Николай пропил Россию,
А Керенский Петроград.
Частушка задела кадетов, и они перешли на оскорбления. Начал колбасник:
- Эй, голоштанники! Заплатки с лоскутами разговаривают!
- Продай колбасы вонючей! - отвечал ему гречонок Уча.
- А ты грек - соленые пятки!
Сенька взмахнул топориком:
- Запасайтесь гробами, сапожники! - и скомандовал: - По большевикам, ро-о-та, или!
Сенька первым кинул в нас чугунную плитку, за ним последовали остальные.
- Бей рабочих и крестьян!
- Лупи шаромыжников! Ура!
Лавина камней обрушилась на наши ряды.
Камни со свистом пролетали у нас над головами, рикошетом отлетали от земли и ранили ребят.
Наши выкатили пушку, но старые подтяжки подвели, и "снаряды" падали, не долетая до врага.
Я оглянулся и увидел, как некоторые из нашего войска попятились, как трусливо присел в канаву Илюха.
- Вася, наши тикают!
Он оглянулся и взмахнул железным прутом:
- Не отступать! - И бросился вперед, пряча голову от летящих камней, отскакивая или подпрыгивая, если камень пролетал понизу.
Пашка Огонь бесстрашно следовал за ним. Уча надел на голову старое ведро и запрыгал навстречу каменному ливню. О ведро ударялись камни, разбрызгивая ржавчину, но это не задерживало Учу. Васька раздавал удары направо и налево.
Я смотрел, как храбро дерется Васька, и мне сделалось стыдно, что я опять робею, вспомнил нашу клятву на костре и почувствовал, как во мне что-то зажглось.
- Не отступать! За мной! - крикнул я, и мне стало совсем не страшно. Нагнув голову и зажмурившись, я бросился в самую гущу врагов.
Началась рукопашная.
В это время появился всадник на белом коне. Он вертел над головой сверкающей шашкой и что-то кричал. Ко мне донеслись слова:
- Господа, война до победного конца! С богом, вперед!
Я узнал того самого кадета, с которым столкнулся в его доме в день свержения царя. Теперь, с шашкой, он казался еще страшнее. Голос у него был властный - не хочешь, испугаешься.
Кадет с ходу въехал в самую свалку, высоко поднял шашку.
- Да здравствует Александр Федорович Керенский! Ура! - выкрикнул он и чуть не упал с лошади, которая, испугавшись чьей-то палки, отпрянула в сторону.
Кадет сильно натянул повод и успокоил коня. С важным видом он подъехал к Ваське. Мы замерли. Остановились и враги.
Перед армиями лицом к лицу встретились двое командующих.
Кадет привстал на стременах, оглядел нас и спросил:
- Ну-с, кто тут свободы хотел?
Мы молчали.
Кадет вскинул шашку и повторил:
- Подходите, буду свободу выдавать!
Сенька, стоявший позади, хмыкнул в кулак.
Кадет все время делал вид, что не замечает Ваську. И вдруг, будто нечаянно увидел, посмотрел на него свысока, скривил губы в усмешке. Острым концом шашки он поддел и сбросил с Васькиной головы картуз.
- Это ты, что ли, сапожник Васька? А ну, повторяй за мной: "Да здравствует Александр Федорович Керенский!"
Васька сжался, готовясь к прыжку.
Кадет занес шашку, холодно блеснувшую в лучах солнца.
- Я тебе что приказываю, мерзавец? Кланяйся мне в ноги, ну?
Нет, что ни говори, а Васька был красивее кадета. Тот был какой-то плюгавый, а Васька - богатырь! Он смотрел на кадета исподлобья и молчал, держа прут обеими руками. Его загорелые плечи отливали медью.
Я боялся за Ваську: вдруг кадет рубанет сдуру по голове.
- Последний раз предупреждаю! - повелительно произнес Генька Шатохин. - Повторяй за мной: "Да здравствует..."
- На что мне сдался твой вшивый Керенский! - сказал Васька, поднял прут и воскликнул: - Да здравствует Ленин!
- Ур-ра!.. - подхватили мы.
Кадет ударил Ваську шашкой плашмя. Васька присел, но не от удара, а чтобы самому ловчее размахнуться. Он так стеганул прутом по морде лошади, что кобыла взвилась на дыбы. Кадет съехал набок, судорожно обхватив руками и ногами туловище лошади. Шашку он выронил.
Васька схватил кадета за ногу и сдернул на землю.
Лошадь ускакала. Кадет потянулся было за шашкой, но Васька наступил на нее ногой.
Заложив два пальца в рот, наш командир пронзительно засвистел.