- Фартовая была жизнь, - согласился Васька. - А будет еще лучше. Надо только Деникина разбить, чтобы война кончилась.
- Скажи, Вась, какая будет жизнь?
- Правда, расскажи, - попросил я.
- Тогда такая жизнь придет, что у вас головы не хватит понять.
- А ты все равно расскажи...
Плавно покачиваясь и обняв руками согнутые колени, Васька задумчиво смотрел в слуховое окно, сквозь которое было видно далекое небо, повисшее над тревожной, изрытой окопами родной нашей степью. Чуть заметная улыбка озаряла его лицо.
- Перво-наперво ни одного богача на свете не останется. Захочешь нарочно найти, и ни одного буржуя не сыщешь на всей земле, во всех странах и государствах, за морями-океанами... И воевать тогда люди перестанут. В городах построят высокие дома. А в них лампочки загорятся, не керосиновые, а такие... фонари! Много-много, может, целый миллион или сто тысяч. Ярче солнца засияют! А на улицах будут абрикосы расти, вишни, разные тюльпаны. Даже в заводе зацветут деревья. Работай и слушай, как птицы поют... Пацаны тогда все до одного научатся читать и писать, а вырастут, сами станут председателями! Вот какая жизнь придет! Коммунизм называется...
- На всей земле так будет?
- На всей, - сказал Васька. - Останутся на свете одни рабочие и крестьяне.
- А когда это будет?
Уча даже рассердился на Абдулку и строго сказал:
- Тебе прямо завтра подавай! Васька что говорит? Надо сначала Деникина прогнать.
Васька поднялся и сказал:
- Ну хватит... Ленчик, пойдем, я тебе что-то сказать должен, - и Васька подмигнул ребятам, - по секрету всему свету...
2
Мы спустились с чердака. До самой землянки Васька молчал, а во дворе остановил меня и сказал:
- Хочешь порадоваться?
- Хочу.
- Только тише... - Васька оглянулся по сторонам. - Я тебе что-то скажу, а ты помалкивай, ладно?
- Да говори скорее...
- Погоди, сейчас скажу. - Он опять посмотрел по сторонам, как будто боялся, что кто-то услышит, потом сказал тихонько: - Дядя Митяй у нас сидит.
- Не ври!
- Ей-богу.
Я кинулся к землянке, распахнул дверь и замер от того, что увидел.
За столом спиной к двери сидел лысый белогвардеец. Синие погоны выгнулись на плечах, защитного цвета солдатская гимнастерка была перехвачена широким ремнем и пузырилась на спине. Белогвардеец обернулся, и я узнал дядю Митяя. Только он сильно похудел, и черных как уголь усов не было.
В другое время я бросился бы к нему, но что означали белогвардейские погоны? Не может быть, чтобы дядя Митяй стал беляком!
Дядя Митяй, передразнивая меня, вытянул губы и прищурил один глаз.
- Дядя Митяй, ты беляк, что ли?
- Так точно, ваша сковородь! - ответил он, и все засмеялись.
Тогда только я догадался: дядя Митяй нарочно переоделся, чтобы его, красного партизана, не поймали деникинцы.
- Вот, значит, какие дела, - продолжал дядя Митяй прерванный разговор. - Бронепоезд "Орел" выходит из ремонта утром, а там еще три наготове: "За Русь святую", "На Москву" и "Деникин". Ударят с двух сторон, и плохо придется нашим. Я послал через линию фронта троих - ни один не прошел. Мне самому никак нельзя, опознают.
- Да-а, - в раздумье произнес Анисим Иванович, - в таком положении только мальчишка может помочь.
Они замолчали. Дядя Митяй переглянулся с Анисимом Ивановичем, и тот сказал мне:
- Леня, пойди-ка, сынок, принеси угля из сарая. Вон ведро, а лопата на месте.
Я так и знал: не доверяют. Ну и пусть... Все равно будет по-моему... Я взял ведро и вышел из землянки. Прежде чем идти в сарай, я подкрался к окошку и стал прислушиваться к разговору взрослых.
- Не забыл? - спросил дядя Митяй у Васьки.
- Нет.
- А ну, повтори.
Я видел, как Васька встал перед дядей Митяем по стойке "смирно" и начал быстро говорить:
- "Командиру четвертого полка товарищу Сиротке. Завтра на рассвете кавалерийский полк Шкуро при трех бронепоездах, тридцати пулеметах пойдет в наступление. Не ожидая, атакуйте. Сигналом красной ракеты дайте знак. Красные партизаны ударят с тыла. Передает комиссар Арсентьев".
- Молодец! - похвалил его дядя Митяй. - Теперь погуляй, я после еще спрошу. Нужно крепко запомнить.
Васька взял картуз и вышел во двор. Мы вместе зашли в сарай, и он помог мне насыпать ведро угля. Потом мы присели.
- Ленчик, ты не обижайся на дядю Митяя... Это я приказ выучил. Сегодня ночью пойду на рудник: надо пронести его через фронт... Думаешь, мне не жалко тебя? Еще как... Хочешь, вместе пойдем?
Я молчал, не знал, что ответить.
- ...И больше не придем, - продолжал Васька. - Запишемся в красноармейцы, дадут нам винтовки, и тогда мы отплатим богатеям за все. Они твоего отца погубили и моего сделали калекой...
Опять мне вспомнился отец. За что его сожгли? За что мать убили? Я должен отплатить за их мученическую смерть. Должен. Чего же мне трусить?
Я встал. В сердце моем не было робости.
- Пойдем, я с тобой...
- Ну вот и хорошо! Домой ты уже не заходи, а жди меня в палисаднике Витьки Доктора. Понял?