Уча спросил:
- Почему называется "Батальон смерти"?
- Потому, что с этого батальона можно обсмеяться до смерти.
Васька взял керенскую двадцатирублевку и наколол ее на пику.
- Не признаем кадетов! Мы большевики!
- Вась, расскажи про Ленина, - попросил Абдулка.
- После боя, сейчас некогда.
Васька сложил два кулака трубками и приставил к глазам. Как в бинокль, он долго оглядывал окрестности, откуда должен был появиться неприятель. Кадетский фронт проходил по бугру, а наш понизу, вдоль речки Кальмиус.
- Еще рано воевать, расскажи про Ленина, - просили ребята.
Наконец Васька сел в густую лебеду. Мы расположились вокруг и затихли.
- Ленин добрый, потому что сам бедный, - начал Васька. - Если, к примеру, ты, Уча, придешь к нему и скажешь: "Здравствуйте", - он перво-наперво спросит: "Ел сегодня?" Ты, конечно, застесняешься, скажешь: "Благодарствую, сыт". Так он, думаешь, поверит? Нет. "Садись, - скажет, ешь, а после разговаривать будем". Он тебе последнее отдаст. Вот какой Ленин...
Ребята молчали, пораженные и очарованные рассказом.
- А верно, что его царь в цепи заковал?
- Верно. И в Сибирь угнал. А Сибирь знаете где? На самом краю света! За тыщу дней оттуда не дойдешь, не доедешь. А Ленин дошел. Тяжело было идти в цепях. Снег вот до сих пор, по самую грудь, а еще вьюги, мороз. Но Ленин не сдался: где пешком шел, где на паровозе. Приехал в Петроград (царь тогда в Питере жил). Пришел Ленин к рабочим на завод и говорит им: "Смотрите, братья, в какие цепи заковал нас царь", - и ка-ак рванет кандалы, они и рассыпались. Взяли рабочие красный флаг и пошли ко дворцу. А царь сидел на троне и водку пил. Ленин подошел и говорит: "Отдавай власть народу!" Царь отставил бутылку и отвечает: "Не отдам, а тебя еще дальше в Сибирь загоню". Тогда Ленин сказал: "Эх ты!" - и свергнул царя.
- Зачем же опять буржуям власть отдали? - спросил Уча.
- Они сами хитростью взяли, - объяснил Васька. - Переоделись в рабочую одежду, взяли в руки кто молоток, кто гаечный ключ, кто пилу, пришли в Совет и говорят: "Примите нас, мы тоже рабочие". Их приняли, а они ночью власть захватили и своего Керенского поставили.
- А Ленин сейчас где?
- Ленина рабочие спрятали. Буржуи ищут, никак не найдут. Двести тысяч рублей за голову обещали, убить хотят.
- Как ты сказал? - багровея, спросил Уча. - Нашего Ленина убить? Пошли на войну! - скомандовал он. - Я больше знать ничего не хочу. Пошли бить кадетов!
Наш главнокомандующий Васька еще раз оглядел в "бинокль" боевые позиции. В кадетском стане заметно было оживление. Там беспорядочно, как муравьи, двигались черные фигурки людей, по бугру разъезжал какой-то всадник.
Васька влез на тачку и вытер о штаны два пальца. Ребята оставили свои занятия и притихли в ожидании: сейчас Васька засвистит. Никто не умел свистеть так красиво, как Васька! Он ловко подражал птицам, умел свистеть с помощью мизинца, согнутого крючком, умел двумя пальцами, тремя, а то и вовсе без пальцев - одними губами, тогда свист выходил переливчатый, как песня жаворонка. У Васьки был свист-приказ, свист-окрик, свист-насмешка. Но если подаст сигнал к бою - вся кровь заволнуется!
Вот и сейчас не спеша и торжественно Васька заложил в рот четыре пальца, чуть-чуть откинулся назад, немного привстал на носки, и прозвучал воинственный, призывающий к бою свист.
- Подполковник Ленька, подавай команду! - приказал он мне.
Я вдохнул полную грудь воздуха и крикнул:
- Во-о-ру-жайтесь!..
2
Началась подготовка к сражению. Я надел валявшуюся у нас в сарае немецкую каску, привязал к пуговице рубашки кривую саблю, сделанную из обруча, и для красоты обвил ее красной ленточкой. За ремешок на каске я вдел два желтых одуванчика, чтобы всем было видно, что я главный подполковник. Высоко подняв голову, я покрикивал на ребят, а сам думал о том, что к одуванчикам на каске хорошо бы прибавить красный полевой мак. Я так и сделал, покосился в стеклышко: красиво! "Теперь бы Тоньке показаться", - подумал я. А она, глупая, как увидела, так и привязалась: "Возьми да возьми воевать". Я знал: Васька заругает меня, скажет: "Кого привел? Не хватало еще, чтобы и у нас, как у Керенского, солдаты в юбках были". Но Тонька со всех ног помчалась на Грязную, и уже нельзя было ее остановить.
Между тем в степь на тачках подвозили оружие: гайки, камни, обломки черепицы. Ими стреляли с помощью металок. Чтобы "выстрелить", нужно вращать металку вокруг головы вместе с камнем, а потом бросить свободный конец веревки, и камень с визгом полетит во врага.
Такими металками были вооружены многие. Кроме того, имелись палицы тяжелые дубинки с гвоздями. Были у многих железные прутья, загнутые на концах наподобие кочерги. Такими крючками хорошо хватать неприятеля за шею или за ногу.
Прикатили пушку, которую смастерили из самоварной трубы и резиновых подтяжек. Колеса у пушки были разные: одно от старой тачки, другое от разбитого фаэтона, да и стреляла пушка недалеко, зато смотреть на нее было страшно.
Армия у Васьки была небольшая, но надежная, Васька имел пять подполковников. Главный - я. Второй - Уча.
Если разобраться по совести, то главным подполковником должен быть Уча, а не я. Уча был на улице первым бойцом - ловким, горячим, смелым, хотя и без одной ноги. На зависть ребятам, он ловко лазил по деревьям, дальше всех скакал, хорошо плавал. Взберется на вышку над ставком, бросит в воду костыль, а сам ныряет за ним вслед, смешно дрыгая ногой. В бою Уча был незаменим. Он орудовал своим костылем, как шашкой, пикой, а когда нужно, и дубинкой. В редком бою кто-нибудь сбивал его на землю.
Третьим подполковником был Абдулка Цыган, по характеру добрый, но вспыльчивый: если рассердится - убегай, чем попало стукнет. Отец и мать у него были татары, и почему сына звали Цыганом, никто не знал. Абдулка умел танцевать по-татарски. Часто, собравшись где-нибудь у двора, мы просили его поплясать. Он ходил по кругу, пошлепывая ладонями себя по бедрам и напевая:
Алдым балта,
Салдым тамга,
Имянга тугель талга.
Четвертым подполковником Васька назначил Алешу Пупка. Алеша был очень бедный. Штаны, сшитые из мешка, продырявились на коленках, а сбоку, наискось, виднелось клеймо, которое можно было прочитать издалека: "Пшено".
Алеша редко бывал с нами, потому что ему приходилось добывать пропитание для больной матери. У Алеши был красивый голос, и он знал много песен. Он бродил по улицам, мимо землянок, посадив к себе на плечи верхом маленького братишку и придерживая его рукой за пятку. Другую руку он протягивал за милостыней и пел такие грустные песни, что сердце сжималось:
А брат твои давно уж в Сибири,
Давно кандалами звонит...
Пел он и шахтерские песни - про коногона, про то, как Маруся отравилась, но особенно трогала меня арестантская песня:
Далеко в стране иркутской,
Между двух огромных скал,
Обнесен большим забором
Александровский централ.
На переднем на фасаде
Больша вывеска висит,
А на ей орел двуглавый
Позолоченный блестит...