазухой и вместе с обрывками веревок, гвоздями и цветными стекляшками извлек черный конверт. Посредине конверта зловеще белели череп и две скрещенные кости.
При виде страшного письма все подались вперед.
- Смерть! - прошептал кто-то.
- Тише, может, там бомба, - сказал Илюха.
Я вскрыл конверт. К моим ногам упала желтая двадцатирублевая керенка.
Стукаясь лбами, ребята бросились поднимать.
- Глянь, деньги! Зачем это?
Васька взял из рук Илюхи керенку, повертел и кивнул мне:
- Читай, Лёнь, потом узнаем.
Я вынул из конверта тетрадный листок в три косых. На нем синими чернилами крупным красивым почерком было написано:
- "Я вчера приехал из Петербурга, и мне пожаловались, что вы, оборванцы, не хотите повиноваться нам и даже деретесь..."
Прочитав это, я запнулся.
- Читай, чего остановился? - загалдели ребята.
- Тут руганье, - сказал я.
- Читай, - зашумели вокруг, - читай все подряд!
- "Кухаркины сыны, рабы презренные! Как вы смеете поднимать руки на своих господ? Свободы захотели? Я вам покажу свободу!.."
Я взглянул на ребят. Задрав головы, они в недоумении глядели на меня. Я продолжал читать:
- "А в общем, а ла гер, ком а ла гер*, как говорят французы, сегодня я приеду к вам с моим войском, и скажите там вашему сапожнику Ваське, чтобы он поклонился мне в ноги, когда приеду, а то я не люблю ослушания!.."
_______________
* На войне как на войне.
На этот раз поняли все и обиделись.
- А вот этого он не пробовал? - вскричал Уча, грозя костылем.
- Тише, не мешайте слушать.
Напрягая голос, я читал дальше: