Корневу казалось, что от движений этого невысокого жилистого человека тростниковая хижина вот-вот развалится и накроет их вместе с десятками надоедливых лесных крыс, всю ночь шнырявших по земляному полу.
Грек качнул гамак, сплетенный из тонких лиан, издающих какой-то почти неуловимый приятный запах:
- Никос, подъем!.. Жоа нервничает. Сегодня у нас самый опасный участок.
- Встаю, встаю!
Корнев неохотно открыл глаза и с трудом вылез из качающегося, зыбкого сплетения лиан. Сказывались три дня утомительного похода по сырому бушу.
До рассвета оставалось около двух часов, но лесная деревня уже проснулась. В густой темноте то там, то здесь светились багрово-красные пятна, они то темнели, то становились ярче: это женщины раздували угли в жаровнях. Между невидимыми во тьме хижинами вспыхивали фонарики партизан, сопровождавших Корнева и Мангакиса.
Оба наскоро позавтракали маисовыми лепешками с крепким чаем, который умело приготовил Жоа. Он был, как обычно, подтянут и уверен в себе, и Корнев удивился - с чего это Мангакис взял, что их хладнокровный проводник нервничает.
Когда они допивали чай, подошел староста деревни. Присев у остывающей жаровни, возле которой проходило чаепитие, и вытянув над мерцающим багровым жаром широкие руки со скрюченными ревматизмом пальцами, он вежливо осведомился о том, как "уважаемым, гостям" спалось, и пожелал им удачи в наступающем дне.
Жоа перевел его слова. Староста помолчал. Потом тихо заговорил снова, обращаясь к Жоа, и тот его внимательно слушал. Корневу даже показалось, что в его приглушенных словах были тревожные нотки, но Жоа снисходительно улыбнулся и отрицательно покачал головой.
- Он предлагает нам охрану, - с пренебрежением сказал Жоа, обращаясь к Кориеву и Мангакису. - В деревне есть отряд самообороны... - И тут же, не дожидаясь ответа своих спутников, что-то решительно сказал не спускающему с него настороженных глаз старосте. По интонации Корнев догадался, что Жоа отклонил предложение. Староста подумал, потом понимающе кивнул.
- Мышь в буше легче скроется, чем слон, - деловито продолжал уже по-английски Жоа.
Он запрокинул голову и долго смотрел на низкое черное небо. Звезды уже начинали блекнуть, но до молниеносного африканского рассвета было еще далеко.
Затем Жоа поднес почти вплотную к лицу светящийся циферблат больших наручных часов и встал.
- Пора...
- Пора...
Фрэнк Рохо опустил руку с часами, тяжело оперся на плечо Майка и с трудом поднялся с земли.
Они только что окончили походный завтрак - сухие безвкусные галеты, банка марокканских сардин и по чашке кофе. Но после промозглой, сырой ночи, влажной постели из грубых бумажных одеял, брошенных прямо на сырые и липкие листья, каждый глоток горячего крепкого кофе доставлял непередаваемое блаженство...
Майк внимательно, испытующе посмотрел на охотника.
- Как ваша нога?
- Боюсь, как бы не пришлось заменить ее деревяшкой. Впрочем, так будет даже романтичнее, а романтика сегодня влечет всех...
- Верный бизнес?
Великий Охотник не обиделся.
- Люди устали от бездушных каменных муравейников, забитых вонючими автомобилями, от каждодневного хождения на набившую оскомину службу, от нудных семейных обязанностей, от разоряющих инфляции, от угрозы безработицы, от преступности - от всего, что сегодня ханжески именуется "цивилизованным обществом". Их мечты не в будущем, где они не видят ничего светлого. Светлое - это их прошлое; там, в прошлом, осталось все, во что они верили наивными и чистыми детьми. И они тянутся к прошлому. Следопыт, Кожаный Чулок, Всадник без головы - добрая старая романтика, приключения в джунглях, пожары в пампасах - вот что влечет их сегодня.
- Вы будете писать о своих приключениях книги...
- Или кто-нибудь напишет обо мне, - просто ответил Рохо. - Если, конечно, судьба догадается предложить этой книге эффектный конец... Но...
Рохо деловито взглянул на часы.
- Скоро он будет здесь...
Все произошло неожиданно.
Земля вдруг вырвалась из-под ног, и Корнев полетел вперед лицом, прямо в теплую, топкую грязь тропы.
Тяжелое тело обрушилось ему на плечи, руки мгновенно оказались вывернутыми. Его обдало запахом пота и дешевых сигарет, кто-то повалил его и прижал к земле.
Единственное, что Корнев успел увидеть за какую-то долю секунды перед этим - это Мангакиса, неожиданно метнувшегося в сторону, но тут же рухнувшего, словно подкошенного, чьим-то ударом... Еще он услышал стоны позади себя, оттуда, где шли партизаны, - короткие, жуткие, оборванные.
Жесткая петля стянула кисти рук, вывернутых за спину. Веревка впилась в лодыжки, врезалась в кожу; он чуть не задохнулся - кляп заполнил весь рот, разорвал губы. На голове оказался плотный мешок.
И сразу же, беспомощного, как спеленатого младенца, его подхватили, бросили на чье-то широкое плечо и понесли - быстрым шагом, почти рысью. Он слышал тяжелое, прерывистое дыхание; ветви цеплялись за его одежду. Мыслей не было, была тьма, и пустота, и странная апатия. Но страха он не ощущал...
Наконец человек, тащивший его на плече, остановился, осторожно опустил его на землю, придерживая за пояс, поставил на ноги. Кто-то другой перерезал веревки. Корнев неуверенно пошевелил кистями и стащил с головы мешок.
Он стоял перед большим махагони, под которым догорал костер. Уже рассвело, но солнечные лучи еще не могли пробиться сквозь плотную листву, и под могучим деревом было темно. Корнев с трудом различил там фигуры двух людей. Один был высок и широкоплеч. Второй - стройный, тонкий в поясе, в форме офицера колониальной армии.
- Мистер Корнев? Вы? Офицер неуверенно шагнул из-под дерева. Потом он перевел взгляд куда-то за спину Корнева.
- И... мистер Мангакис? Корнев невольно обернулся. Шагах в пяти позади него стоял Мангакис. Рядом с ним три африканца в защитной форме, но без знаков отличия. Двое таких же парней стояли по бокам Корнева, а еще с десяток - кольцом по краю небольшой поляны, над которой возвышалось дерево-великан.
- А... Майк Браун! Не слишком ли часто мы с вами встречаемся в последнее время? - Мангакис стал рядом с Корневым. - Что ж, ваши парни, мистер Рохо, знают свое дело, - продолжал он и потер скулу, по которой сочилась кровь. - Партизан, которые шли с нами, я полагаю, они зарезали на месте?
- Я рад, что вам знакомо мое имя, мистер Мангакис. И что вам известно мое правило - не брать пленных. - Он оперся на плечо Майка, с трудом шагнул вперед и поклонился Корневу. - Я - Фрэнк Рохо, командир "Огненной колонны"...
- И... Великий Охотник... Что ж, "солдаты свободы" многое отдали бы, чтобы повидать вас вот так - лицом к лицу...
Корнев с любопытством разглядывал Рохо.
- Весьма польщен тем, что и вы меня знаете, - усмехнулся тот. - А что касается встречи "лицом к лицу", то методы ведения войны в буше несколько отличаются от тех, что были при Ватерлоо. Или вы со мною не согласны?
- Вы сказали, что не берете пленных...
- Понимаю, вас беспокоит ваша дальнейшая судьба, джентльмены... Охотник продолжал быть изысканно вежливым. - Вы - не пленники, вы - наши гости. Помните, как в русской опере: "Хочешь - возьми любой шатер, возьми коня любого". Кажется, так. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь, давно уже не слушал музыки...
Мангакис насмешливо приподнял бровь. Майк осторожно снял руку охотника со своего плеча:
- Мистер Рохо, но вы же говорили... Вы говорили мне, что цель операции захват партизанских вожаков... А этих людей я знаю много лет. Они не имеют к партизанам Кэндала никакого отношения!
- Зато наших парней, которых собираются судить в Габероне, обменяют на них гораздо охотнее, сынок!
Майк бессильно опустил голову.
- Чудовищно!