Как бы там ни было, сама жизнь — не теория, но практика — снова опровергает «гороскопы» неомальтузианства. Очередная серия ударов оказалась настолько чувствительной, что завершилась для него психологическим нокдауном. Безнадежно мрачный тон, свойственный прорицаниям в начале 60-х годов, сменился этакой «технократической эйфорией». В начале 70-х годов на Западе заговорили о «новой уверенности», что в «третьем мире» продовольственные кризисы «уходят в прошлое».
Спору нет, поднять производство сельскохозяйственной продукции в развивающихся странах в принципе возможно, что убедительно доказывает «зеленая революция». Но это лишь «семена перемен». Чтобы посев научный взошел для жатвы народной, нужен благоприятный социальный климат. Вклад ученых сам по себе погоды не делает.
Новые сорта требуют намного больше влаги. Воды кругом в достатке, до нее рукой подать. Но нужны ирригационные сооружения. А их нет, либо они примитивны. Мало инвентаря, удобрений, их промышленное изготовление не налажено как следует. Применению ядохимикатов против вредителей кое-где мешают религиозные предрассудки. Внедрению прогрессивной технологии препятствует и просто ее непонимание, вековая безграмотность, сила привычки. Но даже высокая образованность не могла бы компенсировать отсутствие денег на нововведения. Между тем арендная плата высока: азиатский или, скажем, латиноамериканский издольщик отдает землевладельцу более половины урожая.
Понятно, почему выигрывает прежде всего латифундист, помещик. Правда, он поставляет продукты на рынок: бери — не хочу! Увы, они не по карману многомиллионным массам, извечно прозябавшим в нищете. И вот затевается продажа более состоятельным зарубежным покупателям, хотя внутри страны потребление отнюдь не на высоте…
Словом, «зеленая революция» не только не отменила грядущую социальную, но еще раз продемонстрировала ее необходимость. Иначе — без аграрных реформ, без кооперации мелких частных хозяйств, без коренной ломки общественного уклада — даже в благодатных солнечных краях «семена перемен» заглушит «сорная трава» колониального прошлого, полуфеодального настоящего.
«Научно-техническая революция, способствуя невиданному росту продуктов производства, еще резче подчеркнула трагедию земного шара: наряду с несметными богатствами, накопленными в разных странах, больше миллиарда людей недоедают и умирают с голоду, причем не только в отсталых государствах, но и в самых богатых. Капитализм препятствует не созданию материальных благ, а их справедливому распределению». Это слова академика П. Лукьяненко, удостоенного Ленинской премии за выведение всемирно признанных высокоурожайных пшениц, получивших распространение не только у нас, но и за рубежом. Так заявил он в диалоге с лауреатом Нобелевской премии доктором Н. Борлаугом, одним из «отцов зеленой революции», возглавившим международный селекционно-генетический центр в Мехико.
Только в сочетании с социально-экономическим прогрессом научно-технический переворот решит проблему массового голода на Земле.
— Кто бы мог подумать, что в кратчайший срок — миг в масштабах истории! — генетика в состоянии открыть перед человечеством столь грандиозную перспективу — накормить миллиарды голодающих. Вот уж подлинно: наука становится непосредственной производительной силой. А вот демография… В какой мере заслуживает она такого названия?
— Ей в известной степени обязаны и зачинатели «зеленой революции». Не случайно же они сразу взяли курс на сорта для тропиков и субтропиков (в странах умеренного пояса с недостаточным увлажнением «карлики» не стали «гигантами»). Выявляя подлинные проблемы народонаселения, демография позволяет точно и трезво оценить, какие из них, в каком государстве и в каких масштабах стоят наиболее остро. Вскрывая трудности, она помогает преодолевать их.
…Если всюду поднять урожаи до их нынешнего уровня в передовых странах, то даже без расширения обрабатываемых земель продовольствия вполне хватит, чтобы прокормить 10 миллиардов человек. И впятеро больше того, если сельскохозяйственными культурами занять 50 процентов суши (сейчас распахано лишь 10 процентов ее поверхности). Если же добавить сюда съестные припасы Мирового океана, то и более 100 миллиардов человек.
…Когда будет окончательно раскрыт механизм фотосинтеза и люди научатся управлять им, продуктивность растений удастся увеличить в несколько раз. Достаточно довести этот к. п. д. с теперешних 0,5–1,5 процента до ТО процентов, как при вегетационном периоде в полгода вся потенциальная посевная площадь (100 из 150 миллионов квадратных километров суши) обеспечила бы продовольствием триллион человек.
…Не стоит забывать и о синтетической пище, которую можно изготовлять из минерального, а не только органического сырья. О микробиологической промышленности, которая уже сегодня позволяет превращать в полноценный белок углеводороды нефти и тому подобные соединения…
Да, наука — воистину непосредственная производительная сила! — распахнула перед человечеством грандиозные перспективы. Вскрыть еще не использованные резервы помогает не только генетика, но, как видно, и физиология растений, и микробиология, и химия, и океанология… А демография? Уж она-то тут вроде бы явно ни при чем. Действительно, ну что может быть ею «произведено», дано, так сказать, «натурой»? Ни рыба, ни мясо, ни даже синтетическое блюдо.
Но не хлебом единым жив человек. Счастье ведь не только и не столько в сытости. Мы уже убедились, сколь важные социально-психологические моменты настоящего и будущего связаны с количественной диспропорцией между мужчинами и женщинами, с постарением населения… Вспомнить хотя бы «пенсионерское банкротство» и другие примеры. Вскрыть трудности (разумеется, для того, чтобы преодолеть их) как раз и помогает демография.
Даже чисто экономические проблемы правильно формулировать и эффективно решать без нее практически невозможно. «Все чаще мы сталкиваемся с тем, что осуществление важнейших экономических и социально-политических задач требует не пяти лет, а гораздо большего срока, — говорилось в Отчетном докладе ДК КПСС XXIV съезду партии. — В этой связи встает вопрос о перспективном долгосрочном планировании развития народного хозяйства, опирающемся на прогнозы роста населения страны, потребностей народного хозяйства, научно-технического прогресса».
Помогая наметить наиболее рациональную хозяйственную тактику в настоящем и стратегию с прицелом на будущее, демография так или иначе способствует экономии средств. А разве их высвобождение не равнозначно приумножению народного богатства?
Население Земли ежегодно увеличивается примерно на 2 процента. В некоторых странах, преимущественно развитых, — на 1 процент. Даже такое сравнительно скромное прибавление требует солидных дополнительных затрат (приблизительно в размере 4 процентов национального дохода) — только на то, чтобы обеспечивать все новых граждан продовольствием, одеждой, жильем, медицинским обслуживанием, всем необходимым. С тем чтобы поддерживать уже достигнутый жизненный уровень, не допуская, чтобы он мог упасть хоть ненамного.
Эти инвестиции (капиталовложения) называют демографическими, специально выделяя их и даже отличая от экономических, которые нацелены на то, чтобы поднимать благосостояние, а не просто сохранять его неизменным.
Допустим теперь, что какое-то государство добилось таких успехов, что национальный доход ежегодно увеличивается на 8 процентов. Так вот, столь значительную прибавку может поглотить не столь уж и значительный прирост населения в 2 процента. Во многих развивающихся странах он достигает 3 процентов. И общество может оказаться перед дилеммой: что желательней — рост населения при неизменном благосостоянии или наоборот? Как заметил автор одного выступления на эту тему, самые доказательные выкладки, которыми иллюстрируются необычайные завтрашние благоприобретения человечества, увы, не используешь в качестве сегодняшних капиталовложений; если же не изыскивать уже сейчас необходимые резервы, то не исключено, что в действительность претворится фантастическая возможность иного рода — бежать со всех ног, чтобы не стронуться с места ни на шаг, как в сказке Л. Кэрролла «Сквозь зеркало и что там увидела Алиса».
В развивающихся государствах уже сегодня приходится ломать голову: как лучше употребить ограниченные средства, чтобы не упал жизненный уровень? Финансировать сельское хозяйство? Но интенсивное его развитие требует механизации, химизации, то есть прежде всего индустриализации; а экстенсивное, то есть вширь, не вглубь, подразумевает, что есть неосвоенные земли, а они не беспредельны. Срочно развивать промышленность? Но чем кормить рабочих? И где взять квалифицированные кадры?
Экономико-демографические проблемы стоят и перед развитыми странами. Допустим, национальный доход растет быстрее, чем численность жителей. Но мыслимо ли, чтобы его «проедали» целиком? Нет, он идет не только на потребление, но и на накопление. Можно, конечно, увеличить первое за счет второго настолько, чтобы жизненный уровень быстро пошел в гору. Но при чрезмерно больших вложениях он очень скоро перестанет подниматься, а то и упадет. И наоборот, если чрезмерно сократить потребление ради больших накоплений, благосостояние будет повышаться чересчур медленно, а то и вообще останется неизменным на долгие годы, чтобы когда-то начать расти ускоренно.
Как найти такое сочетание демографических и экономических инвестиций, чтобы ни те, ни другие не оказались чрезмерными? Чтобы настоящее обеспечивалось не в ущерб будущему, а будущее — не в ущерб настоящему? Найти такое распределение средств, чтобы оно всегда было оптимальным, наилучшим в данных условиях, при таких-то ограничениях, — задача не из легких: слишком уж много тут всевозможных факторов.
Справиться с нею как раз и помогают демографы. Они вычисляют, например, какой рост населения является оптимальным для той или иной страны в конкретных исторических условиях. Он характеризуется особым показателем. Речь идет о чистом коэффициенте воспроизводства. Ныне для СССР он, по некоторым расчетам, таков: 1,20. Иначе говоря, численность наших сограждан должна увеличиваться на 20 процентов за 28 лет (за период, в течение которого поколение, взрослея, приходит на смену своим родителям и теперь само возобновляет себя в своих собственных детях).
Это ориентировочный теоретически найденный коэффициент. А реальный? Несколько меньше. В 1969–1970 годах он составлял у нас 1,13, тогда как в 1958–1959 годах — 1,26. Но советские специалисты, естественно, не ограничиваются констатацией действительности. Они подсказывают, как ликвидировать это явно нежелательное отклонение, чтобы как можно ближе подойти к наилучшему варианту. Смысл их предложений таков: активизировать демографическую политику. Главным образом с тем, чтобы рождаемость повысилась до вполне определенной величины, найденной расчетами.
Подобные исчисления для всякой страны, для каждого периода дают другие результаты. Окончательные выводы оказываются порой совершенно иными, когда, например, рождаемость желательно сократить. Но как, насколько, чтобы она достигла оптимального уровня?
Установить это со всей математической строгостью позволяет именно демография.
— А что это такое — «демографическая политика»? Неужто «народоописатели» высчитывают какие-то «нормативы деторождения», чтобы навязывать их каждой семье?
— Увы, именно так — совершенно превратно — представляют cede многие демографическую политику. В памяти сразу всплывает пугающий их «контроль над рождаемостью». Термин не совсем удачный. Правильнее было бы сказать «управление рождаемостью». Или (чтобы сразу стало ясно, кто играет первую скрипку в этом регулировании) «внутрисемейное планирование».
— Но люди ведь не вычислительные машины, чтобы точно высчитывать: столько-то деток за столько-то пятилеток!
— Это карикатурное изображение термина. Впрочем, предвзятое отношение к подобным понятиям, порой даже нежелание вникнуть в их смысл неудивительно: их «скомпрометировали» западные социологи.
«Смысл XX века» — так названо сочинение профессора К. Боулдинга (США). Оно содержит рекомендацию организовать куплю-продажу права на деторождение. Выпустить, скажем, особые сертификаты с номиналом в 0,1 ребенка. Сумеешь приобрести десяток — пожалуйста, получай разрешение иметь сына или дочь. Общее количество таких «купюр» строго ограничено. Например, оно может соответствовать потребности общества иметь «нулевой прирост», когда население не увеличивается, но и не уменьшается. Начнется спекуляция? Прекрасно! Кто у кого будет перекупать сертификаты? Платежеспособные у неимущих. А коли дети пойдут у состоятельной четы, то уж у нее-то им обеспечено процветание, воспитание-люкс, образование-прима. «Качество человеческого материала» будет только лучше…
После таких «научно обоснованных рекомендаций» читателю ничего не остается, как с укоризной или гневом отреагировать: изуверство! Вот он, пресловутый «контроль над рождаемостью»…
Но вот что думал по этому поводу Рабиндранат Тагор: «Движение за контроль над рождаемостью является великим движением».
Еще высказывание: «Контроль над рождаемостью является великим достижением человеческого разума, равноценным открытию добывания огня и изобретению книгопечатания. Контроль над рождаемостью означает освобождение женщины и всего человечества от слепой и безрассудной плодовитости природы».
Это слова американского писателя, которого Ленин называл «социалистом чувства», — Элтона Синклера.
Конечно, у контроля над рождаемостью есть и влиятельные противники. Один из самых «авторитетных» (полагающий, что имеет власть над сотнями миллионов душ) — папа римский. К нему в 1965 году обратились 83 лауреата Нобелевской премии, советуя отменить наконец запрет на использование контрацептивов, противозачаточных средств. Павел VI отверг греховные наущения.
В энциклике, специально посвященной этой деликатной теме, пастырь терпеливо разъяснял заблудшим всю опасность их еретических поползновений. Дескать, вмешательство в естественный ход вещей «противоречит божественному предначертанию». Ибо сказано: плодитесь и размножайтесь! Резюме: «Супруги не свободны следовать собственному решению».
Это вызвало протест во всем мире. Позицию советской общественности выразил Герой Социалистического Труда Г. Сперанский, действительный член АМН СССР: «Я, старый детский врач, — писал профессор Г. Сперанский, — уверен, что люди вправе и обязаны разумно планировать свою семью».
Когда бесконечные войны, эпидемии уносили миллионы жизней, единственным средством выжить была для рода людского максимально высокая рождаемость, поясняет советский ученый. Вопрос о ее регулировании, когда она едва-едва перекрывала смертность, был бы просто праздным. Ныне ситуация изменилась, и проблема такого контроля со всей остротой стала перед развивающимися странами.
«Сколько бог пошлет». Таков обычный ответ молодой мексиканки на вопрос о том, сколько детей она хотела бы иметь. Не только в Мексике, но, пожалуй, чуть ли не везде в «третьем мире» большие семьи освящены традицией.
«Будь матерью восьми сыновей!» — так исстари наставляют невесту в Индии. Здесь, как видно, заключено некое плановое начало, даже цифра приводится конкретная. Но что за этим скрывается? Сыновья нужны, дабы предать умершего отца кремации, помочь ему получше устроиться в потустороннем мире. Ясно, что чем их больше, тем меньше риск, что никого из них не останется к тому времени в живых.
Отжившие обычаи, религиозные предрассудки мешают ограничению стихийный, неоправданной многодетности, хотя правительства многих развивающихся стран тратят на эти цели немалые средства.
Разумеется, контроль над рождаемостью не имеет ничего общего с прямым вмешательством в самые интимные сферы человеческих отношений, с надзором за супружескими намерениями, за родительскими планами, оставляя их целиком на усмотрение семейного совета. Вместе с тем вполне уместно косвенное воздействие. Скажем, распространение демографических и медицинских знаний. А законодательство?
Сами индийские ученые подсчитали: если в Индии повысить брачный возраст до 19–20 лет, одно это дало бы ощутимый эффект: рождаемость сократилась бы чуть ли не на треть. «Холодный расчет»? Но ведь там — да и во многих других странах Азии, Африки, Латинской Америки — не редкость малолетние матери, которые к тому же вскоре становятся многодетными, хотя их организм еще не вполне созрел для этого. И вот повышенная смертность — и младенческая, и женская…
Бесспорно, для того чтобы добиться успеха в искусственном ограничении рождаемости, нужны благоприятные предпосылки. Особое значение придается культурному уровню народов. Энгельс писал, что лишь благодаря просвещению масс станет возможным «моральное ограничение инстинкта размножения». Понятно, почему так трудно осуществлять контроль над рождаемостью в «третьем мире».
На Земле свыше миллиарда неграмотных. Полтора миллиарда никогда не были в кино и живут без электричества. 800 миллионов не знают, что такое зубная щетка, 700 миллионов ни разу не смогли побывать на приеме у врача, 600 миллионов не имеют прививок от инфекций. Почти два миллиарда лишены возможности пользоваться водопроводом…
С ликвидацией безграмотности, повышением образовательного уровня, ростом общей культуры внутрисемейное планирование распространяется все шире, приводя к постепенному сокращению рождаемости по собственной инициативе супругов. Так произошло, например, в Европе — даже там, где очень сильно влияние католической церкви. И хотя Ватикан до сих пор противится использованию контрацептивов, их тайком применяют миллионы и миллионы католичек.
Огромна роль социальных и экономических факторов. Казалось бы, какое отношение имеет электрификация к рождаемости? Между тем Джавахарлал Неру как-то заметил, что появление электрической лампочки в деревне «значительно увеличивает время, в которое крестьяне могут работать, развлекаться или заниматься какими-нибудь другими делами, и это обстоятельство, возможно, косвенно, но оказывает влияние даже на семейное планирование»
Будучи убеждены в первостепенной значимости экономического, социального, культурного прогресса, советские специалисты не отвергают и дополнительные рычаги воздействия, которые объединяются понятием «демографическая политика». Это, например, увеличение или уменьшение налогов на бездетность или многодетность, введение пособий для тех или иных семей и так далее. Свою роль играет и агитация, пропаганда, борьба с негодными, отжившими обычаями, с религиозными предрассудками, многое другое.