По-прежнему из номера в номер шли публикации о непобедимости немецкой армии и ее союзников. Затянувшуюся войну объясняли тем, что коммунисты, не жалея свой народ, без конца бросают его в эту бессмысленную мясорубку.
Министерство пропаганды подготовило «Предложения по составлению листовок для войск противника», в которых говорилось о том, что «пропаганда разложения — грязное дело, не имеющее ничего общего с верой или мировоззрением. В этом деле решающим является только сам результат. Если нам удастся завоевать доверие противника тем, что мы обольем грязью своего фюрера, свои методы и свое мировоззрение, и если нам удастся проникнуть в души солдат противника, заронить в них разлагающие их лозунги, — совершенно безразлично, будут ли это марксистские, еврейские или интеллигентские лозунги, лишь бы они были действенны!».[386] Безусловно, эти рекомендации нельзя воспринимать буквально. Геббельс просто напоминал своим подчиненным, что для пропагандиста в его работе подходят все методы, если они способствуют достижению цели. В своих прокламациях нацисты писали о Гитлере, национал-социализме и Германии в восторженных тонах.
Несмотря на возросшее качество, немецко-фашистские пропагандистские акции во многом нейтрализовывались деятельностью партизан и подпольщиков.
Вести свою работу народные мстители реально могли лишь вдали от крупных населенных пунктов и расположенных там вражеских гарнизонов. В тех местах, где их появление было невозможно, пропагандистские функции перекладывались на патриотически настроенную сельскую интеллигенцию и старост, сочувствующих народной борьбе с фашизмом. Ими расклеивались рукописные листовки о положении дел на фронтах, о том, что Красная армия не разбита, и о том, что не надо верить фашистской пропаганде.
Подобное положение вещей заставило нацистов решать задачу, которая заключалась в том, чтобы лишить пропаганду противника всякой почвы раньше, чем его сообщения смогут достичь слушателей или читателей. Для этого оккупационная печать стала ссылаться не только на сводки германского командования, но и на Совинформбюро. При этом советские материалы подавались только с критической точки зрения. Их обвиняли в предвзятости и неоперативности в освещении хода военных действий. Коллаборационистские журналисты насмехались над «бессмысленно-лживым описанием несуществующих немецких зверств», убожеством описаний «героических» подвигов красноармейцев, единолично уничтожающих «целые колонны немецких танков».[387]
Анализируя заявления советской стороны об «экономической депрессии Германии и ее союзников», оккупационные средства массовой информации не только опровергали это, но и утверждали, что «все случаи краха экономики явно списаны с каких-нибудь предприятий на Урале или в Средней Азии».
Но поскольку все же советские листовки стали реальной силой, с которой нацистским пропагандистам приходилось считаться, они организовали выпуск поддельных «Вестей с советской Родины». Сделаны они были исключительно качественно: бумага, шрифты, лексика, выходные данные полностью соответствовали советским изданиям. В тексте отсутствовали малейшие проявления антикоммунизма и антисемитизма. Приводились подлинные цитаты из сводок Совинформбюро, выступлений И. В. Сталина и К. Е. Ворошилова. Разница заключалась лишь в публикации завышенного числа советских потерь. Предполагалось, что «эти факты (потерь) должны распространять главным образом члены партии, а то разочарование в том, что Красная Армия не продвигается вперед, будет слишком велико».[388]
Советская власть, коммунистическая партия и ее руководство, силы сопротивления нацистскому режиму подвергались в немецкой пропаганде уничижающей критике. Во многих российских проблемах обвинялись евреи. Но к одним из наиболее опасных своих противников нацисты относили сотрудников советских органов государственной безопасности. Советские чекисты противопоставлялись всему остальному населению СССР. Главный редактор газеты «Речь» Михаил Октан пошел еще дальше. В своей брошюре «Евреи и большевики», которая была выпущена ко дню рождения Адольфа Гитлера 20 апреля 1942 года, он утверждал, что «так называемое ГПУ — НКВД на самом деле является марионеткой в руках мировой закулисы — еврейского заговора, цель которого — порабощение народов Европы».[389]
Одним из направлений нацистской пропаганды было использование советских литературных произведений или советских литературных штампов. Когда говорилось об арестах и репрессиях против неповинных граждан, всячески подчеркивалось, что совершались и совершаются они «карающим мечом пролетарской революции — НКВД».[390]
Некоторые пропагандистские документы оформлялись нацистами в виде трофейных документов НКВД. Причем имели место как фальшивки, так и подлинные документы. Так, широко распространялось «Дело № 18», построенное на трофейных докладных записках и спецсообщениях по особому отделу НКВД 4-го стрелкового корпуса Красной армии. Это «Дело» было оформлено как подлинный документ НКВД. Во введении рассказывалось, каким образом оно оказалось в руках нацистских пропагандистов: «Дребезжали стекла от грохота орудий. Чекисты с посеревшими лицами, трясущимися руками вытаскивали из шкафов кипы дел, тащили во двор, где среди грязи полыхал костер… Чекисты бежали. Папка осталась. На ней следы шипов от сапога немецкого солдата. Должно быть, он ногой гасил тлеющую бумагу».[391]
Для немецкой пропаганды были характерны так называемые «лозунги дня», помещавшиеся на первых страницах всех газет. В них резюмировались основные тактические цели и задачи, стоящие перед Третьим рейхом. «Дело № 18» рассматривалось как «капля, но в этой капле отражается весь злобный мир большевизма с его террором, слежкой, доносами и предательством».
Определяя место органов государственной безопасности в советском обществе, нацисты писали: «За советскую родину идут бесславно умирать гонимые под огонь немецких пулеметов толпы красноармейцев. Они знают, что где-то там, в тылу, притаились с пулеметами чекисты из «заградительных отрядов», что в Красной Армии есть уполномоченные НКВД и это, пожалуй, все, что им известно о кровавой сталинской охранке… Но они не знают, какой густой чекистской паутиной опутан каждый из них…»
Чекистская сеть нужна для того, чтобы вылавливать красноармейцев и командиров, которые после этого исчезают из части, «пропадают в тюрьмах, концлагерях, либо в ямах, наспех вырытых на месте торопливого расстрела».
У многих людей, оказавшихся на оккупированных немцами территориях, родственники и знакомые служили в Красной армии. Им необходимо было внушить мысль, что красноармейцы продолжают вооруженную борьбу с вермахтом только потому, что они оболванены советской пропагандой, и за каждым их шагом и словом следят сотни и тысячи доносчиков. Что касается штатных сотрудников НКВД, то их задача «не только руководить сворой доносчиков, но и следить за следящими, доносить на доносчиков, предавать предателей». На вершине же этой лестницы, согласно немецкой пропаганде, стояли «жирные и звероподобные майоры и капитаны госбезопасности иудейского происхождения».
Немецко-фашистская печатная пропаганда рассматривала членов верхушки большевистской партии, евреев и сотрудников органов государственной безопасности в качестве примера абсолютного зла. Все они, как утверждали немцы, патологически ненавидят русский народ и являются абсолютно чужеродной силой для России. «Каждый, опутанный тенетами доносов, погубленный русский человек — это возможность чекисту получить награду, повышение в чине, быть отмеченным в приказе. На муках сосланных в концлагеря, на крови расстрелянных зиждется шкурное благополучие и карьера любого чекиста».[392]
Одной из форм печатной пропаганды была публикация выдержек из советских газет (иногда и из довоенных), которые сопровождались соответствующим комментарием. Так, информация о награждении ряда сотрудников органов государственной безопасности орденами СССР завершалась следующими словами: ««Социалистический рай» Сталина — это единственное в мире государство, где доносчики, тюремщики, шпики и палачи перед лицом всего народа украшаются наивысшими наградами и орденами за свои «мокрые» дела. С каждого «ордена Ленина», повешенного на грудь лейтенанта госбезопасности, сочится кровь расстрелянных рабочих и крестьян».[393]
При подборе лексического ряда для своих материалов сотрудники пропагандистских служб рейха стремились выбрать слова, которые могли бы вызвать подсознательную негативную реакцию у русского населения. Очень часто это были слова и штампы, использовавшиеся в советской довоенной пропаганде. Так, серия статей, опубликованная в 1942–1943 годах в ряде коллаборационистских изданий, получила название «В кольце шпиков». В статьях использовалась терминология, которая активно употреблялась в советских фильмах о Ленине. При этом понятие «царская охранка» заменялось словосочетанием «сталинская охранка», а чекисты именовались «сталинскими жандармами».
В нацистской пропаганде наблюдалось двоякое отношение к антисоветской борьбе в довоенные годы. С одной стороны, усиленно прославлялись люди, павшие «в борьбе с проклятым жидо-большевизмом», с другой — утверждалось, что «из кровавой истории ОГПУ мы хорошо знаем, что организаторами и, вероятно, вдохновителями многих антисоветских групп и заговоров чаще всего были сами чекисты».[394]
Практически все немецкие газеты и листовки заканчивались воззваниями, обращенными к русскому населению. В них обычно говорилось, что «благодаря немецкому солдату рушатся застенки «Всесоюзной тюрьмы народов», кончается власть шпиков и агентов НКВД, которые почти четверть века держали вас днем и ночью в страхе».[395]
Кроме газетных публикаций на оккупированной территории России распространялось огромное количество книг о советских органах государственной безопасности. Это были как «научные исследования», так и воспоминания бывших узников ГУЛАГа. В 1942 году берлинское издательство «Бера» опубликовало на нескольких языках, в том числе и на русском, ужасную книгу о содержании заключенных в трудовых лагерях системы ГПУ — НКВД. Книга была написана Кайтаном Клюгом и называлась «Самое величайшее рабство в мировой истории». Издатели пообещали, что это произведение будет продаваться во всех магазинах и станет сенсацией во всем мире. Тираж достиг нескольких миллионов экземпляров. Как вспоминали партизаны и подпольщики, большой популярностью данная литература пользовалась в немецкой контрразведке. Она являлась необходимой составляющей в обработке задержанных с целью привлечения их к сотрудничеству с немецкими спецслужбами.[396]
Особо можно отметить акции, с помощью которых нацисты апеллировали к международному общественному мнению и привлекали к сотрудничеству граждан нейтральных стран. Так, весьма активно освещались события, связанные с катынским делом. Члены международной комиссии в мае 1943 года ознакомились с «преступлениями цепного пса жидо-болыпевистского режима НКВД».[397]
Из газеты «Новый путь»:
Смоленск, 16 апреля. Данные следствия дают основание утверждать, что убийство пленных польских офицеров произведено еврейскими работниками — ГПУ. В добавление к этим данным выяснились еще следующие подробности.
Согласно показаниям бывших служащих ГПУ в Смоленске, массовым расстрелом 12 000 польских офицеров в марте и апреле 1940 года в Катынском лесу руководило несколько крупных работников минского ГПУ. Согласно показаниям этих служащих, смоленское ГПУ выдвинуло в качестве участников расстрела польских офицеров также несколько своих работников. Из четырех названных смоленских работников ГПУ три, бесспорно, евреи. Им было поручено встречать на вокзале прибывавших пленных и сопровождать их наместо расстрела. Дававшие показания агенты ГПУ сообщили об оргиях в так называемом «Днепровском замке Борок», знаменитом доме отдыха ГПУ, вблизи Катынского леса, такие страшные подробности, что невозможно передать их на бумаге. Они характеризуют беспримерное бесстыдство и порочность еврейских палачей».
«Останки 12 тысяч польских офицеров, попавших в плен к советским войскам в 1939 году и позднее расстрелянных войсками НКВД», демонстрировались в кинохронике, этой теме посвящались книги и международные конференции. Широко распространялась книга «Массовые казни в Катынском лесу: документальный отчет». Наибольшее значение в ней имел протокол, подписанный европейскими экспертами из двенадцати европейских стран. В конце апреля 1943 года они посетили место, где производились расстрелы, и их доклад подтвердил обоснованность немецких обвинений в адрес органов НКВД. Нацисты со злорадством повествовали о евреях, сотрудниках НКВД, которые «с садистским удовольствием приканчивали польских патриотов своим излюбленным приемом — выстрелом в затылок».[398] На место трагедии были приглашены и представители польской общественности, которые прилетели в Смоленск на специальном самолете, предоставленном люфтваффе.
Из газеты «Новый путь»:
Краков, 16 апреля. Польское население генерал-губернаторства сначала по радио узнало о катынском массовом убийстве. Тысячи поляков до сих пор ничего не знали о судьбе своих родственников мужского пола. После первой короткой радиопередачи, сообщающей только фактические данные и возбудившей понятное внимание, последовало следующее сообщение, которое ожидалось с возрастающим интересом, так что в 13 часов у громкоговорителей собрались большие толпы народа, оживленно и взволнованно обсуждавшие услышанное. Польская дневная пресса сенсационно опубликовала на первых страницах первое сообщение об открытии массовых могил, которые польская комиссия видела собственными глазами.
Краковская газета ««Гонъец краковский» публикует сообщение под следующими заголовками: «По следам большевистского преступления. — Открытие массовых могил польских офицеров. — Смоленск — свидетель страшной трагедии. — Польская комиссия прибыла на место преступления».
Газета не комментирует страшного преступления, которое само за себя говорит. Называются имена отдельных членов комиссии, по приглашению германских военных властей прибывших на самолетах в Смоленск, в присутствии которых было опознано 50 убитых и сброшенных в могилу офицеров. Газеты публикуют дальнейшие данные на основании сообщений польской комиссии.
На протяжении всей войны нацисты критиковали союз СССР с Великобританией и США. Одним из утверждений гитлеровской пропаганды было то, что эта война для русского народа является войной за чужие интересы. Газетные «лозунги дня» регулярно провозглашали, что «англо-американские плутократы и жи-довствующие капиталисты — это злейшие враги всех трудящихся!».[399]
Все мероприятия союзников, как утверждали немцы, были направлены на расчленение России и превращение ее в англо-американскую колонию. Публиковались документы, из которых следовало, что Великобритания и США уже пытаются сделать из Владивостока второй Сингапур, что «Англия как вредитель Европы уже в 1917 году работала для распада России». При этом коллаборационистская пресса писала о том, что СССР не получает от союзников военные материалы и боеприпасы не потому, что они не в состоянии это сделать, а «по утверждению Черчилля, США не думают помогать Советам». Подобное двуличие объясняли тем, что «президент США, бывший торговец валютой, связан с капиталистами, грабит американский народ. Нельзя удивляться, что и сейчас он всячески старается подкрепить буржуев и ненавидит борющийся с ним германский национальный социализм».
Одной из причин, породивших дефицит ряда товаров, корреспонденты профашистских изданий называли убыточную для СССР торговлю со странами антигитлеровской коалиции. Все факты якобы имевшей место антинациональной политики объяснялись тем, что «вот уже 23 года интернациональная банда преступников, именующая себя III Интернационалом, при посредстве жидов-капиталистов эксплуатирует русский народ».
Население целенаправленно подводили к мысли о том, что коммунистическое руководство является наднациональным и надгосударственным образованием, для которого его личные интересы и интересы его капиталистических союзников неизмеримо важнее нужд и проблем русского народа.
Критиковались и спецслужбы стран-союзников. Так, в материале «Английское ПТУ» говорилось: «Подобно советской системе, английская имеет нечто вроде собственного ГПУ. Разница заключается лишь в том, что английское ГПУ, именуемое Сикрет сервис, не служит для внутригосударственного потребления, но систематически работает вне пределов Британских островов всякий раз, как появляется опасность разрушения устоев Британской империи». Далее в материале шло перечисление многочисленных преступлений против национально-освободительного движения в колониях Англии — «верной подруги НКВД» и делался вывод: «Все эти инциденты доказывают, что между гнилой английской плутократией и кровавыми диктаторами, засевшими в Кремле, существует несомненное внутреннее сходство. Не будь ГПУ, Ленину и Сталину не удалось бы так долго удержаться у власти в «советском раю». И лондонские империалисты держали и держат в подчинении свои народы во всех частях света главным образом при помощи Сикрет сервис».[400]
Вопросом взаимоотношений СССР с западными демократиями немецкие пропагандистские службы занимались до конца войны, хотя количество публикаций к 1943 году несколько сократилось. Это можно объяснить, с одной стороны, провалом пропагандистских акций, которые вызывали недоверие (желание союзников по антигитлеровской коалиции расчленить СССР, полное отсутствие с их стороны какой-либо помощи), а с другой — обострением отношений на оккупированной территории. Но при этом после освобождения, согласно донесениям агентуры в райотделы НКГБ, некоторые граждане все-таки считали союз СССР с США и Великобританией временной и вынужденной мерой. По их мнению, союз мог быть расторгнут: а) войной СССР со своими вчерашними союзниками за мировое господство; б) оккупацией СССР западными демократиями, ликвидацией коммунистического режима[401]
Подобные слухи усилились в послевоенные годы, в условиях начавшейся холодной войны.
С середины 1942 года нацисты усиленно подчеркивали, что так называемая «свободная русская пресса в освобожденных областях» полностью независима в своих суждениях. Коллаборационистские выступления строились на противопоставлении русского народа и коммунистов. Население пытались подвести к выводу, что большевики, призывающие народ к защите национальных завоеваний, на самом деле стремятся лишь к сохранению своего господства.[402]
Все публикации в пронацистских средствах массовой пропаганды преследовали одну цель — не допустить развертывания советского вооруженного и пассивного сопротивления нацистскому режиму в западных областях России.
Для ведения пропаганды среди населения временно оккупированных районов фашисты создали специальный аппарат. Общее руководство идеологической пропагандой осуществляло министерство пропаганды, во главе которого стоял И. Геббельс. При министерстве были созданы два отдела: отдел борьбы против Коминтерна и Восточный отдел («Винета»). Восточный отдел имел подотделы активной пропаганды (в нем были отделения по выпуску брошюр и листовок, газет, плакатов, по организации выставок, использованию передвижных громкоговорителей), кино-, радиопропаганды, культуры, книжной связи, комиссаров по особым поручениям. Параллельно действовала система организации пропаганды в аппарате А. Розенберга, имперского министра восточных территорий. При Генеральном штабе фашистской армии работало специальное управление по ведению пропаганды среди населения оккупированных областей.
В каждой армии имелись взводы и роты пропаганды. В крупных городах и населенных пунктах при военно-полевых комендатурах, в городских управах действовали отделы пропаганды (иногда они назывались отделами культуры и просвещения).
К моменту нападения на СССР в войсках, предназначенных к войне на советско-германском фронте, было 19 рот пропаганды (12 — в сухопутных войсках, 4 — в военно-воздушных силах, 3 — в военно-морских силах) и, кроме того, насчитывалось 6 взводов военных корреспондентов СС. В их состав входили военные журналисты, фото-, кино- и радиорепортеры, персонал по обслуживанию пропагандистских радиоавтомобилей и киноустановок, специалисты по изданию и распространению антисоветской литературы, плакатов, листовок, сотрудники фронтовых газет, переводчики.
Помимо этих сил для работы с местным советским населением каждая из трех групп армий («Север», «Центр», «Юг») имела специальный батальон пропаганды, который занимался изданиями газет на языках оккупированных народов.
К апрелю 1943 года численность подразделений пропаганды вермахта достигла пятнадцати тысяч человек.[403]
На начальном этапе войны роты пропаганды в основном занимались идейной обработкой своих войск, по мере же развития событий на Восточном фронте в их деятельности все больше начала преобладать пропаганда, нацеленная на войска и население Советского Союза.
Роте пропаганды непосредственно подчинялся Ostpropzug — «взвод пропаганды на Востоке». Его сотрудники, занимаясь пропагандистской и контрпропагандистской деятельностью, активно создавали школы пропагандистов, предназначенные для русского населения. Так, на Северо-Западе России в 1941–1942 годах они открылись в городе Дно, в Порхове, Пскове, Луге. Данные школы, имевшие штат из пяти-шести преподавателей и десяти-двадцати слушателей, занимались решением первоочередной задачи оккупантов — вербовкой и подготовкой пропагандистских кадров из числа интеллигенции или хотя бы идеологической обработкой ее в фашистском духе.
Эти «специальные образовательные учреждения» функционировали круглый год. Для обеспечения учебного процесса имелись специальные помещения с оборудованными залами, комнаты для занятий, библиотеки. Посещение лекций считалось обязательным для учителей, врачей, служащих оккупационной администрации. На лекциях, единый цикл которых занимал от одной до трех недель, слушателей (в зависимости от их профессиональной принадлежности) знакомили с организацией здравоохранения, системы народного образования, государственного управления в Германии. На остальных занятиях критиковались ВКП(б) и государственный и политический строй России после 1917 года, советская культура, быт, наука и искусство. Порядки в Советском Союзе противопоставлялись «счастливой жизни простых тружеников в Третьем рейхе».[404]
Школами руководили офицеры-пропагандисты вермахта. К чтению лекций, кроме русскоговорящих немцев, привлекались и русские послереволюционные эмигранты, проживающие в Германии (местные, наиболее проверенные пропагандисты стали использоваться в этой роли только с середины 1943 года).
Во время обучения слушатели жили на казарменном положении. Их бесплатно кормили, им выдавали книги, а с 1943 года — форму РОА.
В 1941–1942 годах интеллигенция составляла от 20 до 30 процентов общего числа обучавшихся в пропагандистских школах. С 1943 года школы практически полностью формировались за счет русских сотрудников «взвода пропаганды на Востоке» и добровольцев из числа полицейских, старост, а также военнопленных и перемещенных лиц, согласившихся сотрудничать с оккупантами.