- Немедленно убирайся вон! Или я пожалуюсь Вильке!
- Кому? - спросил Гаджи. Его лицо выразило неподдельное удивление. - Разве он здесь?
Она поняла, что выдала тайну.
- Что ты? Но он должен позвонить. - Гаджи почувствовал фальшь и неискренность этих слов. Только непонятно было, почему Вильке должен скрываться от него.
Гаджи отстранил Зульфию, прошел в глубь квартиры.
- Ты ничего ему не скажешь. Во-первых, потому, что его здесь нет. А если бы и был... Знаешь, что он не прощает болтовни... Мне все равно, приехал он или нет. Но коль приехал, что ему надо?
- Уходи немедленно. Мы оба влетим в историю.
- В какую? - Гаджи не торопился, хотя волнение Зульфии нарастало с каждой минутой.
- Я прошу тебя, уходи, - теперь голос ее звучал мягко, заискивающе. Она поняла, что нет другого способа заставить его уйти. - Впрочем, уже поздно... Сейчас ко мне придет друг. Ты будешь тихо сидеть у меня в спальне - он ненадолго.
Она взяла Гаджи за руку и потянула в другую комнату. В дверь уже звонили.
Оставшись один, Гаджи огляделся. Взял пудреницу, которая лежала на столике перед зеркалом.
За неплотно прикрытой дверью слышался мужской голос.
- Вы убеждены, что меня стоило приглашать сюда?
- Нам не следовало говорить по телефону. Это письмо просили передать.
Видимо, пришедший читал письмо.
Гаджи подошел к двери.
- Ол райт, - сказал гость. - Когда назначена встреча?
- Завтра в восемь вечера я буду ждать вас у "Паласа".
- Куда мы поедем? Тайна?
- Мне ничего не сказали об этом.
-- Ол райт. Я так и думал. Где сейчас полковник? Я хотел бы поговорить с ним по телефону.
- По телефону?
- Русские его здорово напугали, - засмеялся гость, - всего боится. Даже здесь. Ну да бог с ним. Значит, до завтра.
- До завтра.
- Был рад, - буркнул гость.
Ветер рванулся в комнату, поднял занавеску, захлопнул дверь, у которой стоял Гаджи. Теперь до него не доходил ни единый звук. Он отошел от двери и вновь взял пудреницу. Она была массивной, похожей на черепаху с выпирающими боками. Гаджи глядел на пудреницу, машинально вертя взятый с того же столика волчок - нехитрую базарную игрушку. Пришла неожиданная мысль. Он высоко поднял брови. Потом поставил волчок на пудреницу и закрутил его. Через несколько секунд передвинул правее - на пудренице могли крутиться и два волчка рядом.
Вошла Зульфия, мрачная, сосредоточенная:
- Ты понял, кто приходил?
- Слава тому, кто воздвиг эти стены. - Гаджи постучал по стене. - Думаешь, быть свидетелем твоих встреч с любовниками большая радость?
- Ревнив, как Отелло. - Зульфия улыбалась. Чувство Страха постепенно оставляло ее. Она подошла к Гаджи, обвила его шею руками.
- Кто же он?
- Американец.
- А... Чего же он хочет, если не любви?
- Ты и в самом деле как Отелло.
- Чего он хочет? - голос Гаджи был тверд, и Зульфии показалось, что в нем зазвучали угрожающие нотки.
- Не знаю! Не знаю! Не знаю!
- А я знаю! - Гаджи перебирал в уме услышанные фразы.
Ну, конечно... У американца какие-то дела с Зульфией, а может, и с Вильке...
- Да, я знаю! И про Вильке и про американца.
- Откуда?
- Может быть, от тебя... - Он расхохотался.
- Что за нелепые шутки? - в глазах у Зульфии была растерянность.
- Ну, хватит об этом. Когда мы встретимся?
- Завтра я отвезу американца в таверну. Это будет около девяти. И могу вернуться в город. Ты придешь?
- Сделаем не так. Останься в таверне. Я приеду за тобой. Впрочем, я еще зайду завтра днем.
- И не будешь сердиться?
- Конечно, нет.
58
Фон Боргман был все таким же важным, знающим себе цену: та же свирепость, та же манера разговаривать.