ЕВГЕНИЙ КОРШУНОВ
Хроника недавних дней
Под белым крестом Лузитании
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ПОРТУГАЛЬСКОЙ ИМПЕРИИ
Рассказать в немногих словах о крахе португальской колониальной империи - задача невыполнимая. И все-таки то, что я увидел в Лиссабоне спустя считанные дни после падения фашистской диктатуры, в определенном смысле дает ключ к пониманию весьма сложных и зачастую противоречивых событий в Африке.
...Загорелось световое табло: "Не курить. Пристегните, пожалуйста, ремни". Мягкий, вкрадчивый голос стюардессы: "Уважаемые господа пассажиры, через несколько минут наш самолет совершит посадку..." Как обычно, как и десятки раз до этого. И лишь одно казалось мне удивительным, поразительным и почти неправдоподобным: то, что самолет сейчас приземлится не где-нибудь, а в Лиссабоне. Дело в том, что события 25 апреля 1974 года в Португалии касались меня, пожалуй, несколько ближе, чем любого другого советского журналиста: на протяжении последних восьми лет мне довелось, что называется, вплотную соприкоснуться с вооруженной национально-освободительной борьбой, которую вели против португальских колонизаторов патриоты Анголы, Гвинеи-Бисау и Мозамбика. Особенно близко я познакомился с патриотами Гвинеи-Бисау, на освобожденной территории которой, начиная с 1966 года, я побывал шесть раз.
И вот передо мной новая, весенняя, свободная Португалия. Среди тысяч перемен одну я почувствовал, сделав всего несколько шагов по ее земле: военные - молодые розовощекие пехотинцы, стоявшие на контрольно-пропускном пункте, - встретили советского корреспондента необычайно радушно, без малейшего промедления оттиснув в паспорте штампиком слово "въезд", хотя у того въездной визы не было и в помине. Потом новое, необычное хлынуло целым потоком. И гвоздики в петлицах, и красные флаги на зданиях, и эмблемы серпа и молота в витринах почти всех магазинов - от галантерейного до ювелирного. Демонстрации, митинги, пламенные речи на импровизированных трибунах - все было.
Однако жизнь ведь состоит не из одних митингов и манифестаций. И фашистский режим существовал в Португалии не день и не два. Даже не год и не десять лет, а почти полвека. Сорок восемь лет. И война с прошлым, пусть в других формах, еще не кончилась. Ни в Анголе, ни в Мозамбике, ни в Гвинее-Бисау. И потом: куда девались фашисты? Да и те, кто их поддерживал, кто их подкармливал: куда исчезли они? Зять владельца нового прекрасного отеля "Алтиш", смеясь, рассказал мне анекдот: "У нас в Португалии всего восемь с половиной миллионов жителей. Из них теперь, после 25 апреля, девять миллионов демократов".
Анекдот остроумный и тревожный. Действительно, "вдруг" все стали "демократами". Кроме, конечно, тех двух или трех сотен агентов салазаровской охранки ПИДЕ, которых сразу же посадили за решетки тюрем Кашиас и Пенише.
Все стали демократами. Что ж, значит, и первого назначенного новой властью временного президента Португалии генерала Антониу ди Спинола тоже прикажете называть демократом? Того самого Спинолу, который в давние времена пошел добровольцем в войска Франко, душившие республиканскую Испанию. Того самого Спинолу, который затем подвизался в качестве "наблюдателя" при гитлеровских войсках, воевавших под Сталинградом. И когда салазаровская национальная республиканская гвардия убивала восстававших против фашистского режима сыновей Португалии, то ею командовал тот же Антонио ди Спинола. "Он был преступником в Анголе, когда служил там командующим моторизованной кавалерией и расправлялся с местным населением. Он выдает себя за миротворца а то время, когда его руки обагрены кровью. Он хотел бы уничтожить всех людей нашей страны... Спинола убежден, что борьба прекратится, если погибнут руководители нашей партии". Эти слова принадлежат первому генеральному секретарю ПАИГК Амилкару Кабралу, погибшему от рук убийц, подосланных Спинолой в январе 1973 года, а произнесены они были в ноябре 1969 года, когда Спинола занимал пост губернатора Гвинеи-Бисау.
Но ни этот бывший генерал, ни его сторонники и приспешники не в силах повернуть вспять ход событий. Прогрессивно настроенные военные, а их большинство в португальской армии, твердо решили довести дело деколонизации до конца. Они знали, что такое колониальная война, знали цену "рыцарству" генерала Спинолы, этого "крестоносца с моноклем", ни в грош не ставившего жизни простых португальских парней, умиравших в лесах и болотах Гвинеи-Бисау, Анголы и Мозамбика за чужое им дело. Колониальная война вызывала отвращение у большинства португальских офицеров и солдат. В то же время они видели, с каким героизмом сражались африканские патриоты за свободу, как беззаветно жертвовали жизнью ради будущего своих народов. Наконец, огромное значение имело, конечно, то, что национально-освободительные движения Гвинеи-Бисау, Анголы и Мозамбика к моменту падения португальского фашистского режима одержали столь крупные победы, что крах португальской колониальной империи был неминуем.
Сегодня новая Португалия признала независимость Гвинеи-Бисау, Мозамбика, островов Зеленого Мыса, островов Сан-Томе и Принсипе. На очереди независимость Анголы. Однако в Анголе реакция все еще не оставила надежд на сохранение своих позиций и при поддержке иностранного монополистического капитала пытается завладеть природными ресурсами этой одной из самых богатых африканских стран. С завоеванием независимости освобождение страны оказалось далеко не завершенным - завоевания нужно еще защитить от наемников империализма и неоколониализма, стремящихся узурпировать власть в Анголе, планировавших заговор в Гвинее-Бисау.
"Крестоносцы с моноклем" и сегодня не сложили оружия - об этом свидетельствуют кровавые события в Анголе, где народ под руководством МПЛА (Народное движение за освобождение Анголы) после 13 лет борьбы против колонизаторов вынужден давать решительный отпор местной реакции.
Бдительность, готовность защитить свои завоевания, решимость идти путем социального прогресса - вот что характеризует сегодня стремления народов бывшей "португальской Африки", драматическая борьба которых за новую жизнь не только не окончена, но разворачивается на новом этапе и с новой силой.
И чтобы понять ее сложности, ощутить жар событий, происходящих в Анголе, Гвинее-Бисау и Мозамбике сегодня, мы должны знать хронику событий вчерашнего дня - от первых выстрелов патриотов, более десятилетия назад начавших вооруженную борьбу против колонизаторов Салазара, до 25 апреля 1974 года, когда лиссабонская радиостанция передала мелодию популярной песни "Грандула, смуглый городок", - сигнал к началу восстания против фашизма.
События, о которых рассказывает Евгений Коршунов, происходят в вымышленной африканской стране. Но они типичны для всех бывших "португальских территорий" в Африке, Где реакция не брезгует ничем, чтобы помешать прогрессу, - в том числе и "помощью" наемников - белых и черных.
О. ИГНАТЬЕВ
ФОРТ В ДЖУНГЛЯХ
Майк не отрываясь смотрел вниз, где по неровному, похожему на ворсистый ковер бушу плыла черная тень вертолета. Тяжелый поток расплавленного золота обрушивался с неба на недвижные вершины деревьев, ослепительно сверкающие змейки речушек и буровато-коричневые болота, похожие на заношенные куртки десантников. Сквозь круглые, незастекленные иллюминаторы в кабину врывался ветер, его прохладные струи били, словно из мощного вентилятора, и Майк с сожалением подумал, что скоро опять окажется в липкой жаре буша, подобно осаждающей армии, со всех сторон подступившего к бетонным стенам форта № 7.
Он никогда не был в этом форте, находившемся всего лишь в нескольких десятках миль от границы с Боганой, но хорошо представлял его: ведь губернатор - генерал Кристофер ди Ногейра - перестроил их все по единому плану, аккуратный макет которого Майк видел у него в длинном, мрачноватом кабинете на столике под огромной, во всю стену, картой Колонии.
- Притаились, - раздался голос сидевшего рядом с Майком генерала Кристофера ди Ногейра. Он тоже с каким-то почти болезненным любопытством вглядывался в проплывавшие внизу неподвижные, словно окаменевшие, зеленые волны молчащего леса.
Мохнатые брови, козырьками нависшие над глубокими глазницами, плотно сжатые бескровные тонкие губы с презрительно опущенными уголками, а главное - глаза, холодные, цепкие, - все это делало его похожим на кондора, высматривающего добычу.
За генеральской машиной шли еще два "алуэта" - вертолеты французского производства с пасторальным названием "жаворонок", бронированные брюха которых надежно защищали от зенитных пулеметов повстанцев. Но теперь у тех, внизу, невидимых под плотной лохматой шапкой тропического леса, появились ракеты, и "алуэты" старались держаться повыше.
- Я вам даю прекрасную команду, капитан, отлично вооруженную, не боящуюся джунглей, - хрипло говорил ди Ногейра Майку, когда перед посадкой в "алуэты" шестьдесят командос выстроились на маленьком лесном аэродроме возле Гидау - столицы Колонии.
Высокий, широкоплечий, одетый в выгоревший костюм десантника, со старомодным моноклем в правой глазнице, в руке трость с затейливой инкрустацией, он важно вышагивал впереди Майка. Именно таким описывали генерала журналисты: рыцарем и джентльменом, солдатом без страха и упрека.
- На этих вы тоже можете положиться, - продолжал генерал, тыча тростью в сторону десятка африканцев, стоявших отдельно. - Они из тех мест, где вам предстоит действовать. Но если кто-нибудь из них попадет в руки мятежников... - генерал чуть помедлил и усмехнулся, - с него живьем сдерут шкуру.
Африканцы не сводили глаз с начальства, а Майку вдруг вспомнился сержант Аде, он же капитан Морис - офицер разведки Боганы. Он вот так же преданно таращил глаза в тренировочном лагере, где наемники готовились к операции "Сарыч" - морскому десанту в Богану. Который же из этих, идущих теперь проводниками его отряда, окажется предателем? Может быть, вон тот, толстый коротышка в рваных солдатских брюках и грязной голубой майке с портретом какого-то африканского лидера, какого - невозможно разобрать, настолько выгорела майка. Или вот этот, с курчавой бородкой, босой, но в новеньком, салатового цвета тропическом шлеме? Когда-то в таких шлемах карикатуристы изображали колонизаторов, теперь их носят лишь африканцы, у белых это считается дурным тоном.
- Вы, я вижу, им не верите? Кстати, как звали того парня, который вас отпустил?
- Капитан Морис, - ответил Майк лишь на последний вопрос, стараясь подавить в себе неприятное чувство: казалось, генерал вновь и вновь проверяет его.
Но ведь он ничего не утаил от генерала тогда, после провала десанта. Он рассказал, как погибли командиры наемников, как сами наемники разбежались или сдались. Лишь одного он не мог сказать: кто убил майора Хорста. Кристофер ди Ногейра слушал его тогда, прикрыв глаза ладонью. Внезапно он резко встал, скрестил руки на груди и принялся мерить кабинет длинными, негнущимися ногами, искоса испытующе поглядывая на Манка. Затем подошел к висевшей на стене карте и долго смотрел на нее. У Майка начали затекать ноги, когда генерал наконец нарушил молчание.
- Я читал о ваших приключениях, капитан, - он указал на папку, лежавшую на столе. - Я вам верю и завидую, Браун.
Майк растерялся - это было неожиданно...
Так же неожиданно, как и то, что сейчас он летел на борту военного вертолета вместе с самим генералом.
- Под нами форт. Идем на посадку, - прохрипел динамик, и тяжелая машина, на секунду зависнув над игрушечной крепостью, стала проваливаться вниз.
Сверху форт был удивительно похож на макет. Невысокие массивные бетонные стены, аккуратные круглые башенки по углам, серые блокгаузы, крытые некрашеным гофрированным железом. В центре белел аккуратно посыпанный песком квадрат - посадочная площадка для вертолетов. Над низким домиком, который занимал комендант, возвышался тонкий флагшток с выгоревшим флагом. Буш вокруг форта был расчищен метров на двести-триста, а все отвоеванное у леса пространство занято огородами, на которых копошились черные фигурки людей. Из единственных ворот выползала красная латеритовая дорога и скрывалась в густой тропической зелени.
Упругий толчок возвестил о конце полета. Генерал распахнул дверцу и первым выпрыгнул из машины. От домика коменданта навстречу песчаному вихрю, поднятому винтом, согнувшись пополам и прикрыв глаза локтем, бежал тощий офицер.
Майк выскочил вслед за генералом.
- Капитан Соуз Гомеш. Женат на мулатке. Пятеро детей. Комендант форта. Болен туберкулезом, - бесстрастно объяснял ди Ногейра.
Не доходя нескольких шагов до начальства, капитан Гомеш вытянулся, поднес руку к козырьку выгоревшего военного кепи. Он задыхался, на посеревшем, не тронутом загаром лице выступили капли пота. Глаза болезненно блестели.
- Капитан Соуз Гомеш докладывает, - едва перевел он дыхание, с трудом сдерживая кашель. - В форте девяносто шесть рядовых и три офицера, семнадцать семей африканцев. Лейтенант Коста Ферейра с патрулем в буше. Лейтенант Дэвид Телиш отдыхает после ночного дежурства.
- Хорошо, капитан.
Ди Ногейра протянул Гомешу руку, и тот с почтительной осторожностью пожал ее.
- Знакомьтесь. Капитан Майк Браун.
Генерал полуобернулся. Майк выступил из-за его широкой, плоской спины и тоже протянул руку Гомешу. Пальцы капитана Гомеша были вялыми и влажными. Он с подобострастным ожиданием смотрел на прибывших. Майку даже показалось, что он заметил в глазах коменданта испуг.
- Капитан Браун будет выполнять особое задание, и вы обязаны оказать ему всю возможную помощь... - ровным голосом продолжал генерал.
- Но... - робко начал было Гомеш, однако замялся, так и не осмелившись задать свой вопрос.
Генерал нахмурился:
- Вы хотите сказать, что удивлены. Да, мы не предупредили вас заранее по радио, так как подозреваем, что наши шифры становятся известны противнику слишком быстро. И вообще - утечка секретной информации приняла недопустимые размеры. К чему это ведет, может рассказать вам капитан Браун. У него уже была возможность познать это на собственном опыте.
Майк слушал, стараясь ничем не выдать своего удивления. В Гидау шла речь совсем о другом - об усилении гарнизона форта, всего лишь. А теперь выходит, что комендант Гомеш чуть ли не обязан подчиняться его, Майка, приказам? Но главное - какое еще "особое задание" имеет в виду ди Ногейра?